Автопортрет художника (сборник)

– Мне сказал этот чувак, что ты великий местный писатель, – сказал он, указав на Корнела.

– Херня, – сказал я, – он просто рассчитывает получить с меня сценарий даром.

– Да и потом, слово «местный» здесь лишнее, – добавил я.

– Я просто великий писатель, – блеснул я перед ним.

Он взглянул на меня задумчиво, и я подумал, что, как и все восточноевроепйские интеллектуалы – что само по себе смешно – он чересчур длинно стрижется. Он тяпнул. Я выпил. Репортеры, глядя на режиссера, восторженно шептались и смотрели на меня с ненавистью.

– Есть идеи, парень? – спросил он.

– Конечно, – сказал я.

– Валяй, – сказал он.

– Цыгане, – сказал я, – целый табор цыган.

– Дальше, – сказал он.

– Пусть цыгане ловят кошку, весь фильм, – сказал я. – И поймают, в конце концов. И пусть кто-то из них трахнет кошку.

– И? – спросил он.

– А та – коня, – сказал я.

– И пусть все это время на них падают лепестки подсолнухов, – сказал я.

– Уже было, в «Красоте по-американски», – сказал он. – Только с розами.

– По хер, – сказал я, – я только и делаю, что занимаюсь художественным цитированием.

– Воруешь, попросту говоря, – сказал он.

– Зато, как видишь, не исписался как некоторые, – сказал я.

Он посмотрел на меня мрачно и попросил еще выпить.

– Ты в курсе, что я застрелил на дуэли одного сербского долбоеба? – спросил он.

– Да мне глубоко по херу, – сказал я, – что там у вас в Средней Азии случилось сто лет назад.

– Дурак, – сказал он, – мы, югославы, живем в Европе.

– Сам-то себе веришь? – спросил я.

– Ладно, – сказал он. – Кошка трахает коня, а сверху листья подсолнечника. И?

– Ну, и пусть в это время играет музыка Бреговича, – сказал я.

– Он тут очень популярен, – пояснил я, – а если что популярно, то лучше это задействовать.

– Например, – пояснил я для сравнения, – я в каждом рассказе пишу словосочетание «траханные пидарасы», а так как в Молдавии такой – каждый второй, то мои тексты пользуются определенным общественным резонансом.

– Брегович не пойдет, – сказал он.

– Почему? – удивился я.

– С Бреговичем я давно поссорился, – мрачно сказал Кустурица.

– А я и не знал, – удивился я.

– Молдаване, – встрял Корнел. – Носят шмотки по моде двухтысячного и не знают, что Кустурица поссорился с Бреговичем. Поле непаханное.

– Мне жаль, мэтр, – сказал я.

– Ничего, – сказал Кустурица. – Кстати, правда, что москвичи сняли тут кино про цыган?

– Ага, – сказал я, и стал пить самогон, какая на хер разница, если с утра не задалось поработать, весь день не получится.

– И как? – спросил он.

– Херня, – сказал я.

– Думаешь, у меня получится лучше? – спросил он.

– Нет, – сказал я.

– Почему у них не получилось, как думаешь? – спросил он.

– Температура крови у них не та, – подумав, ответил я.

– А какая у тебя температура крови? – спросил он.

– Сейчас узнаем, – сказал я.

Взял вилку со скатерти и распорол кожу на руке. Наплыла кровь. Кто-то охнул. Какая-то блядёшка с государственного канала.

– Уберите на хер всех отсюда, – сказал Корнел охране.

– Ты правда хороший писатель? – спросил Кустурица.

– Я не знаю, – сказал я устало. – Я работаю…

Мы начали завтракать.

ххх

– Вот так я это сделал, – сказал он.

И показал, как пристрелил на дуэли того серба. Или хорвата. Я уже и не помню, у них, югославов, подвидов больше, чем у какого-нибудь популярного вида мха. Выглядело впечатляюще. Кустурица – большой, мрачный, – стоял метрах в двадцати от памятника Штефану Великому, и на господаре показывал, как пристрелил соперника. В руке у режиссера был пистолет. Незаряженный, как он сказал.

– Пиф-паф, – сказал он.

– Блядь, – сказал Корнел.

– Бум, – сказал Кустурица.

И, почему-то, выстрелил. Кусочек от короны Штефана откололся и упал вниз. Слава Богу, в центре города всегда шумно, да и стемнело уже.

– Уходим, – сказал я.

– Куда? – спросил он.

– Пошли на крышу парламента залезем, – сказал я.

– У вас что, – удивился он, – можно залезть на крышу парламента любому прохожему?

– С недавних пор да, – сказал я.

– Какие-то пидарасы сожгли недавно у нас здание парламента, – объяснил Корнел, позвякивая пакетом с бутылками. – И теперь здание стоит брошенное, сри не хочу…

– У нас это где? – спросил Кустурица.

– У нас это в Молдавии, – сказал я, – азиат ты балканский.

– Не дуйся, – сказал Кустурица, – ты правда гений, кошка ебет коня…

– А то, – сказал я.

– Может, я заради этого и с Бреговичем помирюсь.. – сказал он задумчиво.

Мы подошли к пустому, разгромленному во время каких-то митингов зданию, и пошли наверх по лестнице. Вид с крыши открывался замечательный.

– Слушайте, – сказал Кустурица, отлив, – а чего его сожгли? Ну парламент этот херов?

– Хер знает, – сказал Корнел, снова закуривая, – я как раз был на Гоа.