Асмодей

Аврора с недоумением воззрилась туда, где только что рассеялось мимолетное видение и покорно побрела вслед за своим бывшим палачом, стараясь не смотреть по сторонам, ибо печальная картина душевной низости, как ножом полосовала ее израненное сердце. Должно быть это игры разума.

– Ты видишь его? – строго произнес ведьмак, обращаясь к престарелому кучеру, невесть откуда появившемуся в этой толпе.

– Нет, господин.

– Тогда ищи с воздуха, – уже не сдерживая раздражения, произнес Лионель.

Заинтересованная этими словами, Аврора подняла свою очаровательную головку, не без удивления наблюдая за тем, как старик, минуту назад бывший вполне заурядным человеком, начал превращаться в черного ворона. В один лишь миг его черты исказились, нос вытянулся в черный клюв, тело скукожилось и покрылось угольными перьями. В страхе девушка оглянулась по сторонам, уже ожидая услышать привычные обвинения в колдовстве, но толпа, казалась, даже не заметила того, что здесь произошло. Когда она вновь перевела взгляд на Лионеля, на его плече сидел уже знакомый ей черный ворон.

– Истинная магия сокрыта от глаз непосвященных. Издавна фамильяры служат ведьмам и колдунам. Мы с Тавром вместе с тех времен, когда я еще не ходил под демоническим ярмом. – пояснил колдун. – Лети, – подкидывая птицу вверх, добавил он. – Найди его мне.

– Выходит, ты черпаешь свою силу не от силы Абаддон? – с некоторой наивностью в голосе, произнесла Аврора.

– Нет, я один из немногих магов, чья сила рождается в душе, беря свои истоки от волшебства древних друидов, моих предков. Для того, чтобы осуществлять ворожбу мне не нужны кольца, – Лионель взглядом указал на поблескивающий на ее пальце изумруд, – волшебные палочки и прочие артефакты, которыми пользуются ведьмы во время своих ритуалов. А демоны, демоны могут забрать мою душу, мою жизнь, но ни одному из них не под силу лишить меня магии. Должно быть поэтому я еще жив.

– Но разве можно назвать это жизнью?

– Вполне, если не задумываться о последствиях, ведь не над всем мы властны. Небеса для меня закрыты, а демонам от меня больше пользы здесь, так что и в Аду меня никто не ждет, – ведьмак попытался вложить в свои слова некую усмешку, но вот в интонации его четко улавливалась лишь горечь. В ответ Аврора просто не смогла не одарить его ироничной улыбкой. – Как ты? Сможешь идти одна? – после некоторого молчания произнес Лионель. – Мне нужно встретиться кое с кем.

– Да, мне лучше, – соврала девушка, правда ложь эта была не очень убедительна, но спорить с ней ведьмак не стал, просто выпустил несчастную пташку из своих когтей.

За спиной послышался скрип телеги Смерти, перевозившей несчастных узников на последнее свидание с палачом и уносившей их бренные тела в последний путь. В ее хлипких колесах испачканных в грязи, застряла трава и скромные останки кладбищенских цветов. Весьма печальное зрелище, заставившее беженку из Ада содрогнуться от ужаса, но вот толпа, эта безжалостная толпа при виде этой трагедии завопила почти истерично.

Аврора, подхваченная людским потоком, оглохла, ослепла и не поднимала взгляда, будто сама шла на заклание. Собственно, какая кому разница, кто теперь станет жертвой прожорливого топора? Теперь они все под его лезвием, только многие пока не осознают этого в полной мере.

Оказавшись на площади Сент-Оноре, Аврора была ни жива, ни мертва, как придорожный цветок, прибитый к земле пылью и не имеющий шанса подняться вновь. Асмодей был прав, когда говорил, что не было в жизни зрелища более интересного, чем смерть! Оказавшись в самом сердце готовой разразиться бойни, Аврора застыла в молчаливом ожидании. Сейчас ей чудилось, что уже гремели траурные барабаны, а может это кровь клокотала в ее венах и била по вискам.

– Только бы не поднимать глаз, не смотреть туда, где над головами вот-вот зависнет острие топора, – шептала она самой себе, зажмурив глаза.

