Багровая река

Кормак кивнул и отступил, оставив нас на расстоянии.

Мы шли ещё минут десять, пока земля не выровнялась, превратившись в каньон между скалами. На его дне росли группы деревьев и кустарников. Я оглядывал местность, предполагая, что мы продолжим путь, но замер, когда заметил укрытие у массивного камня.

Хижина оказалась больше, чем я ожидал. У неё были четыре стены, сложенные из небольших стволов деревьев. Крыша была покрыта мхом и листвой, чтобы удерживать тепло.

Кормак построил своей дочери дом.

Он находился далеко от любых известных троп. Его нельзя было увидеть с высоты. И учитывая извилистый, изнурительный путь, ведущий сюда, маловероятно, что какой-либо случайный турист или охотник смог бы добраться до этого места.

Неудивительно, что они прожили здесь незамеченными два года.

Фигура Веры расслабилась, когда мы подошли ближе к укрытию. Она открыла дверь и придержала её для Лайлы.

— Заходи.

Лайла пригнулась, проходя внутрь. Вера последовала за ней.

Я остался снаружи, и когда Кормак подошёл достаточно близко, я ударил его так быстро, что он даже не успел понять, что произошло. Мой кулак врезался ему в нос.

Из его ноздрей хлынула кровь, стекая по подбородку.

— Чёрт! — прошипел он, зажав нос обеими руками.

— Это за Лайлу, ублюдок.

24. ВЭНС

— Папа! — ахнула Вера, когда мы вошли в их укрытие. Дом. Хижина. Как, черт возьми, это место вообще назвать? — О боже.

— Со мной все в порядке, — Кормак поднял руку, перепачканную кровью. Кровотечение уже остановилось, и он изо всех сил пытался вытереть нос и лицо на улице перед тем, как вправить сломанную мной кость, но все равно выглядел ужасно. — Я, эм… споткнулся.

— Споткнулся? — Вера бросала взгляд то на него, то на меня.

Кормак не спотыкался.

— Да, — пробормотал он, подходя к небольшой миске у стены. Она была наполнена свежей водой. Значит, где-то поблизости у них был источник. Он взял грязную тряпку, которая явно видела лучшие дни, и вытер лицо. Но даже без крови его кожа оставалась розовой и опухшей.

Я ударил его со всей силы, и завтра его глаза будут такими же гематомами, как у Лайлы в день, когда мы встретились. Этот ублюдок это заслужил. Мои костяшки уже начинали ныть, но черт возьми, это того стоило.

Лайла подошла ко мне, стараясь держаться как можно дальше от Кормака, насколько это позволял тесный интерьер.

Я обнял ее за плечи, прижимая ближе, и осмотрел помещение.

У задней стены лежали два спальных мешка. Каждый из них был уложен на деревянную платформу, которая приподнимала одеяла примерно на тридцать сантиметров над землей. Кровати, как и стены укрытия, были сделаны из аккуратно обрезанных веток толщиной в восемь-девять сантиметров. Их скрепляли парашютным шнуром, без сомнения купленным Верой во время ее поездок в города.

Узлы, которыми соединялись ветки, были мне знакомы и выполнены аккуратно.

За годы службы вместе Кормак многому меня научил, но об одном я всегда знал больше — об умении завязывать узлы. Прямой узел, беседочный, прусик, двойной рыбацкий — за эти навыки я был благодарен скаутскому прошлому. В детстве я часами практиковался в завязывании узлов, а потом научил этому Кормака.

И теперь он использовал эти узлы, чтобы построить этот дом для своей дочери. Чтобы спрятать ее от мира. От меня.

— Пора объясняться, — сказал я, скрестив руки на груди.

Кормак сложил окровавленную тряпку и отложил в сторону. Он посмотрел на Веру, подняв брови.

Между ними произошёл молчаливый разговор. Такое у них уже бывало, словно они могли читать мысли друг друга.

Что-то, что он ей передал, заставило ее покачать головой.

— Я принесу свежей воды для ужина.

Она взяла фонарик с небольшой самодельной полки рядом с ее спальным мешком и вышла.

Кормак проводил Веру взглядом, потом выдохнул. Когда он поднял глаза, то смотрел не на меня, а на Лайлу.

— Прости за то, что я с тобой сделал. Вера не знает.

Лайла напряглась.

— И, полагаю, ты бы хотел, чтобы так и оставалось?

— У меня почти нет секретов от моей дочери. Она знает, кто я. Можешь рассказать ей, если захочешь.

— Почему не рассказал ты? — спросила Лайла.

Кормак сглотнул.

— Не то чтобы я этим горжусь…

— Тем, что ты пытался меня убить, — холодно закончила она.

— У меня не было намерения убивать тебя. Я запаниковал. Спустился ниже, чем обычно, чтобы поохотиться. Мы запасались на зиму, это было тяжело. А когда ты так неожиданно подошла… не многие могут подкрасться ко мне. Кроме Веры, я давно не видел никого другого. Мне нужно было убедиться, что ты будешь тихо себя вести, пока я не уберусь оттуда, — Кормак вздрогнул, и странное, отстраненное выражение промелькнуло на его лице. Казалось, он сам не мог поверить в то, что сделал. — Я испугался.

— Так ты душил меня, пока я почти не потеряла сознание, и оставил рядом с кучей внутренностей, где любой хищник мог бы прийти и закончить начатое тобой, — спокойно продолжила Лайла.

Она не собиралась облегчать ему задачу. Молодец, Блу.

— Я дождался, пока ты встанешь, — сказал он. — Убедился, что с тобой все в порядке. А потом пошел за тобой до машины.

Глаза Лайлы сузились.

— Как мне знать, что это правда?

— Ты водишь темно-синюю Хондау.

— О, — пробормотала она.

Итак, Кормак причинил ей боль, а потом последовал за ней, чтобы убедиться, что она в порядке. Это хоть что-то. Спасибо я ему, конечно, не скажу, но, может, не стоило бить его так сильно.

Хотя нет. Он заслуживал удара за то, что сделал.

Со всеми нами.

Лайла шумно выдохнула и замолчала. Похоже, с темой реки было покончено. Пора перейти к другому вопросу.

— Подождем Веру? — я кивнул на дверь.

Кормак подошел к своему спальному месту и сел на его край, опершись локтями на колени.

— Она не хочет говорить об этом. Уже четыре года прошло, а я до сих пор не знаю, что именно произошло той ночью.

— Что? — четыре года — и она так ни разу об этом не заговорила. — Почему?

— Раньше я пытался спрашивать. Умолял её рассказать. Она просто замыкалась в себе и переставала говорить совсем. Со временем я решил, что это уже не имеет значения. Хэдли и Элси всё равно не вернуть, — его голос дрогнул. — Я не хотел рисковать и терять Веру тоже.

Значит, он не знает, что случилось? Что, черт возьми, происходит? А как же Нора? Улики были неопровержимы. Он убил ее, так? Почему Вера единственная знала, что произошло?