Ба
Шрифт:
Но пока что мы ехали по центру Ла-Серены, по которому мне так и не хватило времени прогуляться как следует. А ведь мы жили в прекрасном городе, основанном конкистадорами ещё в 1544 году. Теперь я видела, что в центральном районе сохранились древняя ратуша и церковь, на кресте которой сидели чайки, заполонившие город, как голуби. Я быстро привязывалась к местам и теперь боялась, что не смогу вернуться в великолепную прибрежную Ла-Серену. Но следовало ли мне в неё возвращаться? Снова нужен совет Ба..
Полиция в аэропорту рассказала, что сегодня Вадима уже объявили в розыск по всему Чили за ограбление в
Я знала, мне не отвертеться от объяснений с Петей. Уж очень долго он выпытывал из меня информацию о здоровье, нафантазировав мне кучу заболеваний: от шизофрении до энцефалита. Поэтому я не удивилась, что, когда мы сели в самолёт, он первым делом сказал:
– Нам с пересадками лететь почти сутки. Расскажешь, наконец, что произошло в обсерватории?
– Я сама не до конца понимаю, - призналась я.
– Если попытаться всё объяснить, то придётся вспоминать события за... десять лет, наверное.
– У нас полно времени, а в чилийских самолётах нет телевизоров, - спокойно сказал Петя, выключая телефон на время первого перелёта до Бразилии.
– В общем, у моих родителей была дача под Тверью. Это старая деревня, в которой долго-долго жили предки моей мамы. Сначала они были крепостными крестьянами, потом работали в совхозах, а потом... мама переехала в Москву, и появилась я.
– История начинается ещё с предков?
– Да. Или нет. Сложно сказать. Когда я училась в десятом классе, родители продали дом. Мы забрали некоторые вещи, и среди них оказалась древняя книга. Что там было-то? Не то букварь, не то Библия. Не помню уже, она в квартире родителей в Москве, наверно. Не было понятно, кому именно она принадлежала в прошлом, но мы смогли разобрать имя: Алёна.
– Твоя родственница?
– уточнил Петя.
– Скорее всего, но никаких документов не сохранилось. Архив, в котором хранились списки крестьян из той округи, сгорел во время войны. И дальше... даже не знаю, как сказать. В общем, я представляла, как бы жила моя родственница сейчас, в двадцать первом веке, как бы она реагировала на вещи, с которыми я сталкиваюсь каждый день. И я представляла, как с ней разговариваю...
Я ждала, что Петя сразу выставит мне диагноз, но он деликатно молчал.
– Иногда я о ней забывала, иногда снова вспоминала, - продолжила я.
– Но однажды я поняла, что Алёна очень умный человек. Буквально гениальный. Может быть, потому что она старше и уже прожила одну жизнь, а может, просто талант. Она сама это понимала и предложила, чтобы я дала ей шанс прожить жизнь, которой у неё никогда не было...
– Стоп-стоп-стоп!
– замахал руками Петя.
– Что значит "она сама это понимала"? Сначала ты сказала, что просто её представляла.
– Я... не знаю, - потёрла болящие виски я. Самолёт набирал высоту, и уши закладывало.
– Мне казалось, что я её представляю. А потом оказалось,
– Ты осознаёшь, как это звучит со стороны?
– серьёзно спросил Петя.
– М-м-м, как сумасшествие?
– представила я себя на месте Пети.
– Слава богу, ты это понимаешь. И что дальше?
– В общем, не буду пока рассказывать, настоящая она или нет. Я сама не знаю. Так или иначе, благодаря Алёне я сильно изменилась. Она хотела заняться наукой. Почему-то, не знаю, почему. И весь одиннадцатый класс она гоняла меня по репетиторам и курсам, даже всё свободное время заставляла заниматься. Но проблема в том, что занималась как бы... она, а не я. То есть всё сохранялась у неё в голове, а не у меня.
– Ты думаешь, что у тебя две головы?
– без издёвки спросил Петя.
– Нет, конечно! Как бы... два сознания с разными памятями. Алёна поступила в МИФИ, и Алёна в нём училась. Знаешь, Петь, я понятия не имею, что мы там изучали. Иногда она заставляла меня учить билеты, чтобы быстрее отвечать на устных экзаменах, и мне казалось, я начинала что-то понимать... но информация испарялась через день после экзамена, и я забывала вещи, которые Алёна считала элементарными.
– То есть на парах сидела не Илона, а Алёна?
– М-м-м, мы обе. Просто занималась Алёна, а другие дела делала я.
– Другие это какие?
– Петя сложил руки на груди, и мне показалось, что сейчас он начнёт конспектировать.
– Разговоры с тобой, со Светой, работа, покупка еды, уборка... В общем, всё, что казалось Алёне неинтересным. Прости, я не в смысле, что ты не интересный...
– Да я понял-понял. Давай дальше, - азартно подгонял Петя.
– В общем, и в КалТек поступила Алёна, и училась там она. Вот только так странно... Она настаивала, чтобы не она, а я учила сначала в МИФИ, а потом и в КалТеке химию, биологию, генетику, а потом эту... нейробиологию.
– То есть знания о химии, биологии, генетике и нейробиологии у тебя есть, а о физике нет?
– Ну, как есть... Сколько Алёна ни билась, я не понимала химию или биологию. Без Алёны я бы не сдала экзамены по своим предметам, хоть иногда и приходилось отвечать самой. Иногда знания будто сами появлялись из ниоткуда, и я вспоминала устройство ДНК или названия алкалоидов, но в основном - пустота.
– Но ты же понимаешь, что информация не берётся из пустоты?
– Вроде понимаю, - задумалась я.
– Но я уверена, что не знаю ничего из того, в чём разбиралась Алёна.
– Ладно, - вздохнул Петя.
– Переключимся на другое. Зачем Алёне было учить всё и сразу? Зачем она заставляла тебя проходить химию и биологию? Она объясняла?
– Она говорила про какие-то уровни. Что первый уровень - это химия, второй - биология, третий - генетика, затем - нейробиология. Она очень хотела, чтобы я разбиралась в этих науках, чтобы я до чего-то догадалась...
– Что ж, логика расположения уровней прослеживается, - Петя всё-таки достал блокнот и начал записывать от руки.
– Это увеличение масштаба, то есть от малых величин к большим. Или нет. Нельзя же сказать, что генетика работает на больших масштабах, чем биология... Хрень какая-то. И почему первый уровень химия, а не физика? И что бы шло за нейробиологией? Медицина? Психиатрия? Социология?