Авдотья, дочь купеческая

— Только не убивай Платона, папенька, не его вина, что мужского воспитания не получил, что маменька с тётушками над ним по сю пору, как над цыплёнком неразумным кудахчут, — попросила Дуня, когда отец рассказал о своих планах.

— Обещать не буду, — сказал Михайла Петрович и, смягчившись при виде встревоженного лица дочери, добавил: — Коли с первого удара до смерти не зашибу, пусть живёт.

— Глаша! Ну хоть ты скажи ему, — обратилась Дуня к подруге.

Глаша улыбнулась и ответила:

— Ты всегда меня жалостливой называла, подруженька, а сама-то куда мягче оказалась. Поговорка, что муж да жена — одна сатана, не про вас с Платоном. А вот для нас с Михайлой хорошо подходит. Сама бы твоего благоверного прибила, поверь, ни одна жилочка бы не дрогнула. Жаль не могу, клятву дала. Ой!

Сообразив, что проговорилась, Глаша прикрыла рот рукой, но слово уже вылетело и на неё устремились два любопытных взгляда.

— Это кому это жёнушка моя любимая клятвы даёт? — спросил Михайла Петрович, шутливо нахмурив брови. Глаза же его поблескивали в предчувствии занимательного рассказа.

Делать нечего, пришлось Глаше сознаваться в сговоре с Демьяном, Платона не трогать.

— Не захотели грех на душу брать, — задумчиво протянул Михайла Петрович, покачивая головой.

— Да взяли бы, грех и отмолить можно, побоялись, что не простит нам Дунюшка подобного самоуправства, — ответила Глаша.

Дуня, от возмущения потерявшая дар речи, только рукой махнула, а когда обрела способность говорить, в гостиную вошёл дворецкий. Он доложил, что прибыли посланцы от самого императора.

Гвардейский полковник и два поручика, привезли медали для награждённых и приглашение для графини Авдотьи Михайловны Лыковой на бал во дворце. Император Александр I в честь побед русской армии и для поддержания духа народного, велел провести бал, где собирались чествовать дворян, героев войны. Для простых же людей в этот день в столице, отстраивающейся Москве и крупных губернских городах император предписал провести гуляния. Указом он выделял на это средства из казны и призывал меценатов принять посильное участие.

Дуня тут же отправила коляску за Ворожеей. Пока ждали, посланцев усадили за щедро накрытый стол. Дуня как хозяйка имения и Михайла Петрович с Глашей присоединились к гостям, потчуя и ведя приличествующую беседу. От крепкой настойки офицеры не отказались, но выпили всего по две стопочки, они бы и одной ограничились, но Михайла Петрович заявил, что по одной нельзя, чтоб не захромать. Дуня с Глашей переглянулись беспокойно, не раз эту присказку слышали. С неё обычно начиналось, дальше шло: «лошадкам-то тоже хромать не пристало», а после четвёртой рюмки уж и уговаривать не нужно было, гости сами во вкус входили. Но Дуня с Глашей зря беспокоились, Михайла Петрович прекрасно разбирался в том, кого и как угощать. Ему, выходцу из крепостных крестьян, и с губернатором, и с предводителем ярославского дворянства за одним столом сиживать доводилось.

Медали, что торжественно вручил полковник, оказались разными. Дуня получила серебряную медаль «За магическую доблесть I степени», Глаша с Ворожеей — бронзовые «За магическую доблесть II степени», а Михайла Петрович — серебряную «За любовь к Отечеству», к каждой медали прилагалась премия по сто рублей золотом. Одинаковыми были Владимирские ленты, красные с двойной чёрной окантовкой, на которых медали полагалось носить.

— Благодарю за службу! — произнёс полковник.

Награждённые, которых заранее подучил один из поручиков, ответили в один голос:

— Служим царю и Отечеству.

Слившиеся низкий мужской и высокие женские голоса заставили звякнуть стёкла в гостиной. Полковник посмотрел одобрительно. В первый раз довелось ему награждать гражданских, более того, впервые за всю историю награду получил язычник. Вернее, язычница. То, что Ворожея присоединилась к остальным не только в битве с врагами, но и в ответе на награждение, лучше всяких слов убеждало о лояльности язычников к властям и новой вере. Полковник решил, что по прибытии обязательно стоит доложить об этом императору.

Посланцы царя покинули имение сразу после награждения. На предложение остаться, отдохнуть перед дальней дорожкой, полковник с сожалением отказался, сославшись на службу. Все обитатели имения наблюдали, как уезжают по расчищенной от выпавшего снега аллее всадники, как поднимается в воздух пар от дыхания людей и коней. Морозы и впрямь ударили необычно рано.

Когда всадники скрылись из глаз, Аграфена поманила Ворожею и утащила на кухню. Туда же собрались и кучера, и конюхи, и служанки, и освоившиеся в особняке Ванятка с Васяткой. Всем хотелось посмотреть и потрогать царёву награду. Нет, хозяйка с её подружкой и папенькой, тоже не отказались бы медали показать, но неудобно бы было в руках вертеть или, как Ванятка, на зуб пробовать, настоящая или нет. Правда, он за то получил тумак от Стешки и насмешку от брата.

— Золото на зуб нужно пробовать, — сказал Васятка и вопросительно посмотрел на Ворожею. О золотых рубликах они тоже знали. Зря что ли вместе с тёткой Аграфеной под дверью во время награждения подслушивали. Ворожея улыбнулась и золотой червонец посмотреть дала.

— Смотри-смотри, когда ещё такой в руки попадёт, — подшутил над мальчишкой Кузьма.

— А нас дядька Михайла на купцов выучит, мы много-много денежек заработаем, — серьёзно ответил Васятка, а Ванятка добавил:

— Обещаем, с первой прибыли купить тебе, тётка Аграфена, и Стешке по полушалку.

— Евсейка тоже обещал по платку подарить, как вырастет. Будем с тобой, Стеша, как барыни, кажный день наряды менять, — сказала Аграфена и, вздохнув, продолжила: — Жаль, крестничек мой отказался на учёбу ехать, когда Михайла Петрович звал. Но оно и понятно, он в семье своей один кормилец, дедка-то совсем старый. Ох, совсем забыла сказать, нашу-то Авдотью Михайловну сам император на бал пригласил.

Старший конюх, который тоже на кухню пришёл, торжествующе обвёл всех взглядом и воскликнул:

— Вот! А я, как только хозяйка здесь появилась, сразу сказал: таким кралечкам на царёвых балах танцевать надобно.

— Наши ярославские девицы такие, хороши и в боях, и на балах! — поддержал конюха Демьян.

Пока слуги рассматривали медаль Ворожеи, Михайла Петрович велел дворецкому позвать Николая Николаевича и Захара в серебряную гостиную. Кабинет хозяина имения, по мнению Михайлы Петровича, был маловат и тесноват. Выслушав искренние поздравления от друга и управляющего, Михайла Петрович произнёс: