Айсолтан из страны белого золота
Шрифт:
людей, чтобы позарились на чужое добро.
По дороге к дому Джерен обе молчат, каждая
думает свою думу. Нурсолтан идет, высоко подняв
голову, гордо выпрямившись, подобно победившему
в схватке борцу. Айсолтан на полшага отстает от
матери. Голова ее опущена. В ней нет и сотой доли той
решимости, которой полна Нурсолтан.
Легкий ветерок пробегает по деревьям, колеблет
листву, и она серебрится в свете электрических
фонарей. Темный купол неба расшит сверкающим узором
звезд.
дымкой протянулся Млечный путь. Звезды Большой
Медведицы спокойно, ласково мерцают над горизонтом.
Звучит музыка. Из небольшого рупора,
укрепленного на верхушке столба, несется песня:
В степи тюльпаном расцвела,
На небе месяцем всплыла,
Ты — повелительница звезд,
Цветов царица, Огуль-бек.
Цветы степей, пески пустынь
Полны блаженства, если ты
По ним ступаешь...
Красота ночи и эта песня тревожат душу
Айсолтан, но неотвязные мысли бродят в ее голове,
мешают насладиться прелестью ночи и волнующей
сладостью песни.
«Ну, на что это похоже, — думает Айсолтан, —
чтобы девушка сама шла в гости к парню, за
которого мать хочет выдать ее замуж? Как поступаешь ты,
Айсолтан? Посовестилась бы! Даже если ты съешь
всего одну ложку плова, тебе будет так стыдно,
словно ты пришла и съела целого барана. А что люди
скажут? «У Айсолтан нет стыда, она сама предлагает
себя Бегенчу». А что Бегенч подумает? «Вот она
какая, а я и не знал, — скажет Бегенч. — Es только
помани — она и прибежит». Ой, смотри, Айсолтан!
Как бы таким поступком не уронила себя в его
глазах».
Айсолтан резко останавливается.
Нурсолтан, пройдя несколько шагав, замечает, что
дочери нет возле нее, и, оборотясь, кричит:
— Эй, дочка, ты что отстала?
Айсолтан приходит в себя.
— Я... я, кажется, занозила ногу колючкой,—
произносит она запинаясь.
Айсолтан оглядывается кругом, вдыхает
ароматную свежесть ночи, потом, закинув голову, смотрит
на небо, любуясь сверкающими в его темной глуби
звездами. «Словно там раскрылись миллиарды
коробочек с алмазным хлопком»,— мелькает в голове
Айсолтан. В отдалении снова раздается песня. Девушка
стоит и слушает, потом быстро догоняет мать.
«Разве я иду к ним в дом, чтобы красть? —
думает она. — Чего я стыжусь? И кому какое дело до
того, куда я иду, и зачем, и почему? Это мое дело,
а других оно не касается. Что я, вправду, сто лет
назад родилась, что ли? Если буду всего нового
бояться,
плохой пример подам подругам! Мать, видно,больше моего понимает. Я же к ним не
напрашивалась— сами позвали. Что тут зазорного—пойти, раз
зовут? Я к счастливой жизни иду. У кого есть ум, тот
меня только похвалит. И другие девушки с меня
пример возьмут».
Джерен встречает их, стоя у входа на веранду. По
всему видно, что она очень рада гостям: усаживает
их на ковре, хлопочет, подает чайник с чаем, пиалы.
Она совсем не такая горделивая и неприступная,
какой казалась раньше Айсолтан. «Она добрая женщм-
на, приветливая и ласковая», — радостно думает
Айсолтан и улыбается хозяйке.
Засуетившись, Джерен роняет чайник, хочет
поднять его, и тут же у нее из рук падает пиала и
разлетается на мелкие осколки. Айсолтан быстро
вскакивает, поднимает чайник. Джерен с помощью Айсолтан
подбирает осколки, бросает их в полоскательницу,
удрученно говорит:
— Милая Айсолтан, брось, не хлопочи, ну, не
велика беда — разбился чай, пролилась пиала...
Дочь Джерен, хорошенькая Маиса, в расшитой
серебром тюбетейке, из-под которой выбегают тугие
черные косички, зеонко хохочет:
— Мама у нас всегда тгк. Как придут гости — или
пиалу разобьет, или сама упадет на ровном месте.
Когда мой дядя приезжал, она раз по нечаянности
целое ведро воды на него вылила. И всегда все
путает. Бегенча называет дочкой, а меня—сыном...
Смущенная Джерен накидывается на Маису:
— Ступай прочь отсюда! Ты чего тут вертишься?
Джерен разливает в пиалы чай. В саду раздаются
голоса, и на веранду поднимается Бегенч, за ним —
парторганизатор Чары и Потды. Потды, бросив косой,
лукавый взгляд на Айсолтан, кричит еще с порога:
— Добрый вечер!
Джерен приглашает гостей:
— Добро пожаловать! Заходите, заходите...
Будете с нами на веранде чай пить, или, может, в
комнате стол накрыть?
И опять Потды, подобно передним ногам козы,
опережает остальных:
— Ай, Джерен-эдже, разве мы отсталые от жизни
люди? Мы люди культурные. Чай будем пить в
комнате, за столом, и сидеть на стульях. А вы пример с
нас берите.
Чары говорит:
— Ну, ну, полегче, Потды-хан! Что это значит:
«вы», «мы»? Кто тебе позволил разделять
собравшихся на два лагеря? Еще не известно, кто отстал, а кто
перегнал. Может, нам с тобой еще не угнаться за
пылью из-под ног других людей... Разве ты не на
такой же подстилке родился и вырос? По-твоему, вся
культура в том, чтобы сидеть выше земли на
полметра? А если твою культуру вот тут поискать, может,
ничего и не обнаружится, — и Чары легонько