Балаустион

«Спутники» торжествующе переглянулись, Пирр опустил глаза, с трудом сдержав зловещую улыбку. Это была победа!

– И до тех пор, пока не закончится дознание, следствие и суд, ты, Эпименид, сын Ариона, должен жить и помогать правосудию.

– Я… я сделаю это, господин эфор, – прошептал Эпименид и снова обратил красные глаза на Пирра. – Я отмою имя Эврипонтидов от грязи. Пусть я самый гнусный и вероломный из предателей, но видят боги – я любил Павсания, твоего отца и своего друга, и люблю тебя, мальчик. Я пошел на это страшное преступление во имя тех немногих людей в этом мире, которых я любил больше вас…

Пирр поморщился, и Мелеагр, заметив это, перебил лафиропола, решив прервать поток его слезливых покаяний и вернуться к допросу:

– Кстати, гражданин Эпименид, известно ли тебе, чья это была идея – взять в заложники твоих сыновей?

Эпименид потряс головой.

– Говорили со мной и забрали мальчиков люди душегуба, но гарантии мне дал брат царя, элименарх Леотихид. Без этого я бы никогда не доверился…

На пороге библиотеки возник Тисамен. Его лицо, как всегда, было непроницаемо, но голос выдавал смятение.

– Прошу прощения, господа, что прерываю, но снаружи происходит кое-что, о чем вам следует знать. Прибыл элименарх Леотихид Агиад. Он собрал солдат, окруживших дом, и сделал перед ними объявление, которое мне очень не понравилось. Общий смысл – в доме засели заговорщики, задумавшие свергнуть законного царя Спарты, и эфор Фебид примкнул к ним. Приказом царя все мы объявлены вне закона…

– Что за глупости? – раздраженно вскричал эфор, зло стукнув о пол посохом и поднявшись на ноги. Все остальные вскочили мгновением раньше.

– Не думал, что они посмеют, – вполголоса уронил Пирр, встретившись взглядом с Исадом.

Словно холодный вихрь пробежал по библиотеке, выдув из нее запах победы.

– Я хочу поговорить с этими людьми, объяснить, что их толкают на преступление, – объявил Фебид. – Проводите меня.

– Только через окно, беседа может быть опасной, – бросил Пирр двинувшимся вслед за эфором Леониду и Исаду.

Все торопливо бросились к двери, чтобы перейти на другую сторону дома, к комнатам, выходящим на фасад. Ион, глянув на Леонтиска мутными глазами, проговорил:

– Там номарги и «белые плащи» – с полсотни человек. Нас, наверное, всех убьют. Какая жалость – у меня только что созрел замысел грандиозного труда.

– Не переживай, Геродот, напишешь ты свою историю, – усмехнулся Леонтиск, хотя знал, что Ион прав. Если номарги не послушают Фебида… это конец. Под ложечкой противно засосало. Эльпиника-красавица, неужели мне не суждено тебя увидеть?

Они уже вышли в коридор, когда Лих внезапно дико расхохотался и хлопнул Галиарта по плечу.

– Вот он твой «счастливый случай», дружище Галиарт! Ты просил, и боги послали его. Ой, вот умора! – его душил смех.

Сын наварха остолбенел. Великая Афина! – неужели это он накликал беду?

– Ну, чего встал? – Лих вытащил из-за пояса кинжал. – На. Иди и заколи этого жирного ублюдка Эвнома. Будет ужасно несправедливо, если он отделается легким испугом, когда «белые» всех нас укокошат и освободят его. Только без поединков и тому подобных глупостей – нет времени. Чую, что у эфора ничего не выйдет, и нам придется лишь попытаться подороже продать свои жизни.

Галиарт продолжал стоять, тупо уставившись на протянутый Коршуном кинжал. Убить связанного? Он не мог. Сын наварха оглянулся, пытаясь найти решимость в Леонтиске, что застыл в проеме двери, бледный, как привидение.

Коршун, окинув их понимающим взглядом, обнажил в усмешке гнилые зубы.

– Слабо, девчонки? Я так и думал. Что ж, справедливость обойдется и без вас. Не вы одни хотите мести, – он обернулся к все еще стоявшей у стены Клеобулиде. – Возьми, и сделай, что должно, пташка.

Двигаясь неуверенно, словно пьяная, она приблизилась и резким движением схватила кинжал. Лих рассмеялся.

– Иди, иди.

Пятясь, продолжая буравить их широко открытыми черными глазами, она двинулась к двери кабинета. Охранявший ее Феникс с поганой ухмылкой отошел в сторону.

– Отрежь ему яйца, детка, и заставь сожрать их, прежде, чем он сдохнет.

Глядя прямо перед собой, с горячечными пятнами на щеках, Клеобулида перешагнула порог комнаты.

– Идем, послушаем, что нам скажет ублюдок Рыжий, – Лих хлопнул Галиарта по плечу. Тот рассеянно кивнул и направился следом, поддерживая под руку бледного, скрежещущего от боли зубами Леонтиска.

У самых дверей гостевой их догнал, ударив по ушам, вырвавшийся из кабинета нечеловеческий визг. Холодные лапы пробежали по плечам Леонтиска, он поглядел на Галиарта.

– Сестренки могут спать спокойно – шакалы получили смерть за смерть, – тихо произнес тот.

Леонтиск молча кивнул. «Скоро Аид приберет и нас», – подумал он. Мысль о том, что придется умереть, казалась нелепой – можно привыкнуть к чужим смертям, но поверить, что этот мир может обойтись без тебя…

Когда они вошли, эфор уже стоял у черного прямоугольника окна и звучно говорил, обращаясь к столпившимся внизу солдатам:

– …поплатитесь головой. Одумайтесь – вам отдан преступный приказ, и вашими руками собираются преступники вершить кровавую несправедливость. Я – Фебид, сын Лая, эфор Спарты, неужели вы, лакедемонские граждане, посмеете поднять на меня оружие?

– Не поможет, – услышал Леонтиск тихий и мрачный голос Иамида, обращенный к Пирру. – Я видел, кого Ясон привел с собой – головорезов и мясников, пятерых самых отъявленных убийц Черного лоха, преданных только ему. Им что эфор, что отец родной – лишь бы кровь лить …

– Про «белых» и говорить нечего – они сделают, что прикажет Рыжий, – негромко прибавил Тисамен.

Как бы в ответ на это заявление с улицы раздалась звонкая команда Полиада:

– К штурму! Пактий, бери своих – и к заднему крыльцу. Всех, кто попытается выпрыгнуть из окон, режьте без разговоров!

– Быть может, просто поджечь эту хибару со всех углов – и пусть жарятся, а, командир? – донесся голос Пактия.

– Кретин, в доме с еще десяток наших. Выполняй приказ!

«Боги, не может быть, чтобы они на самом деле собирались нас убить, – тонким голоском проговорил в голове Галиарта вдруг охвативший его ужас. – Те, что идут сейчас сюда, знают нас большую часть жизни, мы вместе спали, учились, стояли в строю. Росли, во имя всех богов!» «Да? – холодно спросил рассудок. – А Ипполит? А Эвном? Они разве не росли с тобой? И ты тем не менее не сомневался, решив лишить их жизни». «Я никого не убивал!» – трусливо пискнул страх, но сын наварха, с усилием взяв себя в руки, велел ему заткнуться.