Атланты. Книга вторая

– Всё объясняется просто, господин подсотник,- обратился ко мне, вытаращившему глаза и сжимающему кулаки, советник Лоренц.- С идеей жертвоприношений наш достойнейший понтифик носится давно. Некоторое время тому он нашёл Корделию и предложил ей написать стихи. Ну там, о страхе перед Древними богами, о пользе жертвоприношений и тому подобных мерзостях. Но получил решительный, а возможно и грубый отказ.

– Я вырву её змеиный язык !!!- завизжал жрец.

– Да никому ты ничего не вырвешь !- вспылил я.

– Молчи, славянин ! Поганое племя ! Порождение псов и свиней ! И без тебя разберусь !

Я понял, что стою на ногах лишь потому, что в меня врезался Старик. Вид у меня, похоже, был ещё тот, даже жрец попятился.

– Кстати, экселенц,- сказал я.- Слушайте:

А караульный ваш устав

Зубрил я с пеною у рта,

Но, сотни раз его листав,

Так и не понял ни черта.

– Ратибор, прошу тебя: не надо,- прошептал Старик.

– Что ж ты стоишь, болван ?- спросил градоправитель жреца, кинув в него облупленной виноградной кистью.- Беги !

Потом сознание у меня выключилось, оставив в памяти лишь отдельные фрагменты произошедшего. Вот я бегу по площади, преследуя главного жреца. Вот вскочил на лестницу, и охранники разлетелись от меня в разные стороны. А вот я уже лежу, ткнувшись мордой в каменный пол с вывернутыми назад руками, на спине и ногах у меня сидит чуть ли не с десяток солдат комендатуры, а багровый от бешенства Старик орёт:

– Под домашний арест ! И попробуй хотя бы нос высунуть за дверь без моего разрешения ! Разжалую в рядовые и отправлю к чёртовой матери в самый дальний гарнизон !

Окончательно я пришёл в себя в канцелярии сотника Тана. Меня отпаивали вином; командир смотрел мрачно, а Вирд с Гертом - сочувственно. Потом я был бережно доставлен домой Добрыней и сдан Камилле.

Кто бы там что ни говорил, а Корделию надо спасать, раз так дело оборачивается. Понадобится - так сам тюрьму штурмовать полезу.

Некоторое представление о своих подвигах я получил, когда совсем стемнело. Камилла любила поболтать через ограду с соседской рабыней. Я лежал на крыше, а они как раз этим занимались. И Камилла, захлёбываясь от восторга, говорила громким шёпотом:

– А когда Ратиборушка ворвался в храм, на него накинулось шесть охранников. И он их всех так разделал, что никто из них сам на ноги подняться не смог. А после того он ещё жрецам морды бил...

Мне, как порядочному человеку, пришлось подать голос:

– Камилла, я всё слышу.

– А самого главного Ратиборушка загнал на крышу, его потом десять человек оттуда снимали. Вот так, поняла ?- не унималась Камилла.

Вопроса соседской рабыни я не расслышал, а ответ был таким:

– Ну да, наказали. Сидит вот теперь под домашним арестом, и без разрешения господина тысячника я его не выпущу. Но, думаю, это ненадолго.

А я лежал на крыше и мучился вопросами. Когда успокоится Старик ? И захочет ли он помогать мне ТЕПЕРЬ ? Старик ведь просил меня, а я...

А что я ? Меня там и не было. Это жрец устроил погром в храме, именно он привёл меня в такое состояние. Ярость гнала меня в храм, ярость валила на пол охранников и жрецов, ярость натворила бы там дел, не прибеги туда Старик.

Звёзды молчали и не давали мне знака.

– Ратибор, ты там не заснул ?- спросила Камилла со двора.

– Нет ещё.

– Я пойду спать, если ты не против. Устала что-то.

– Пусть боги пошлют тебе добрые сны.

– И тебе.

***

Утром посыльный от сотника Тана оповестил меня о том, что я должен находиться у себя вплоть до особых распоряжений. Подстраховывается командир, понимает, что у меня нынче не всё в порядке с головой. Но как же я буду находиться у себя, если Корделию собираются принести в жертву ? Хотя, быстро такие дела не делаются, да и городская верхушка против.

Чего только я не передумал за это утро !

С крыши мне хорошо был виден солдат из отряда Вирда, сидевший в тени напротив моего дома. Я обратился к нему:

– Эй, ты чего тут делаешь ?

Солдат поднял голову, увидел меня и ответил:

– Приказ господина сотника.

– Ну а если я вдруг выйду из дома ?

– В таком случае мне приказано бежать в расположение и докладывать дежурному.

– Так. А почему не командиру ?

Солдат осмотрелся по сторонам и жестом попросил меня придвинуться к краю крыши. Я свесился вниз, а он подошёл вплотную к стене моего дома и сказал вполголоса:

– Только учтите, господин подсотник, я вам этого говорить не должен. Командир ушёл к господину тысячнику, а оттуда они оба отправились к градоправителю. Но я вам ничего не говорил !

Значит, Старик всё-таки не держит на меня зла.

Я спустился с крыши, взял в руки старинный пергамент, но чтение не лезло мне в голову. Солдат всё так же сидел под стеной, ожидание его скрашивал кувшин с холодным пивом, вынесенный ему Камиллой. В это же самое время Старик общался с градоправителем по поводу того, сколь неуправляемы в нынешние времена офицеры малого звена; старший жрец объяснял сотнику Тану, что вчера он совсем не то имел в виду и уж конечно не хотел меня оскорбить, а Корделия, сидя на лежанке, размышляла о природе, создавшей всех мужчин практически по одному шаблону: то скачет вокруг тебя, и ручку ему дай, и звёзды для него потускнели, но как только начинаются какие-то трудности, офицера этого и след простывает.

Посыльный пришёл за мной ближе к обеду. Я высмотрел его издалека. Он ничего мне не сказал. Я ничего не спрашивал. Просто мы молча отправились к градоправителю.

Там присутствовали Старик, Лоренц, туда же привели Корделию. Сотник Тан прибыл одновременно со мной. Градоправитель возлежал на низкой лежанке, за его спиной стоял раб с кувшином. Советник Лоренц и Корделия старались друг на друга не смотреть.

– Все в сборе,- объявил Старик.- Можем приступать. Итак, советник, каковы обвинения против этой женщины ?

– Но ведь ваш офицер отказывается свидетельствовать,- проворчал советник.- Его солдаты, нетрудно догадаться, последуют примеру командира.

– Можете не сомневаться,- уверил его сотник Тан.

– А ваши шпионы, советник ?- подал голос градоправитель.

– Ах, о чём вы говорите ? Эдакие бездари, просто тошно. Никто из них, господин градоправитель, не вспомнил ни строчки из творчества нашей всеми любимой Корделии. Это вам не Ратибор. Да и не хотелось бы мне их раскрывать.

– Внятных обвинений нет,- сказал градоправитель Старику.