Автово
Шрифт:
Вернувшись в 215-ую, я застал Рудика и Владика спящими, а мне ведь так хотелось поделиться с кем-нибудь последними новостями. Поэтому я отправился к татарам, которые в это время ещё не спали.
— О, привет, Рыжий! — сказал Наиль.
— Ты чего не спишь? — спросил Марат.
— А меня сейчас в душе милиция допрашивала! Голого! Прикиньте! Могу поспорить, что, наверное, ещё никто не давал показания голиком. Эффект потрясающий! Спрашивали про какого-то типа, наверное, про того насильника. Видать опять побаловаться решил. А вот интересно, если бы я на самом деле его видел, тогда я был бы для них ценным свидетелем. И что же, они бы меня сразу для дачи
— Шёл бы ты спать, Рыжий, — перебил меня Марат, — поздно уже. А то размечтался — голый в ментовке.
Я представил себе эту картину, ужаснулся и пошёл к себе…
Тем временем уже полностью обжившиеся «школьники» всё больше и больше вкушали прелести питерской жизни. Больше всего это, конечно, относилось к Юрику, Шашину и Платону.
Если в нашей группе очаг всех пьянок и дебошей находился в 211-ой, то с тем же успехом аналогом этому у «школьников» можно было считать 213-ую. И, вообще, в стене между 211-ой и 213-ой надо было прорубить дверь — был бы один общий притон.
Особенно выделялись, конечно, Шашин с Юриком. Платон, что и говорить, отставал.
И если в нашей группе, когда все напивались до чёртиков, никаких казусов, а точнее мордобитий не было (случай с Рябушко и Коммунистом можно было считать приятным исключением), то в случае с Шашиным и Юриком этот номер не проходил.
И если они (так, случайно, конечно же) решили выпить — об этом сразу узнавала вся общага (ну, не вся, но наше крыло точно) — то мы уже знали, что вечером нас ждёт красочное представление с всякими там спецэффектами.
Так, однажды, попивая спокойненько чай в своей 215-ой, я услышал в коридоре странные звуки. Было похоже, что кто-то выбивает свой старый матрац. Однако, выбивает нещадно. Тут я вспомнил, что как раз на сегодня намечалась очередное блевание в 213-ой, сопоставил это с доносившимися потусторонними звуками и, бросив к чёрту чай, пулей выбежал в коридор. Увиденная мною картина оказалась довольно занятной. Роль матраца играл Шашин. А если выражаться точнее, то его голова. Палкой-выбивалкой был Юрик. Оба друга в совершенно невменяемом состоянии держались, боясь потерять равновесие, за стену и касались друг друга своими ручонками. Правда, Юрик касался немного сильнее. Шашин стоял плашмя спиной к стене, а Юрик, осторожно держа его за голову, бил ею об эту самую стену. Шашин, похоже, не возражал, а только продолжал что-то бубнить себе под нос. Юрику эти слова, как видно, были не по душе — вот почему голова Шашина, не смотря на сыпавшуюся штукатурку, монотонно оставляла свои следы на стене.
Лица обоих, что очень интересно, выражали настолько полное безразличие ко всему вокруг, что со стороны могло показаться, будто Юрик спрашивает Шашина, как пройти к библиотеке Ленина. Ну, а то, что метод допроса был несколько странным… что ж, все люди разные.
Данная экзекуция продолжалась довольно долго, пока Юрик не решил сделать небольшую паузу и посмотреть на меня. Что-то мне в его взгляде не понравилось. Недолго думая, я решил уйти от греха подальше…
Этой же ночью мы проснулись от громких криков.
— Лариса! Ла-ри-са! Открой дверь! — орал в коридоре пьяный Шашин.
— Надо же, — спросонья подумал я, — из чего, всё-таки, у него сделана голова, что он ещё способен бегать после того, как его отмутузил Юрик? Не голова, а ведро какое-то!
