Авеню Анри-Мартен, 101

— Мы тоже их слышали.

— …остальное вы знаете.

— Куда их увезли? — спросила Леа.

Максим отвел глаза; ответил его брат, Жанно.

— В Буска, в здание гестапо.

— Всех троих?

— Да.

— Но они же были ранены!

— Этим скотам наплевать… Раненых они бросают умирать в подвале.

— Ничего нельзя сделать?

— Сейчас — нет.

— Ах!..

— Экзюперанс, не теряйте мужества. Придет время, и они заплатят за все, — сказал Максим. — А пока мы спрячем вашего раненого, вылечим его и переправим в Северную Африку.

— У вас будут большие расходы, — сказал Тавернье, — возьмите эти деньги.

— Месье, — ответила мадам, — мы делаем это не за деньги.

— Я знаю, мадам Лафуркад, — то, что вы делаете, не имеет цены, но услуги врача, проезд по железной дороге стоят денег… Экзюперанс, теперь все в порядке, нам не стоит здесь долго оставаться.

— Он прав, вам нужно ехать, пока не начался комендантский час.

Франсуа поклонился мадам Лафуркад.

— Мадам, не окажете ли вы мне честь, позволив поцеловать вас?

— Это честь для меня, — рассмеялась она, звонко расцеловав его.

— Берегите Люсьена, — сказала Леа, тоже целуясь с ней.

— Не бойтесь ничего… он в надежных руках.

Убедившись, что дорога свободна, Жанно проводил их до машины.

Прижавшись к Франсуа, Леа никак не могла заснуть. Перед ее глазами вновь и вновь вставала кровавая сцена, свидетелями которой они стали накануне. Она корила себя за то, что не вспомнила тогда об оружии. Кто-то их предал… Но кто мог знать о присутствии братьев Лефевров у доктора Бланшара?.. Ведь она сама узнала об этом только за час до трагедии. Что сказал тогда Морис Фьо?.. «Меня ждут дела».

Она была уверена, что это он убил Мари и ранил Жана. Она узнала его, несмотря на то, что он был в шляпе. Так вот о каких «делах» он говорил с такой довольной физиономией! Убийцей назвал его дядя Адриан. И этот убийца положил глаз на ее младшую сестру… Необходимо во что бы то ни стало отправить ее из Монтийяка; она чувствовала, что, несмотря на ее рассказ о Морисе Фьо, тот все же покорил сердце сестры. Мало им в семье немца, так теперь появился еще и гестаповец!.. Отец в гробу бы перевернулся… Наконец она заснула.

— Леа… Леа… Ничего не бойся… Я здесь. Опять этот твой кошмар?

— Да… Они всегда преследуют меня в горящем Орлеане… я зову на помощь… и никто не приходит… их все больше и больше — тех, кто хочет убить меня… и на этот раз с ними Морис Фьо… Это он предал, ведь правда же?

— Да, я думаю, что это был он.

— Как можно убивать с таким хладнокровием? Вам не кажется это странным?

— Странным?.. Нет. В Испании и здесь, во Франции, я знал многих людей, способных на это.

— И вы тоже на такое способны?

— Если нужно.

— Вы уже делали это?

От ее внимания не ускользнула тень, промелькнувшая на лице возлюбленного.

— Да, когда это было необходимо.

— С таким же равнодушием?

— Равнодушием?.. Нет. Решимостью — да. Даже вы, когда…

— Это было совсем другое!.. Он собирался нас убить… У меня не было выбора!

— Я согласен с вами, но если бы это повторилось вновь, вы бы сделали то же самое, теперь уже зная, что убивать — в некоторых случаях некоторым людям — очень легко.

— То, что вы говорите, — ужасно… вы сравниваете меня с этим убийцей!

— Признайтесь, что если бы у вас сейчас была возможность убить его, вы бы сделали это.

Леа задумалась.

— Пожалуй, да.

— Вот. А ведь вы подчинились бы жажде мести, в то время как Фьо действует бесстрастно.

— Это абсурд!

— Согласен с вами. В такой поздний час я готов говорить неизвестно что, потому что хочу спать.

— Забавно: вы только и думаете о том, как бы поспать!

— Сейчас я докажу тебе, что думаю не только об этом!

Камилла три раза вставала ночью, чтобы дать попить маленькому Шарлю, у которого уже три дня был жар.

«Сильная простуда», — сказал накануне доктор Бланшар. Сейчас малыш спал. Она не могла оторвать от него взгляда: такой маленький, хрупкий и беспомощный! Наверное, Лоран в детстве тоже был таким слабым, светловолосым, так же надувал губы. Когда они вновь увидятся? Во время болезни в каждом сне Камилла видела его у изголовья своей кровати.

Она расхаживала по комнате, пытаясь монотонными шагами заглушить тревогу, забыться, подумать о чем-нибудь другом… Завтра она скажет Бернадетте Бушардо об отъезде ее сына. Она ждала крика, слез и боялась их. Как бы ей хотелось избавить эту немного глуповатую женщину от нового огорчения! Но когда Леа попросила ее сообщить Бернадетте о Люсьене, Камилла не смогла отказаться. «Я люблю ее почти так же, как Шарля», — говорила она себе иногда. Будучи женщиной рассудительной, она все же не совсем понимала причину этой ее привязанности. «Как странно: мне дороже собственная жизнь. Но я так боюсь за нее, даже больше, чем за Лорана! Может быть, потому, что она женщина, что я лучше представляю зло, которое ей могут причинить, особенно после карцера гестапо и камеры форта «А». Как только она уезжает из Монтийяка, я боюсь за нее еще больше. Франсуа Тавернье, как и я, тоже боится ее потерять!»

О ставень окна, к которому Камилла прижалась лбом, ударился камень, это вывело ее из задумчивости. Она погасила ночник в изголовье кроватки сына, вернулась к окну, растворила его и слегка приоткрыла ставни. Внизу… во дворе… виднелся мужской силуэт.

— Камилла, — шепнул незнакомец.

Этот голос… Это он! Все мрачные мысли сразу улетучились, она устремилась в коридор, сбежала с лестницы, в темноте пронеслась через столовую, открыла засов и распахнула дверь. Лоран заключил ее в свои объятия.

Впервые за три года Лоран д’Аржила и Франсуа Тавернье оказались лицом к лицу. Леа и представить себе не могла, что ее так взволнует эта встреча. Вид этих двух мужчин, стоящих рядом друг с другом, показался ей вдруг неприличным. Лоран со своей бородой, длинными волосами и потрепанной одеждой выглядел бродягой рядом с элегантным Франсуа в его великолепном костюме. Теперь уже Лоран казался ей авантюристом. «Ну и парочка», — подумала она.

Они вполголоса разговаривали, устроившись в углу детской комнаты, которую Леа заперла на ключ. По взаимному согласию, они с Камиллой решили не говорить Лауре и Бернадетте о присутствии Лорана.