Айсолтан из страны белого золота

— Ну, будь здоров, Потды, желаю тебе успеха

в делах!

— Желаю счастья вам обоим и вашему будущему

поколению, — выпаливает вдруг Потды и низко

кланяется.

Горячая краска заливает нежные щеки Айсолтан.

Ах, как смутил ее этот бессовестный! Дрожащими

руками она оправляет платье и, не глядя на Потды,

бросает:

— Ну, не болтай пустяков, заводи машину!

— Айсолтан! Зачем говоришь неискренно? Ай-ай!

Я-то заведу машину, а вот ты разве не думаешь про

себя: «Хоть бы еще не уезжать, еще минутку-другую

побыть с милым! И зачем этот конопатый чорт так

скоро вернулся!» Вот что ты думаешь, Айсолтан! Сама

узел на всю жизнь, до могилы, вяжешь, а своего

суженого стыдишься? Тут стыдиться нечего, дело самое

хорошее. Верно, друг?

Ну что ты скажешь! И вправду—глазастый!

Своими щелочками-глазками все насквозь видит!

Бегенч улыбается:

— Ничего не поделаешь, Айсолтан, это ведь

Потды. У него уши-глаза не такие, как у прочих людей.

От него ничего не утаишь. Он все видит, все слышит.

А душа у него веселая, — он даже хмурой зимой

видит, как идет веселая весна.

— Вот спасибо, друг! Первый раз в жизни

правильные слова о себе слышу. Будет вам на свадьбу

от меня подарок. — И, с шумом захлопнув дверцу,

Потды включает мотор.

Айсолтан, приблизив к окошечку улыбающееся

лицо, спрашивает:

— Какое поручение дашь ты мне в Москву,

Бегенч?

Бегенч смотрит на нее не отрываясь.

— Одно поручение у меня... чтобы ты

благополучно возвратилась домой.

Как большая серая черепаха, машина медленно

сползает с места.

— Айсолтан! Будет случай — поговори насчет

воды! — кричит Бегенч вдогонку.

Тоненькая смуглая ручка, высунувшись из

машины, трепещет в воздухе, как птичье крыло, и сердце

Бегенча рвется за ней следом. Долго стоит он, не

двигаясь, словно ноги его приросли к месту, и смотрит

вслед серой машине, которая, превратившись в едва

различимое пятнышко, скрылась за поворотом. Толкни,

окликни сейчас кто-нибудь из прохожих Бегенча, он

все равно ничего не услышит.

Чары уже давно стоит рядом с ним, добродушно

прищурившись, разглядывает его взволнованное лицо.

Потом, рассмеявшись, хлопает товарища по плечу.

— Эй, Бегенч, проснись! Днем да посреди улицы

стоя спать — это, брат, не годится. Что с тобой такое?

Бегенч, словно он и в самом деле только сейчас

проснулся, смотрит во все глаза на Чары.

— Со мной? Ничего... — отвечает он, отводя глаза

от смеющегося Чары.

— А чего ж ты тут торчишь, как столб?

— Да вот башлык звал с собой... Ну, я стою,

думаю... ехать не ехать...

— Меня Аннак тоже звал, да я не могу: в райком

вызывают... Только зто еще не причина, чтобы стоять

посреди дороги, разиня рот. Ты уж лучше пряхмо

говори: что у тебя стряслось?

Бегенч, чтобы скрыть свою растерянность,

переходит в наступление:

— Да что ты меня допрашиваешь? Разве стоять

здесь законом воспрещается?

Чары видит свежие следы автомобильных шин

на дороге и поднимает глаза на Бегенча.

Спрашивает:

— Не знаешь, чья это машина проехала?

— Это? Это Айсолтан. Потды ее на аэродром

повез. Она завтра в Москву летит.

— А-а.. — многозначительно произносит Чары и

добавляет: —Ты куда шел?

— Хочу еще разок проверить полив хлопчатника.

— Пошли вместе, нам по пути.

Они выходят из поселка, сворачивают в сторону

Хлопкового поля.

Бегенчу хочется поделиться с Чары своей

радостью, рассказать другу о событии, которое

перевернуло всю его жизнь. Эта радость так велика — ему

кажется, что она не вмещается у него в груди, рвется

наружу, хочет излиться в горячих, звучных словах,

похожих на песню. Но Бегенч сдерживает себя. Он

боится, что Чары не поймет его волнения, скажет

равнодушно или даже с упреком: «Э, друг, я вижу, у

тебя все личные дела на первом плане! Подумаешь, не-

видаль! Жениться задумал! Ну и женись себе на

здоровье — разве до тебя никто не женился, замуж не

выходил?» «Да к тому же, — думает Бегенч, — о чем

и говорить? Ведь нет еще ни музыки, ни плова.

Л вдруг Айсолтан передумает?»

А Чары ведет с Бегенчем беседу о колхозных

делах. Если иной раз Бегенч и отвечает ему невпопад,

Чары только усмехается про себя. С кем этого не

бывает! Разве он сам не пережил когда-то такую же

весну сердца? Он ведь тоже не какой-нибудь истукан

бесчувственный.

Чары говорит:

— В общем, Бегенч, я тебе не собираюсь давать

советы, наставления. Ты наши нужды и задачи

знаешь не хуже меня. Твои ребята-комсомольцы и в

посевную и на обработке себя показали. Думаю, и при

сборе хлопка не подкачают.

Договоры на соцсоревнование между молодежными

бригадами по сбору хлопка мы с тобой утвердили,

так? Договоры хорошие. А выполните? По Есем

пунктам?

Бегенч хватает Чары за плечи и смотрит на него

в упор:

— Ты что, не знаешь нашу молодежь? Не знаешь,

какая она горячая на работу, какая упорная? Не

знаешь, что она свое слово ценит дороже золота? Был

такой случай, скажи, чтобы мы ходили с опущенной

головой?

— А ты не знаешь, что, если даже полив идет

правильно, никогда не мешает прихлопнуть еще раз

лопатой по запруде?

— Не мешает, если твоя запруда из песка. А если

она каменная?

— Верно! — говорит Чары и снова треплет Беген-