Бал-маскарад

Флора на ходу крикнула: «Прощайте, доктор!» и скрылась за дверью.

Помогая усаживаться коллеге в коляску, Иван Иванович тихо спросил у него над ухом:

– Уважаемый Франц Карлович, скажите, бога ради, почему вы обнадежили княжну? Мы ведь оба знаем с вами, что больному осталось жить недолго. Выходит, что вы солгали? Но я всегда считал, что лучше говорить правду пациенту и его родным.

– Иногда правду лучше не говорить, - философски сказал доктор. – Потом иногда случаются такие чудеса, которые с медицинской точки зрения вообще объяснить не возможно.

– Так вы вправду верите, что больной может поправиться? Может, вы знаете то, чего не знаю я?!

Я знаю только то, что людям всегда надо оставлять надежду. Это главный принцип нашего ремесла.

…Флора доверяла медицине. Но когда после отъезда врачей, управляющий предложил пригласить к хворому Ивану местную знахарку, девушка не отказалась. Маланья жила на краю села, на отшибе. Люди ее и боялись и уважали за целительский дар. Поговаривали, что у Маланьи был дурной глаз, поэтому без надобности к ней никто не обращался. Знахарка была бабой с виду страшной и старой. Но одежда на ней была справная, видно, что односельчане одаривали ее за то, что она разбиралась в травах и снадобьях. На ней была шерстяная зеленая кофта, добротная юбка. Седые космы она повязала яркой шалью. Тулупчик скинула на руки Кузьмы Егоровича. Она приветливо ему улыбнулась как старому знакомому. Тут же свирепо зыркнула в сторону Валерии и Флоры, которые стояли в комнате больного в ожидании приказаний старухи. Маланья строго сказала, обращаясь к Валерии:

– Это он из-за тебя сейчас помирает, - знахарка указала рукой на постель больного. – Ты его чуть в могилу не загнала из-за своего безрассудства и блуда.

Валерию больно ударили обидные слова старухи, но она и виду не подала, в глубине души пряча свою обиду. Только низко нагнула голову.

– Что, девица, стыдно стало, - ворчала знахарка, доставая пучки засушенной травы из разных мешочков, - это ж надо было так парня довести, что он в ледяную прорубь сиганул.

Валерия не удержалась, заплакала.

– Маланьюшка, зря ты так на барышню накинулась. Валерии и в помине на реке не было, - заступился за девушку управляющий. – Иван кинулся на помощь мальчишке, который тонул. Просто он прибежал прежде наших мужиков.

– Не о том я глаголю, - махнула рукой старуха. Глянула на Валерию, на ее изможденное от недосыпаний и страданий лицо, и сказала: - Спасу я твоего Ивана, не ради тебя, а ради него. Вижу, что он человек хороший. Правда, есть на нем один грех, но он про то тебе сам расскажет, как поправится. – Маланья повернулась к своим сверткам, стало делать какое-то снадобье. При этом старуха что-то шептала. Валерия интуитивно почувствовала, что слова старухи касались ее, она стояла как завороженная, слушая ее шелестящий шепот: - Сына летом народишь, а вот с мужем тебе придется расстаться, миленькая.

Маланья обкурила комнату больного травами, дала ему снадобье, что-то долго шептала у изголовья постели Ивана, потом рассказала какими отварами отпаивать больного и какой мазью натирать, и стала собираться домой.

На прощание, Маланья кинула слово и Флоре:

– Что, княжна, хочешь замуж, а ведь на чужом горе счастья не построишь. Может так статься, что до свадьбы дело не дойдет.

Кузьма Егорович вышел со знахаркой на улицу, а женщины долго еще не могли прийти в себя. Все происходящее минуту назад казалось сном. Валерия и Флора удивленно переглянулись. Валерия, понижая голос до шепота, как будто вредная старуха находилась еще в комнате, спросила:

– Флора, скажи мне, откуда Маланья все знает про тебя, да про меня.

– Не знаю, Валерия, но мне так страшно стало от ее слов.