Пожалуй, понять ее сейчас мог лишь тот, кто видел разъяренные лица толпы с бурого ложа плахи и чувствовал, как липкая кровь предыдущей жертвы капает на шею. Жаль, что немногим удалось избежать столь печальной доли. А Аврора д’Эневер понимала это, чувствовала, ибо однажды побывав на костре инквизиции, она вовек не сможет забыть тех ощущений, что стали частыми гостями в ее ночных кошмарах.

Вдруг, как по мановению волшебной палочки, шум и голоса затихли; и на эшафот взошел мужчина огромного роста, с алой маской, скрывающей лицо. На ногах у него были старые башмаки, привязанные у щиколоток бечевками, которые издавали до боли противный звук при каждом шаге. Так и не сумев сдержать любопытства, Аврора отважилась поднять голову.

Незнакомец был обнажен, несмотря на легкий морозец этого утра, если не считать коротких, изодранных на коленях холщовых штанов; на правом боку его висел большой тесак, вложенный в кожаные самодельные ножны грубой работы; на правом плече он держал тяжелый железный топор. Это был палач.

– О, сегодня их много… – послышался насмешливый бабский голосина где-то над ухом. – Поделом им, нечего мужей у порядочных горожанок отнимать! Казнить их!

Аврора с раздражением взглянула на кровожадную склочницу, коей оказалась увядающая на вид женщина, перешагнувшая тридцатилетний рубеж. Ее лицо, изъеденное оспой, больше походило на пористую губку, а зловонное дыхание и гнилые зубы делали ее внешность намного отвратительней. Спутанные волосы укрывал изъеденный молью платок, а бесцветные, маленькие глазки, и вовсе придавали ей некое сходство со свиньей. Девушка даже поежилась. И что случилось этим городом? К горлу мадемуазель д’Эневер подступила тошнота. Бежать, как хотелось убежать. К черту соглядатаев, к черту Асмодея и его поручение. Сам найдет ее, когда все кончится и накажет. Обязательно накажет. Все что угодно, но только не это… она здесь словно в клетке – в оковах зловонной толпы…нет…

– Казнить, казнить! – тем временем подхватили голос склочницы десятки зевак. – Предайте их смерти!

– Да! – взревела толпа.

– Продажные женщины! Шлюхи! – Доносились крики у повозки палача, в которой и впрямь были представительницы слабого пола, не желавшие оставаться в долгу у тех, кто из кожи вон лез, чтобы облить грязью несчастных, при этом находясь в относительной безопасности.

– Лицемеры! Завистники! – кричали в ответ приговоренные. – Только вчера мы развлекались на соломенном тюфяке, а сегодня вы горите желанием нас убить!Только бы никто не узнал вашего позора. Видать, подонки, вы уже не в состоянии получать удовлетворение просто так! Что, сволочь, моя мертвая голова доставит тебе большее удовольствие?

Самая прыткая женщина еще орала, нецензурной бранью расчищая себе дорогу на эшафот, но были слышны также и отчаянные стенания, мольбы о пощаде и даже еле слышные молитвы.

«К кому?» – подумала Аврора. – «К кому взывают эти несчастные? Творец покинул этот город! Но коли не готов поверить в Бога, поверь в черта. Он уж точно внемлет», – при этой мысли Аврора оглянулась по сторонам, но встретила лишь жадные лица толпы.

Эти люди были голодны, а власть жестока – вместо еды давала зрелища. Что ж, прекрасный способ накормить всех страждущих – это залить их крикливые глотки кровью, затолкать в них человеческую плоть, пусть радуются. Идущие на плаху в отчаянии встречали своих палачей жестокой бранью. Не сложно было говорить правду перед тем, как навсегда сомкнуться очи и свет жизни покинет тела, ведь дальше и больше осудить уже никто не сможет. Вот оно – отчаяние – прекрасное мерило истины. Аврора в злости закусила губу. Может ли человек по доброй воле захотеть вернуться в Ад? Может, коль на Земле еще хуже. И Аврора захотела этого, возжелала вернуться туда, где правила игры были понятны.