Авдотья, дочь купеческая

Она даже облегчение почувствовала, что не самой решения принимать, что рядом плечо отцовское.

— Я бы вас с Глашей здесь оставил, да ведь не останетесь, — сказал Михайла Петрович и широко улыбнулся, увидев возмущённые взгляды своих сударушек. — Без мага отряду опасно, потому остаётся Николай. С нами в сопровождение поедут Демьян и ярославские, кроме Захара.

— Чем я прогневил тебя, хозяин? — спросил потрясённый таким решением Захар.

— Напротив, Захар. Знаю, всегда спину прикроешь, вот и сейчас это надобно. Здесь командиром оставляю тебя и… — Михайла Петрович обвёл взглядом командиров ватажников и продолжил: — и Аграфену. Вы двое не дадите прочим в неравную битву ввязаться, или из пушки, к примеру, без толку пульнуть.

— Это я смогу, твоё степенство, — сказала Аграфена. — Орудие-то у меня в сарайке под замком амбарным. — Она повернулась к Тихону и, сунув дулю под нос, произнесла: — Вот тебе и твоим пушкарям, а не ключи, пока матушка барыня не возвернётся. А то уж какой день талдычите: обстрелять надо пушечку. В бою обстреляете.

Все рассмеялись, вместе с Тихоном. Что ему был тот замок: пару раз петли топориком поддеть, и ключа не надо. Но приказа нарушать Тихон не собирался.

— С обозом вашим сама пойду, — сказала Ворожея. — На дальний путь Волхвы благословление дали.

— Всё хорошо, вот только не знаем мы, где командующий находится, — задумчиво проговорила Глаша, рассматривая карту, висящую на стене.

— Да нам и нет в том нужды, — ответил Михайла Петрович. —Главное, до переднего края армии нашей добраться. А там, только узнают, кого везём, сами нас до ставки доставят.

— Покуда нас не будет, нападайте лишь на небольшие отряды фуражиров, зазря не рискуйте, — приказала Дуня, глядя при этом на Оську.

— Да я даже ежели захочу рискнуть, не смогу, — обиженно ответил Оська, приподнимая руку в лубке и кивая на стянутую повязкой грудь.

— Небось, донесли уже матушке барыне, как ты на лошадь пытался влезть, — поддел друга Тихон и хотел, как обычно, хлопнуть по плечу, но вспомнил о ранении и руку отвёл.

— Завтра на рассвете выходим, — подытожил Михайла Петрович. — Всем собраться, приготовиться, провиант на кухне получить.

Аграфена охнула и поспешала на выход. За склад продуктов отвечал дворецкий, и выдал бы всё необходимое, но кухарка привыкла сама всё контролировать. У крыльца она чуть не сбила с ног Тасю и Нюру. Личные горничные Дуни и Глаши не долго без дела маялись, вошли в отряд Аграфены и успешно в нескольких вылазках участвовали. Поначалу они малость носы перед деревенскими задирали, а после накоротке сошлись. Даже женихами обзавелись, ведь хозяйка пообещала после войны крепостным вольную дать. Из свободных мало кто с крепостными в брак вступал, это значило — своими руками себе ярмо на шею повесить.

— Авдотья Михайловна, Глафира Васильевна, дозвольте слово молвить, — обратилась к хозяйкам более шустрая Тася.

— Говори, что случилось? Не обидел ли кто? — спросила Дуня, уж очень вид у горничных был серьёзный.

— Мы тут подумали, — продолжила Тася, — это здесь, в поселении наши услуги не нужны, а в дороге благородным госпожам никак нельзя без горничных.

— Ежели что, мы тотчас в путь соберёмся, — добавила Нюра.

Дуня переглянулась с Глашей и ответила:

— То, что нельзя благородным госпожам, можно командиршам народного отряда. Спасибо, милые, но в городище вы сейчас нужнее будете.

— А вот вещи в дорогу собрать помогите, — сказала Глаша, чтобы не обижать верных горничных.

На рассвете, как и задумывалось, отправился в путь обоз из всадников и двух телег. На одной везли продовольствие, на второй ехали находящийся под заклятьем генерал и Ворожея. Провожать всё поселение вышло. Негромко молился за путников отец Иона, шептали свои пожелания лёгкой дороги Волхвы, старательно махали руками зевающие ребятишки. Восходящее солнце освещало верхушки деревьев с начинающими желтеть листьями…

В один из осенних дней в селе Тарутино, где располагалась ставка главнокомандующего, в штабе Михаил Илларионович Кутузов беседовал с парламентёром от французов маркизом Лористоном. Эти беседы за неделю, что находился в расположении русских войск парламентёр, стали своеобразным ритуалом. Маркиз Лористон с прямотой военного генерала, коим и являлся, пытался завести разговор о перемирии или мире — предложении Наполеона. Михаил Илларионович с искусством опытного царедворца от этой темы уходил, то прямо, то переводя её на что-то другое. Единственное, что он сделал, отправил гонца к Александру I, но русский император французскому отвечать на предложение мира не стал.

В этот день маркиз вновь попытался узнать мнение главнокомандующего русских об интересующем императора вопросе. Делал он это, скрепя сердце, ведь сам считал, что попытка заключить мир будет принята русскими за слабость. Он даже пытался донести это убеждение до Наполеона, но был жёстко одёрнут. Звучащие в голове слова Наполеона: «Мне нужен этот мир», заставляли маркиза повторять бесплодные попытки.

Кутузов, в свою очередь принялся недвусмысленно намекать парламентёру, что тот загостился. Михаил Илларионович упомянул, что гонец вернулся из столицы с пустыми руками. Выглянув в окно, заметил, что скоро начнутся осенние дожди, дорогу размоет и если кто собирается в путь, то лучше выезжать незамедлительно. Маркиз понимал, что игнорировать подобный намёк уже нельзя, но с ответом не спешил.

В этот момент в просторную избу сельского старосты, где находился штаб, вошёл адъютант.

— Ваше высокопревосходительство, разрешите вас отвлечь, — произнёс он.

Кутузов легко поднялся с лавки и подошёл к адъютанту, после тихого доклада, он повернулся к маркизу и сказал:

— Народный отряд пленного привёз. Думаю, маркиз, вам будет интересно полюбопытствовать, кого наши крестьяне поймали.

Вид при этом у Михаила Илларионовича был настолько красноречивый, что маркиз поневоле вспомнил данное главнокомандующему прозвище. Сейчас тот, как нельзя более напоминал хитрого северного лиса.

Михайла Петрович, Дуня с Глашей и Ворожея, стояли около телеги с пленным и ждали, как было велено. Михайла Петрович не ошибся в своих расчётах. Первый же встреченный казачий разъезд доставил их обоз в ставку. В селе Тарутино, и без того немалом, путники встретили не только солдат и офицеров армии, но и ополченцев. К обоюдной радости, они оказались из Ярославля. Оставив отряд с земляками, командиры и Ворожея отправились к штабу. Там адъютанты велели ожидать. Один отправился за Кутузовым, которому, как оказалось, уже присвоили звание фельдмаршал, второй — за магами и лейб-медиком.

Из штабной избы вышли двое. Фельдмаршал оказался в годах, седой, грузный, с шрамом над бровью, наполовину прикрытым правым глазом, словно затянутым легкой дымкой. Удивил спутник Кутузова — французский генерал, который держался слишком свободно для военнопленного. Но вскоре прояснилось, кто он.

При приближении фельдмаршала, Дуня с Глашей сделали реверанс, Ворожея и Михайла Петрович поклонились. Легко кивнув, Кутузов кинул взгляд на телегу и обратился к французу:

— Узнали пленного, Маркиз? Вот у нас каковы удальцы в народных отрядах, самого Чёрного колдуна захватили. Думаю, вам стоит доложить своему императору о пленении генерала Жюно. Немедленно. — после этого он обернулся к адъютанту: — Распорядись, чтобы парламентёра проводили до наших позиций и обеспечили полную безопасность. Доброго пути, маркиз.