Аскольд и Дир

–  Дружка, а дружка! Куда ты запропастился? Сколько тебя можно звать!

«К свадьбе готовятся, - догадался Аскольд, и ему стало тошно на душе.
– Сегодня должна быть свадьба. Дай Бог силы и терпения, чтобы выдержать новое испытание!»

Он встал, оделся. Не хотелось никого видеть, ни с кем говорить. Он чувствовал себя жертвенным быком, которого вели на заклание. Подошёл к окну. Внизу увидел много людей, медленно двигавшихся вокруг дворца. Впереди шла старуха с веткой рябины в руках, остальные шествовали за ней и несли принадлежности брачного ложа: подушки, пуховые перины, одеяла, простыни. Аскольд догадался: они совершали обряд против лихих колдунов и колдуний и изгоняли злых духов, чтобы не навредили молодожёнам.

Он вздохнул, потоптался возле двери, наконец открыл её и вышел из горницы. Тотчас кинулись к нему какие-то люди, затащили в светлицу, стали одевать во всё праздничное: жёлтую шёлковую рубаху, штаны драгоценной материи, привезённой из Византии, и сапоги из сафьяна, отделанные жемчугом, перетянули шитым золотым поясом, расчесали волосы. Всё это совершалось под пение свадебных песен, которые исполнялись нарядными девушками.

После этого его повели в дом невесты. Им служил терем боярина Драгомилы, посаженного отца Зои. Впереди шли каравайники с караваями, за ними свечники и фонарники со своими принадлежностями, потом священник Кевкамен и бояре. На некотором расстоянии от них шествовал Аскольд, рядом с ним посаженный отец - Дир, а потом все остальные. На крыльце терема их встречал Драгомир, поклонился и пригласил в помещение.

Посреди гостевой на рундуке, застланном бархатной материей и соболями, сидела Зоя. У неё был вид ангела, только что сошедшего с небес: полуприкрытые глаза, взгляд, устремлённый в пол, покорное выражение лица, безвольно опущенные руки. «Была бы такой всегда, на руках носил», - подумал Аскольд, направляясь к невесте. Но его место было занято каким-то мальчишкой. Он вцепился ручонками в рундук и говорил весело, шутливо:

–  А вот не слезу! А вот не уступлю!

По обычаю надо было дать ему откупное. Аскольд вынул из мешочка, подвешенного на поясе, монетку и кинул в ладонь мальчику. Тот радостно взвизгнул, спрыгнул с сундука и убежал. Аскольд сел рядом с невестой.

Гости разместились за столами, началось пиршество. Все поднимали бокалы, что-то кричали, девушки пели величальные песни. Потом явились две женщины, сняли с Зои венец, вместо него голову накрыли какими-то уборами, Аскольд такие видел впервые.

Наконец посаженные отцы, Драгомир и Дир, поклонились всем присутствующим и объявили, что пора ехать к венцу. Перед крыльцом Аскольду подвели строевого коня, накрытого богато убранной попоной, он вскочил на него и поехал к церкви; со своими людьми он должен был прибыть в неё раньше невесты.

Невеста приехала в красивой повозке. Аскольд помог ей сойти и повёл в храм. Путь их был устлан материей, а место перед аналоем, куда они ступили, забросано соболями.

Кевкамен стал читать молитвы. Аскольд не слушал, у него в голове крутилась одна и та же мысль: скорее бы всё закончилось… Наконец священник соединил их руки, велел поцеловаться: после этого он протянул жениху деревянную чашу с вином. Аскольд отпил из неё глоток и передал Зое; она отведала и вернула ему; так они выпили по три раза. После этого Аскольд бросил чашу и растоптал её, приговаривая:

–  Пусть под ногами нашими будут потоптаны те, которые будут посевать между нами раздор и нелюбовь!

При выходе из церкви их стали осыпать семенами льна и конопли, а некоторые дёргали невесту за рукав и делали вид, будто хотят разлучить её с мужем, а она только теснее прижималась к нему.

Потом молодожёны уселись в повозку и поехали во дворец, где началось шумное застолье, сопровождавшееся различными свадебными обрядами. Приходилось всё это выносить на пустой желудок: им было строго наказано весь день не принимать пи крошки еды.

Аскольд не чаял, когда всё это закончится. Наконец посаженные отцы привели их в опочивальную комнату. По пути Дир шепнул на ухо Аскольду:

–  Ну, брат, не подведи наше мужское сословие!

Аскольд ничего не ответил, только поджал губы.

Кровать была застелена. Внизу были положены снопы, поверх их был постлан ковёр, две перины, которые были закрыты шёлковыми простынями, а на подушки были натянуты шёлковые наволочки, лежало пуховое одеяло из дорогой материи. На полы были брошены ковры, в стенах торчали стрелы с навешанными на них соболями.

Дир и Драгомир поклонились молодожёнам, пожелали им счастливой ночи и ушли. Тотчас Зоя развернулась к Аскольду лицом, обхватила его шею обеими руками и повисла на нём.

–  Наконец-то мы одни!

Он легонько, но настойчиво освободил её руки, спросил:

–  Тебя подсадить на постель?

–  Конечно!

Он легко её подбросил вверх, она закачалась на пухлых перинах, позвала его:

–  Забирайся ко мне! Тут так хорошо!

Он посмотрел на неё долгим взглядом, ответил:

–  Как-нибудь в другой раз!

И ушёл в свою горницу.

В светлицу к ней он пришёл лишь на пятую ночь.

XVI

Весной Есеня вместе с другими купцами из Витичева отправилась со своим товаром в Византию. На пристани провожали Вяхорь с сыном на руках.

–  Ну ты там смотри, - говорил он наставительно, - шибко не балуй. Чтобы всё было ладно и чинно. Слышишь?

–  Слышу, слышу, - отвечала она, а внутри её распирало желание быстрее выйти на просторные днепровские воды и кинуться в неизвестность.

–  Разные гам люди начнут вертеться вокруг тебя, - продолжал Вяхорь, изо всех сил стараясь подавить в себе ревность к мужчинам, которые будут окружать его жену где-то далеко за морем.
– Чтоб ни-ни! Иначе домой не возвращайся!

–  Полно тебе! Неужели меня не знаешь? Главное, наш товар продать с прибытком. Тогда мы сможем и терем новый построить, и обстановку в него новую купить.

–  Мне не терем нужен, а ты!
– почти в отчаянии проговорил Вяхорь.

Наконец корабли отчалили от пристани и поплыли по течению. Есеня стояла на корме, махала рукой, наблюдая, как Вяхорь с сыном становились всё меньше и меньше, пока не слились с толпой. Тогда она вздохнула и стала смотреть в даль. К ней подошёл кормчий Ветрок, сорокалетний крепыш со спокойным взглядом синих глаз. Он улыбнулся ей и спросил:

–  Тяжело было расставаться с семьёй?

Ей так хотелось в плавание, что особой тяжести в груди она не испытывала, но, притворно вздохнув, ответила:

–  А как ты думаешь, Ветрок, легко ли оставлять мужа и ребёнка?

–  Я уж привык. Почитай, двадцать с лишним лет плаваю, но всё равно грусть-тоска сердце раздирает, хоть плачь.

–  Зачем тогда снова в море идёшь?

–  Куда мне ещё? Другой работы не знаю, а купцы платят неплохо. Семья у меня живёт в достатке, дети сыты, одеты. Чего ещё надо?