Ивану и вправду стало лучше, медленно он стал выкарабкиваться из забытья, в котором пребывал. Хворь понемногу отступала. Валерия и днем и ночью дежурила в комнате мужа, она попросила, чтобы сюда принесли кровать, чтобы у нее была возможность быть рядом с мужем. Уставшая за целый день, Валерия от усталости валилась на постель. Иван был еще очень слаб, но снадобья Маланьи помогли, больной перестал бредить и стонать по ночам, температура спала. Почти каждый день больного проведывал Иван Иванович. О том, что у больного была знахарка, управляющий да и все домочадцы благоразумно промолчали. Доктор с удовлетворением отметил, что больному стало лучше. Все вздохнули с облегчением, кризис миновал.

Фимка, Иванка и другие слуги помогали ухаживать за больным. Флора видела, как устала за эти дни подруга, она умоляла ее, чтобы та пощадила себя ради будущего ребенка, но Валерия была непреклонна. Она считала, что просто обязана быть у постели больного мужа, не перепоручая это слугам.

На шестые сутки больному стало лучше, он открыл глаза и тихо позвал жену:

– Валерия, Лера.

Валерия вскочила с кровати и подбежала к постели мужа. Сердце ее безумно колотилось, отдаваясь сильными толчками в висках:

– Ваня, ты звал меня?

– Да, я хотел поговорить с тобой. Мне надо сказать тебе что-то… - Иван остановился, закашлявшись.

– Ничего не говори, милый, ты еще очень слабый, - попросила жена.

Иван попытался приподняться на постели. Но у него ничего не вышло, устало он снова опустился на высокие подушки.

– Тебе не нужно вставать.

– Я беспомощный, как ребенок, - слабо улыбнулся Иван. – Это меня так первый раз в жизни скрутило.

– Ты поправишься, обязательно поправишься. Доктор сказал, что кризис миновал.

– Валерия, я мог умереть… не сказав тебе… не покаяться, - тихо, не спеша, начал свою исповедь Иван, - я очень виноват перед тобой. Прости меня.

– Что ты, милый, это я виновата перед тобой. Я… я вела себя не достойно, -Валерия бросилась на колени перед постелью мужа. Посмотрела на мужа затуманенными от слез глазами: - Ты, наверное, очень сердишься на меня?

– Ну что ты, я совсем не сержусь на тебя, моя милая женушка, - Иван ласково погладил жену по голове.

– Правда?! – Валерия с мольбой посмотрела на мужа.

– Да, - слегка кивнул головой Иван. – Напротив, я очень виноват перед тобой…

– У тебя, наверное, есть другая женщина? – догадалась Валерия.

– Какая женщина? Что ты, Валерия! – тихим беззвучным смехом засмеялся Иван. – Я же люблю тебя, ты моя жена, больше мне никто не нужен. Он рукой обхватил Валерию за плечи, их губы встретились.

В это время, не слышно отворив дверь, в комнату вошла Фимка, она собиралась прибраться в комнате больного. Увидев целующихся Валерию и Ивана, девка обомлела. Она так и остановилась у порога с полным тазом воды в руках, не решаясь пройти в комнату.

Валерия засмеялась.

– Чего ты смеешься? – удивился Иван. – Или я за время болезни разучился целоваться.

– Нет, просто борода щекочется.

– Верно, зарос я, - Хмель провел рукой по заросшему за время болезни подбородку, улыбнулся, - раньше-то я без бороды ходил. Будешь, жена, любить меня такого, бородатого?

– Буду, ой как буду. Мне, кроме тебя, никто не нужен, - Валерия прильнула к мужу.

– Вот то-то же, гляди у меня, - нарочно сердитым голосом проговорил Хмель. – Это ты у меня – барыня, потому и не битая. А среди крестьян бытует такое мнение, если бьет – значит любит. Если мужик бабу хоть раз в жизни не ударил, то он, считай, и не муж ей вовсе… Но все дело в том, что пороть надо меня. Ой, как я, Валерия, провинился перед тобой! Я же состою в тайном обществе. Думал, для Украины моей какую пользу принесу. А вот недавно узнал, что мои товарищи задумали большую крамолу совершить. Убить самого царя и всех его родных, не жалея малых детей, чтобы, так сказать, свергнуть под корень самодержавие. Я против смертоубийства. Тем более, когда могут пострадать дети…