Айсолтан из страны белого золота

о бутылку и говорит сердито:

— Потды, обуздаешь ты свой язык или нет! Ты

ведь мне предоставил слово, — ну, так сиди и молчи.

— Сижу и молчу.

Чары хочет продолжать, но его снова перебивают,

на этот раз Айсолтан.

— Если было такое заседание, то почему меня не

известили?—спрашивает она с досадой, и даже

брови вздрагивают у нее от негодования.

— Подожди, Айсолтан, этому есть причина. Да...

Так вот, на совместном заседании обсуждался один

вопрос...

— Какой вопрос?—нетерпеливо спрашивает

Айсолтан.

Чары молчит, ставит пиалу на стол.

Упустить такой момент не в характере Потды. Он

хватает свою пиалу, кричит:

— Ой, якши! Остальное доскажу я!

Но Бегенч стучит вилкой по столу и грозит

Потды кулаком.

— Да что вы душу-то тянете из

людей?—восклицает Потды. — Ему дали слово, а он молчит, я хочу

сказать, а мне кулак показывают, грозят. Давайте

тогда пить безо всяких слов.

Айсолтан, как видно, даже забыла, что она в

гостях, а не на собрании. Она встает, говорит деловито:

— Потды, помолчи, дай отдохнуть своему языку.

Ну, Чары, ты не обижайся, говори дальше.

— Только уж, пожалуйста, больше не

перебивать. — Чары поднимает пиалу. — На собрании

обсуждался сегодня вопрос о том, кого послать

делегатом в Москву на Всесоюзную конференцию

сторонников мира...

Потды снова хватается за пиалу, кричит:

— И мы...

Но Бегенч опять грозит ему кулаком.

— И мы все единогласно выдвинули делегатом от

нашего колхоза Айсолтан Рахманову, — заканчивает

Чары.

Айсолтан смотрит на Чары, широко раскрыв

глаза, изумленно надломив брови. Потом ее ресницы

опускаются, она склоняет голову. Горячий румянец

радости и смущения заливает ее лицо. Бегенч

взволнованно смотрит на Айсолтан. Нурсолтан и Джерен

одновременно взглядывают друг на друга, и, как

видно, каждая из них без слов читает мысли другой.

Чары встает:

— Так выпьем, друзья, за здоровье Айсолтан!

Б егенчу не спится в эту ночь. Он лежит,

закинув руки за голову, а сердце сладко

щемит у него в груди. В окнах уже начинает

светлеть, когда Бегенч ненадолго забы-

вается.

Пробудившись внезапно, словно его окликнули,

он встает и, набросив на плечи халат, выходит

во двор. Багровое, круглое, точно разрезанный

пополам арбуз, солнце проглядывает сквозь ветви

деревьев. Небо прозрачно и чисто, как светлогэлубое

стекло. Ночной свежий ветер стих, и листья на

деревьях застыли, словно нарисованные. Аромат свежей

листвы, плодов и сочных, спелых дынь пьянит Беген-

ча. Сжав кулаки, широко раскинув руки, он

потягивается, зевает, обводит глазами двор. Крупные

черные и белые куры в углу, за проволочной решеткой,

клюют ячмень, жадно разгребая, разбоасывая его

в разные стороны; четыре жирных, откормленных

барана, покачивая круглыми курдюками, грызут

дынные корки. Корки звонко хрустят у них на зубах —

«хыорт-хьюрт» ; пегая корова сердито мотает головой,

стараясь освободиться от веревки; ее тяжелое бледно-

розовое вымя едва умещается между ляжками.

Огромный лохматый пес приветливо машет куцым

хвостом, выражая этим хозяину свою собачью ласку;

далеко выставив вперед передние лапы, он

вытягивается, пригибаясь грудью к земле, словно кланяется

Бегеичу в ноги. Раздается крик чабана:

— У кого коро-о-овы! Выгоняйте коро-о-ов,

выгоняйте коро-о-ов!

Село- просыпается.

Улицы понемногу наполняются движением и

звуками. Громыхая, прокатила арба, где-то вдалеке

зафыркал мотор, заржали кони, прогудела и умолкла

машина, и на смену ей зазвучал трубный крик осла.

И снс'за, размахивая хвостами, стуча копытами, через

поселок идут коровы — той же дорогой, которой они

возвращаются вечером. Колхозники с мешками за

спиной, с кетменями или серпами в руках цроходят

по улице, (Направляясь в поле.

Башлык \ тучный человек лет сорока, в серой

мерлушковой шапке, сером кителе, синих галифе и

парусиновых сапогах, уже выехал на своем породистом

скакуне. Откинувшись назад в седле, он осаживает коня

и, полусборотясь, кричит что-то хриплым басом,

напрягая красную, мясистую шею, и машет кому-то

рукой. Его густые, лихо закрученные усы воинственно

топорщатся. Башлык осадил коня неподалеку от

дома Бегенча, и тот слышит, как он говорит

приближающемуся к нему пожилому колхознику, одетому

нарядно, как юноша, несмотря на свои семьдесят лет, и

даже подпоясанному старинным пуховым кушаком:

________________________________________________

Башлык — председатель колхоза.

— ...Ты ему скажи: пусть к одиннадцати часам

приедет на участок третьей бригады. Да пусть едет

не на «Победе», а на «газике», и возьмет побольше

горючего про запас. И пусть прихватит двустволку

и патронташ.

Башлык трогает коня и, увидав Бегенча, еще

издали кричит ему:

— Жив-здоров, а, Бегенч? Ты, друг, не ленись.

Два раза проверять — это не худо. Поливалыдик-то,

конечно, знает цену воде, а все ж держи ее всегда

перед глазами. Ты сегодня обойди еще раз те места,

куда вчера пускали воду. Погляди: не захирел ли где

хлопчатник, не поник ли головой, как обиженная

молодуха. Особо погляди на пригорках, — слышишь? —