Асмодей

– Кто она?

– Она начало и конец всего, она гармония, от которой Он так старательно пытался избавиться, – Люцифер полоснул ладонь кинжалом, лезвие которого было целиком сделано из метеоритного камня, и темная, почти черная кровь, хлынула в чашу, что покоилась на левом краю алтаря. – Неужели ты думаешь, что венец творения принадлежит только Господу? О, нет, все было иначе. Скажи мне, может ли существовать день без ночи? Добро без зла? Жизнь без смерти? Святость без искушения? Думаешь, человек оценил бы дар существования, не познав боль утраты? В этом и есть суть равновесия! Ты спрашиваешь кто она? Если Бог – это свет и отец всего сущего, скажи мне, кто же мать?

– Тьма, – не веря своим ушам, произнесла она.

Аврора уже слышала подобные речи от Асмодея, но тогда не придала им должного значения, посчитав, что это очередная попытка совратить ее душу, теперь же она, наконец, смогла познать истинную природу этих слов, и правда эта обрушилась на нее всеми своими сложностями и противоречиями. Так что постигать ее приходилось теперь почти в одиночку, поскольку на помощь Асмодея сейчас рассчитывать было глупо, а расспрашивать Люцифера она боялась.

– Да, – кивнул Люцифер, наполняя кровью вторую чашу. – Именно от нее людям и всем прочим порождениям был дарован мятежный дух, который вкупе со свободой выбора привел многих грешников к вратам Ада, а праведников в райские кущи. Именно от союза Света и Тьмы в наших душах родились такие противоречивые эмоции, как любовь и ненависть, сострадание и презрение, гнев и покой, счастье и горе, корысть и самопожертвование. Но зло оказалось куда более притягательным для слабых духом, чем добро. Мечты Создателя о Царствии небесном на земле не оправдались, и Он решил навечно заточить ту, что стала тому причиной, более того, Он решил уничтожить память о ней, присвоив право творения себе, однако не смог закончить начатое до конца. Тьма стала такой неотъемлемой частью нас, что вырвать ее из сердец даже спустя века не представлялось возможным. Такую наследственность не изничтожить, – усмехнулся он. – Но ничто не проходит даром, решения всегда влекут за собой последствия: в рядах небесного воинства произошел раскол: не все из нас были готовы смириться с участью, которая постигла нашу Мать. Дальше история тебе известна: мятеж, небесная битва, низвержение… заточение. Как преданные сыновья, мы разделили участь той, чья кровь бурлила в наших венах. Вот она – ирония! По заветам Творца людям должно чтить своих родителей, но в нашей ситуации – это неразрешимый парадокс! Избрав сторону одного, мы впали в немилость второго. А вы все ждете от него справедливости…

– Мне жаль, – только и смогла вымолвить Аврора.

– Жаль? Не стоит! Таких, как мы не принято жалеть! – усмехнулся он, становясь по центру подле алтаря.

Темнейший князь замолчал, устало прикрыв веки, со стороны скорее напоминая человека, пытающегося принять какое-то судьбоносное решение, чем на грозного властелина Преисподней, но секундой спустя глаза Люцифера распахнулись, излучая такой яркий свет, что Аврора прищурилась. Тишину разрушил его голос, который из привычного слуху приятного баритона стал похож на отвратительный звук пилы: оглушающий и раздирающий душу на части. Енохианские заклятия разнеслись по огромному залу, отражаясь от стен и заставляя закипеть воду в разлившемся под ногами озере. В то же мгновение кровь, наполнившая чаши у алтаря забурлила и вспыхнула синим пламенем, выпуская черные клубы дыма.

– О, силы небесные, – одними губами прошептала Аврора, с трепетом наблюдая за тем, как дым спиралью окутывает высокую фигуру Люцифера, наполняя собой все его существо.

С первым же вдохом горячий дым наполнил его легкие, заставляя откашливаться и беспомощно ловить ртом воздух, пытаясь снова вдохнуть. Владыка пошатнулся назад, но решимости не утратил. Тем временем пламя, вырвавшееся из чаш, растеклось по алтарю, вставая перед ним стеной. Люцифер простер руки в стороны, пытаясь держать огонь в узде, потому и концентрировался на том, чтобы контролировать стихию, а не тушить. Сейчас все вокруг утратило для него значение: не важно, что за порогом обители бесчинствует война; не важно, что голова разрывается от боли, а силы покидают тело. Он выдержит, пройдет испытание и получит благословение. Он обязан!

В какой-то момент Владыка и вовсе потерял границу между собой и пламенем. Казалось, они слились воедино в страшном противоборстве. Великая сила – огонь! Обычно родная для падших стихия сейчас превратилась в смертельного врага, но даже не смотря на это, она была прекрасна в своей первобытной жажде уничтожения. Огонь танцевал перед Люцифером, его оранжево-красные и синие языки оставляли на коже поцелуи, а завораживающее волшебство царило в каждом его движении. Владыка чувствовал его красоту, как раскаленную лаву в собственных венах; чувствовал, как тело откликается на этот зов; чувствовал, как сгорает под натиском этого пламени.

