Атлантида. Часть 2: Радуга

– Да, - ответила она.

– Зачем ты это сделала?

– У меня было много причин сделать это и ни одной, чтобы не сделать, - проговорила она, собравшись с силами.

– Ты знаешь, какую из причин мне нужно услышать.

Нора кивнула. Когда она заговорила снова, в ее голосе слышались подступившие к горлу слезы.

– Яшма сказала правду. Храм нашли из-за того, что один из нас рассказал про него. Это был мой дед, Рыжее Пламя. Стражники допрашивали нас вдвоем, они пригрозились изнасиловать и убить меня у него на глазах, если он не скажет им... Он не смог молчать.

Закончив, она продолжила прямо стоять на коленях, глядя на Солнце, но ее плечи дрожали, она едва удерживалась от рыданий.

– Вернись к нашим, - велел ей Солнце.

Буревестник сделал знак Барракуде, чтобы та тоже ушла.

Девушки вместе вернулись в толпу, Нора ушла к оранжевым, Барракуда молча встала возле меня. Краем глаза я видел, как край ее губ тянется вверх в кривой улыбке.

– Моим людям не пришлось бы делать этот выбор, если бы не ты, - сказал Солнце, глядя на Яшму. Он знал, что должен поступать справедливо, знал, что все присутствующие сейчас думают о словах Барракуды насчет цвета его камня.

– Мне тоже не пришлось бы делать свой, если бы не ты. Но нам нечего прощать друг другу, - спокойно ответила Яшма, дав ему оставить свое решение неизменным.

Тут по площади разнесся стук камня. Все тут же обернулись к ящику.

– Я хотел положить белый, - пояснил Погодник, убирая пустую руку. Пока все смотрели на Барракуду и жриц, он успел очнуться от обморока и вернуться за стол.

Луна тоже положил свой камень.

– Четыре против двух, с Яшмы снимаются все обвинения, - объявил Карпуша, чтобы все слышали.
– Ты останешься с нами на правах жителя и защитника Огузка!

Я опустил голову, шумно выдыхая: неужели этот кошмар наконец-то закончился!?

– Сейчас ты можешь выбрать любую стаю, где останешься, - сказал Карпуша.
– Но лучше иди к зеленым, там ты нужнее.

– Она пойдет к желтым, она же прирожденный кузнец!
– возразил Василий.

– Я останусь в красной стае, - ответила Яшма. Она опустилась на свое место, не в силах больше стоять. Только что четыре белых камешка вернули ее с того света.

– Красные погибли во время землетрясения, - объяснил Карпуша, смотря на нее, как на дурочку.
– Их больше нет.

– Я же есть. Значит, я буду за красных, - ответила она.
– Погребу миналию, а дальше как пойдет.

Наконец, все было решено. Люди стали расходиться, а я мог подойти к Яшме.

– Что бы ты там ни собирался говорить, давай потом?
– попросила она, встретив меня измученным взглядом.
– Это было непросто.

Я покачал головой и крепко обнял ее, стараясь не задеть больные ребра. Она не сопротивлялась, но ее руки остались прямыми.

Мы простояли так несколько секунд, а потом над нами раздался рев Карпуши.

– Эй, белая глиста! Грабли в зубы и работать, и так кучу времени потратили! Ты!
– он обратился к Яшме.
– Идешь с нами?

– Мы только вчера наложили ей швы на рану, сегодня она ничего делать не будет!
– сказал я, прежде чем она успела открыть рот.

– Куда ей работать, когда надо праздновать!?
– к нам подоспел Василий. Он довольно потрепал Яшму по плечу.
– Эх, и набедокурила ты, девочка! Об этом суде люди еще долго вспоминать будут.

– Выпить мне сейчас точно не помешает!
– сказала она, отстраняясь от меня и вставая рядом с Василием.
– Я буду у желтых.

– Встретимся вечером, - кивнул я.

– Пошли-пошли, миналия сама себя не разгребет!
– не отставал Карпуша.
– Молодняк, воды вас забери!...

Подрывник был неумолим, он почти силой тащил меня с площади.

Так как большинство жителей были на суде, миналию нам не приносили. Но как только оранжевые разошлись по местам и увидели, что творится в их водных грядках, телеги с водорослью повалили одна за другой.

Я старался грести за троих в тот день, чтобы Карпуша отпустил меня хоть немного пораньше. Часов до семи вечера он и слышать об этом не хотел, но потом вдруг сжалился и разрешил мне идти по делам.

В этот раз я дошел до Банных Гротов и хорошенько вымылся, затем вернулся домой, чтобы переодеться в самую приличную рубашку, которая осталась у меня после того, как часть моей одежды перекочевала в собственность к Яшме.

Когда я пришел в свой дом, отсутствие гамака и крыски сразу бросилось мне в глаза. Никак не мог я привыкнуть к тому, что теперь мой дом совсем пустой... Что ж, может, и недолго он пустовать будет.

По пути к желтым я зашел к оранжевым. Немногочисленные люди, бродившие по улицам, провожали меня внимательными взглядами, но не подходили и идти не мешали.

Я нашел Нору недалеко от одного из лазаретов. Она готовила лекарства, сидя у котла в центре своего шалаша.

Когда я зашел, она сидела, подмяв ноги под себя и склонив голову на грудь. Мерно помешивая варево, она тихо что-то напевала.

– Привет, - сказал я, обращая на себя ее внимание.

Нора вздрогнула и оглянулась. Увидев, что это я, она помрачнела и отвернулась.

– Зачем ты пришел?
– спросила она.

– Нужно поговорить, - произнес я, садясь у котла напротив нее.

– Хочешь сказать мне, что нехорошо травить беззащитных убийц?
– Нора смотрела на меня настороженно, как будто думала, что я мог ей что-то делать. Похоже, она решила, что я пришел, чтобы высказать ей за то, что стало известно на суде.

– Хочу спросить, как Солнце поступил с твоим дедом.

– Он ничего не сделал. Ни ему, ни мне, - она продолжала разглядывать меня, словно ожидая чего-то.
– Но не все оранжевые с ним согласны. Меня и так не любили после Бивня, теперь это... Меня теперь называют Черной Жрицей, ведь я несу смерть, - она вздохнула и болезненно скривилась.
– Ты пришел сказать, что теперь помолвке конец, да?

– Да, - ответил я, чувствуя себя протухшим моллюском.

Бросать ее одну сейчас - худшее, что можно было сделать на моем месте. Что бы там ни произошло, у Норы не было выбора: она защищала своего последнего оставшегося в живых родственника, а он в свое время защитил ее от толпы стражников. Никто не был виноват в том, что произошло.

– Я не собираюсь ни в чем тебя винить, ты поступала так, как я сам мог поступить на твоем месте, - сказал я.
– Я не могу сдержать свое обещание по другой причине.