Бабочка маркизы Помпадур
Шрифт:
Со сковородки съехала очередная порция сырников, и Алина прикусила язык. Ну вот что она такое говорит?
– Лучше чугунной, – Леха улыбался во все зубы. – Она тяжелее. А эта помнется еще. На чем тогда жарить?
Ох, наговорила на свою голову. Кто ее за язык тянул? Какое Алина вообще право имеет указывать ему, что делать?
Обыкновенное.
Как жена. И вообще… хватит уже о чужих правах думать. Здоровый эгоизм воспитывать пора. Вот прямо с этого самого момента, выглядевшего как нельзя более подходящим для воспитания.
– Жанна меняется. И находит покровителя среди аристократов, который берет ее во
– Облом?
Леха проявил догадливость и, захлопнув ноутбук, пересел. Поближе к Алине? Или к сырникам?
– У Людовика уже имелась фаворитка, которая запретила Жанне показываться на глаза королю. И той пришлось ждать. Но через пару лет фаворитка скончалась… сама, Леха, сама. Пневмония. Тогда часто умирали. И получилось, что путь свободен. Жанна встретилась с королем на балу… потом – в театре. Потом был ужин… и еще один. Знаешь, она сумела сделать невозможное – король влюбился. А позже, когда любовь иссякла, у королей она недолгая, Жанна осталась его другом. До самой своей смерти.
Эта женщина умерла молодой, и Алине было очень интересно, жалела ли она о своей жизни. Она имела все и в то же время не имела ничего. Деньги, слава, уважение. Ненависть и зависть. Сплетни. Стихи в ее честь. Портреты. Карикатуры.
Насмешки – не королевское это дело, верность хранить.
И унижение. Ей приходилось самой искать любовниц для короля.
– Знаешь, он был настолько к ней привязан, что не бросил, даже когда Жанна перестала быть его любовницей. Это… необычно. Как будто что-то однажды связало этих двоих, и только смерть их разлучила. Когда Жанна умирала, король велел перенести ее в Версаль.
Леха ест, но слушает. И кивками дает понять, что весь во внимании.
– В Версале дозволено было умирать лишь особам королевской крови. Жанна стала единственным исключением. После ее смерти осталось много украшений, но была ли среди них бабочка…
И если была, то куда подевалась? Какой путь проделала золотая брошь, прежде чем попасть в руки Кары? И что ждет саму Алину? Вещи подобного рода не любят, когда их используют без их на то согласия.
– Кара ведь тоже изменилась, верно?
Алина не нашла фотографий, но подозревала, что женщина, которую встретил Леха, имела мало общего с той, что работала на трассе. И если так, но не была ли причиной перемен золотая бабочка? И не она ли вызывала столь неистовую, нечеловеческую привязанность к Каре?
И не она ли заставляет Леху переносить эту привязанность на Алину?
Что будет, если бабочку отдать?
Продать?
Потерять?
Тысяча вопросов. И Алина не представляет, где искать ответ. Но знает точно: с сегодняшнего дня она ни за что в жизни не наденет золотую бабочку. Алина хочет остаться собой.
Ланселот считал годы жизни. Он покупал отрывные календари, чтобы иметь возможность убивать время. Он с наслаждением слушал, как рвется бумага и обрывки летят на ковер.
Маму это злило.
Она сдерживала злость, изредка позволяя себе замечания, что Ланселот слишком уж много времени работе уделяет. Ему пора подумать о себе. О семье.
Мама знает хорошую девушку… и не одну… в мире множество хороших девушек, каждая из которых будет рада стать женой Ланселота, дабы обеспечить ему душевный комфорт. И тогда
не понадобятся календари.Мама не понимала, что такое – быть обманутым.
И отвергнутым.
Но Ланселот знал, что Кара вернется. Он отомстит… наверное. Или украдет. Запрет. Посадит на цепь и в клетку тоже. Как она посмела только!
Он делал карьеру. Пытался, но быстро сообразил, что карьера – не для него. Мысли были заняты Карой. Заноза в душе. И не вытащить, не вытолкнуть. Только бередит, причиняя боль… и Ланселот оставил работу, нашел другую, такую, которая не требовала постоянной выкладки.
В деньгах не потерял, напротив, появились свободные, которые Ланселот откладывал, сам не понимая, для чего. Мама одобряла. После смерти отца, быстрой и какой-то незаметной, мало что переменившей в заведенном укладе жизни, она всецело сосредоточила внимание на Ланселоте. Ей больше нечем было заняться, кроме как им.
Он позволял.
И когда мама умерла, даже растерялся. Как он теперь? Как и раньше: жил. Ждал.
Кара возникла, как обычно, из ниоткуда. Просто однажды Ланселот вышел из дома и увидел на лавочке ее. Не изменилась, разве что одеваться стала приличнее. Ей шли темные брюки и светлая водолазка, замшевая куртка, небрежно накинутая на плечи, и даже высокие сапоги не гляделись вульгарными.
– Привет, – сказала Кара. – Ты на меня все еще злишься?
– Да.
– Ну… извини. Я не могла там оставаться. Меня почти нашли.
– А позвонить?
– И подставить тебя? Нет уж, я не настолько неблагодарная тварь.
Она по-прежнему курила тонкие сигареты, вот только теперь пользовалась портсигаром и длинным мундштуком.
– Зачем ты пришла?
– Мириться, – Кара подала руку. – Ну же, давай. Как в детстве… мирись-мирись-мирись…
– Лжешь, – теперь он умел читать ложь по ее лицу. – Тебе опять что-то понадобилось.
– Повзрослел. Серьезным стал… проницательным. Жаль. Нет, мне серьезно жаль. Я… и вправду хочу попросить тебя о помощи. В последний раз. Ты ведь работаешь на Лешку Попова?
Леху. Он не любил, когда его называли иначе, и требовал именно такого, панибратского к себе обращения.
– Расскажи мне о нем, – Кара все-таки поднялась и вцепилась в его руку.
– Что рассказать?
– Все. Вкусы. Привычки. Манеры. Что ему нравится, что его раздражает. Каких баб любит…
– Ты собралась…
– Замуж я собралась. За короля. Как и говорила.
Леха – король? Вот это хамоватое существо, которое единственно умеет, что зарабатывать, и то умение ему далось свыше, как другим дается музыкальный слух или тонкий художественный вкус. Собственной Лехиной заслуги в этом нет. Он лишь пользуется тем, что дала природа.
– Выходи за меня, – Ланселот ведь планировал жизнь на двоих. А Кара обещала… еще тогда, в детстве обещала!
– Ты служащий, дорогой мой. Рыцарь, который всегда на страже королевских интересов. Сторожевой пес. А я не хочу жить в конуре. Мне дворец нужен.
И король.
– У тебя не выйдет.
– Теперь выйдет, – Кара коснулась желтой бабочки, слишком яркой и большой, чтобы вписываться в наряд. – Теперь у меня все выйдет. И ты поможешь.
– С чего бы?
Избавиться от твари! Завести на пустырь, где догнивает так и недостроенный дом. Свернуть шею и бросить. Эту падаль не станут искать, но… как Ланселоту дальше жить?