«Отступись», – твердило его сознание, – «есть силы, совладать с которыми не сможешь даже ты!» – но в тот момент, когда он готов был отступиться, женский голос прозвучал где-то на дальних рубежах его сознания, – «Никакой огонь не опалит твои крылья, ибо ты и есть огонь!»

Это было то самое благословение, коего он так ждал. Вдохнув последнюю порцию ядовитого дыма, он вдохнул и неведомую досель силу Тьмы. Она прошла сквозь его тело, наполнила каждую клеточку, создавая незримый щит между ним и пламенем. Будто почувствовав это, первородная стихия, вспыхнув в последний раз ярким заревом, начала медленно угасать, пока и вовсе не исчезла.

Опустив дрожащую от напряжения руку, Люцифер устало привалился спиной к зеркальному камню. Дыхание его сбилось, перед глазами стояла кровавая пелена, но разве эта высокая плата за обладание столь великой силой? Он довольно усмехнулся.

– Ну что, мадемуазель Д’Эневер, – произнес он, ловя на себе наполненный ужасом взгляд Авроры, – первый шаг к победе сделан.

– Мессир, – пролепетала она, – Ваше лицо…

Инстинктивно Люцифер коснулся собственной щеки, чувствуя, как гладкую доселе кожу избороздила паутинка шрамов. Воззрившись в отражение на каменной глади, он отшатнулся в сторону. Будто из потустороннего мира на него смотрело существо абсолютно незнакомое: лицо обезобразили синие, напоминающие вздутые вены, рубцы; выцветшие глаза налились кровью; губы посинели, а кожа на левой щеке обвисла, как у древнего старца. Нет, зеркала не врали. Никогда не врали! И сейчас они отражали всю глубину его жертвы, ибо от лучезарной внешности падшего архангела не осталось и следа.

Поднеся к лицу огромный перстень, сияющий на безымянном пальце, он попытался вернуть себе былую красоту. На секунду прозрачный, будто слеза, алмаз помутнел, вбирая в себя магию проклятия, но эффект оказался таким же долговечным, как карточный домик, сложенный у открытого окна. Вот она – горькая ирония. Всю свою жизнь Люцифер желал стать сильнее Бога, желал одержать победу в тяжбе тысячелетий, но теперь, когда он заполучил силу, способную испепелить все сущее, почувствовал себя сброшенным в куда более глубокую бездну, чем та, что была ему определена свыше.

– Определенно, мне повезло с семьей, – усмехнулся Люцифер, и в голосе его прозвучала едва скрываемая обида. – Отец забрал свободу, навеки заточив в адской бездне, а мать – лицо. Хвала им и почтение.

– У всякого колдовства есть своя цена, – вспоминая слова Лионеля, отозвалась Аврора. – Это дань, которую все платят.

– Занятная философия. Что ж, волею высших сил Дьявол должен быть уродлив. Тысячелетия назад, встав на сторону матери, я похоронил святость Самаэля, сегодня умер и светозарный Люцифер, – глядя в зеркало второго алькова, где начали прорисовываться очертания прекрасного лика, застывшего в камне, усмехнулся он. – Так пусть же Дьявол живет!

– Не так страшен черт, как его малюют, – проговорила Аврора.

– Нет, просто те, кто живут рядом с ним, перестают бояться, – отчасти шутливо, отчасти с упреком произнес он, направляясь к вратам.

– Владыка, а я…

– А ты оставайся здесь. Когда все закончится, Асмодей или кто-то из его подручных вернется за тобой. Это приказ!

Встав у подножия «храма» Люцифер залился таким свистом, что даже гранитные стены задрожали. В то же мгновение, ответом на его призыв прозвучал орлиный клич, и свет Венеры, проникавший сквозь врата, затмила тень исполинских крыльев неведомого существа. Внешне зверь отдаленно напоминал мифического грифона с львиным телом и орлиными крыльями, но голова его была драконьей с двумя косыми рогами. Размером чудовище, облаченное в броню с сигилом темного владыки, было куда больше Нифелима, да и смиренным характером судя по всему не отличалось, ибо едва завидев пред собой фигурку Авроры, набросился на нее, как жадный до крови стервец. Не удержи Люцифер своего питомца, девушке в очередной раз пришлось бы пройти через все круги Ада.

– Не высовывайся, – прошипел он, срываясь с места. Но никакой высочайший запрет не мог побороть природное любопытство. Едва темный силуэт Люцифера скрылся из поля зрения, Аврора выскочила из своей скорбной обители. Да только бежать ей было некуда.

Казавшийся обыкновенной пещерой Сумеречный храм снаружи оказался самым настоящим, высеченным из монолитной скалы замком, парящим над лавовым озером, затерявшимся на пустоши. Достаточно узкие башни, распарывали острыми шпилями небеса; арочные окна-обманки, наполированные до блеска, отражали лучи Венеры, а кругом было пламя и смерть. Воистину непреодолимая твердыня. Вход в святилище окружала массивная колоннада, соединенная меж собой готическими арками черного камня; с обеих сторон врата охраняли мраморные статуи гарпий, держащих в когтистых лапах чаши, в точности повторяющие те, что стояли на темном алтаре.