— Ла-ри-и-и-и-са! — орал тот не переставая.
— По бабам пошёл, — продолжал я, — как будто баб в общаге мало.
Вскоре
послышались громыхающие стуки в дверь (Ларисину, конечно же), скорее всего, ногой. Затем, колошматя дверь ещё несколько минут, крики стихли, и я, наконец-то, опять смог заснуть.На следующее утро от своих друзей Шашин узнал про свои ночные дебаты и долгое время сидел с каменным лицом. А потом всё же пошёл извиняться перед Ларисой, и та, подкосившись под Мать Терезу, всё ему простила.
Нет, это же надо так напиваться, чтобы утром ничего не помнить!!! Я этого никогда не понимал и не пойму, потому что, сколько бы я не выпил, как бы нехорошо мне не было, я всегда до мельчайших подробностей помнил всё, что творилось вокруг меня. Честно! Хотя, может быть, это именно я — исключение, а с нормальными людьми всё бывает так, как с Шашиным, кто знает?
Так незаметно подошёл май. К этому времени у меня уже созрел новый план. На этот раз всё должно было перевернуться на 180 градусов, так как я решил «немного» почернеть. И стать не просто чёрным, а невыносимо жгуче-чёрным. Хочу заметить, что не кожей! Хотя я и не питаю сильного отвращения к неграм, но в представителя солнечной Африки перевоплощаться не собирался.
И вот, однажды, когда все наши ушли на «войну», я приступил к очередному своему безумству…
Первой меня увидела Лариса. Хотя нет, первым увидел себя я сам — в зеркале. Смотрел я достаточно долго и никак не мог понять, что это за татарская рожа смотрит на меня оттуда. Я всегда любил контрасты, но после ослепительного блондина так сразу стать чёрным… Было как-то не по себе. А тут как раз зашла Лариса…
После её ухода мне стало ясно, что прежде, чем так пугать людей, я должен привыкнуть к себе сам. И лучше это сделать в шумном городе среди огромной толпы. Я оделся во всё чёрное, в результате чего моё лицо на фоне этой черноты пугало своей белизной и выпученными вперёд на 2 см глазами. Тогда, чтобы хоть чуть-чуть поубавить яркость моей рожи-фонаря, я одел очки. Вот таким я и появился на улицах Питера и пошёл пешочком по пр. Стачек.
Около почты мне повстречался Шашин…
— Нет, нет, — думал я, идя обратно в общагу, — люди, а тем более «школьники», совсем не готовы к такому потрясению. Надо поесть.
В этом же одеянии и не снимая очков, я зашёл в нашу столовую, где тут же стал объектом пристального внимания профилакторцев. Мои щёки горели, уши переливались всеми возможными и невозможными цветами, и мне требовалось огромных нечеловеческих усилий, чтобы не сорваться с места, опрокинув тарелку супа, и не скрыться от всех где-нибудь под лестницей. С пульсом 240 ударов в минуту я сел за свободный столик, раскрыл на первой попавшейся странице только что купленный «Спид-Инфо» и, подцепив что-то ложкой, принялся есть. Через минуту я догадался снять очки и перевернуть журнал, поскольку держал его, оказывается, вверх ногами, а ещё через минуту отнёс тарелки к мойке и пулей вылетел из столовой.
Вставляя ключ в 215-ую, я уже надеялся, что ближайшие два часа меня уже больше никто не увидит, как вдруг заскрипела соседняя дверь, и из 217-ой выплыли Костик и Тимофей.
— Нет, Андрюха, — сказал Костик-«школьник» после пятиминутного молчания, так круто менять имидж нельзя. У некоторых может случиться отклонение в психике.
После чего он наставительно поднял палец и вместе с онемевшим Тимофеем пошёл в столовую…
А потом пришёл Владик, посмотрел на меня и заржал.
— Что ж, Владик всегда отличался неадекватной реакцией, — подумал я.