Балканский «щит социализма». Оборонная политика Албании, Болгарии, Румынии и Югославии (середина 50-х гг. – 1980 г.)
Шрифт:
В октябре 1961 г. Хрущёв уже открыто заявил в своей речи на XXII съезде КПСС о неприемлемости политической практики и идеологических воззрений руководства АПТ, что вызвало ответную реакцию Э. Ходжи. Последний сделал жёсткие заявления в адрес руководства КПСС и лично Хрущёва на международном коммунистическом совещании 16 ноября 1961 г. В декабре того же года Москва отозвала своих дипломатов из Албании и обратилась к Тиране с заявлением о нецелесообразности пребывания албанского посольства в СССР, что, по сути, означало разрыв дипломатических отношений, который сопровождался ожесточенной публичной полемикой.
Парадокс складывавшейся ситуации заключался в том, что коммунистическая Албания фактически переставала являться членом Восточного блока и начинала переходить на позиции нейтралитета, но существенно отличавшегося от югославского, финского, а также австрийского, и ориентированного на самоизоляцию [195] . Один из первых серьезных кризисов в Варшавском пакте привлёк внимание военных и политических кругов НАТО, а также граничивших с Албанией стран-участниц альянса. Наиболее серьезная ситуация складывалась в албано-греческих отношениях. В этой связи Тирана испытывала серьезные опасения относительно возможных действий Афин, направленных на изменение греко-албанской границы не только и не столько военным путем, сколько с помощью международного арбитража и при молчаливой поддержке со стороны США, НАТО и даже СССР. Территориальный спор о принадлежности южной части Албании (в соответствии с греческой исторической традицией называемой Северным Эпиром) был способен серьезно дестабилизировать военно-политическую ситуацию на Балканах и в Средиземноморье. Помимо того, что Афины постоянно заявляли о преследовании албанскими коммунистическими властями греческого национального меньшинства, Тиране стало известно о якобы выраженной Москвой поддержке греческих требований об автономии Северного Эпира и готовности обсуждать эту проблему на международном уровне. Ситуация приобрела столь острый характер, что Генеральный штаб итальянских вооруженных сил составил специальный документ для НАТО, в котором действия Греции в отношении Албании, как по вопросу сохранения ею состояния войны с соседней страной, так и по «чамскому вопросу» [196] , были жёстко осуждены. Это обуславливалось желанием Италии усилить свои позиции на Балканах и не допустить укрепления Греции в регионе. Лишь после вмешательства США Италия сняла этот документ с повестки дня обсуждений в НАТО [197] .
195
О формулировании новых подходов во внешней и оборонной политике режима Э. Ходжи этого периода см.: Bashkurti L. Diplomacia shqiptare n"e fillimet e luft"es s"e ftoht"e. 1945–1961. Tiran"e, 2003. V. 2; Bashkurti L. Diplomacia e vet"eizolimit: rasti i Shqip"eris"e. 1961–1989. Tiran"e, 2004. V. 3.
196
Албанцы-чамы (
197
Подробнее об этом: Meta B. Marr"edh"eniet shqiptaro-greke n"e vitet 1960–1962//Studime Historike. 2004. N 1/2
Одновременно Вашингтон активизировал военно-техническое сотрудничество с Афинами, имея в виду значимость Греции для оборонных интересов США и НАТО в Средиземноморье и на Балканах. В свою очередь, греческая сторона настаивала на усилении американской помощи в контексте складывавшейся в средиземноморско-балканском секторе военно-политической ситуации. Во время визита премьер-министра Греции К. Караманлиса в апреле 1961 г. в Вашингтон глава греческого кабинета особо подчеркивал важность его страны для оборонной политики США и НАТО в Европе и на Ближнем Востоке, ссылаясь на высокую степень дипломатического давления со стороны коммунистического блока на Грецию. Это требовало, по его мнению, усилить поддержку США своего союзника [198] . Караманлис придерживался мнения о том, что «было естественным в интересах успеха НАТО сохранять баланс на юге НАТО», и Греции, которая, по его словам, «является связующим звеном между Турцией и Югославией», «на протяжении последних десяти лет удавалось этого достигать» [199] .
198
312. Memorandum of Conversation. Washington, April 19, 1961, 10:30 a.m. // Foreign Relations, 1961-1963. Eastern Europe; Cyprus; Greece; Turkey. Washington, 1994. V. XVI. P. 608-612.
199
312. Memorandum of Conversation. Washington, April 19, 1961, 10:30 a.m. // Ibid. P. Turkey 610, 611.
В этой связи развитие советско-албанского конфликта превращалось в важный фактор, способный повлиять на оборонные возможности ОВД. С советской стороны действия албанского партийно-государственного руководства были в достаточно жёсткой форме оценены лично Хрущевым в речи 16 мая 1962 г. «на товарищеском ужине» во время его визита в Болгарию, что также было не случайно, имея в виду статус НРБ как наиболее близкого союзника СССР в Варшавском пакте [200] .
В американском разведывательном сообществе конфликт между Тираной и Москвой всё больше начинал рассматриваться в контексте ситуации, складывавшейся в ОВД [201] . Предполагая возможность прямого или косвенного использования силы со стороны СССР в отношении албанского руководства, аналитики ЦРУ приходили зимой 1962 г. к выводу о том, что подобные действия однозначно приведут к окончательному разрыву в отношениях между СССР и КНР. В то же время, как они считали, «советское покровительство успешному государственному перевороту было бы менее очевидным делом и могло бы не привести к разрыву с Пекином» [202] .
200
См. подробнее в: «Я являюсь продуктом сталинской эпохи». Речь Н. С. Хрущева на товарищеском ужине в Евксинограде (Варна) 16 мая 1962 года//Источник. Вестник Архива Президента РФ. 2003, № 6.
201
Об особенностях американских разведывательных оценок в этот период см. в: Anton M. Diversitate ^in unitate. Perceptii Americane Asupra Blocului Comunist, 1962// Arhivele Totalitarismului. 2004. № 3/4. Информация, поступавшая в ЦРУ США из Тираны на протяжении 1948–1961 гг., как стало ясно из рассекреченных документов этого ведомства, отличалась высокой степенью достоверности и наличием важных с точки зрения полноты освещения положения внутри руководства АПТ фактов. ЦРУ не раскрыло источников получения сведений и исключило из рассекреченных материалов установочные данные на них (имя или имена). Однако уровень и осведомленность источника/ов свидетельствуют о принадлежности его (их) к высшим партийно-государственным кругам коммунистического режима. О деталях в: Karaj V. Njeriu misterioz i CIA-s n"e Tiran"e: misteri i agjentit q"e i raportonte CIA-s bisedat me Mehmet Shehun dhe d"eshir"en e tij p"er ta lidhur Shqip"erin"e me Per"endimin// Shekulli. Nr. 177, 4.7. 2007. F. 13. Сам документ: Soviet-Albanian Relations, 1940–1960. (Reference Title: ESAU XIX-62). 22 June 1962. Current Intelligence Study. Office of Current lntellligence. Central Intelligence Agency. –См. также: Blum W., Ahmed N. M. CIA dhe Ushtria Amerikane: Nd"erhyrjet n"e vende t"e ndryshme t"e bot"es q"e prej Luft"es s"e II Bot"erore. Tiran"e, 2005.
202
Current Intelligence Staff Study. The New Stage of the Sino-Soviet Dispute (October 1961 – January 1962). Reference Title: ESAU XVIII-62. 26.2.1962. P. 89. –faqs.org/cia/docs/90/0000107344/:CURRENT-INTELLIGENCE-STAFF-STUDY—NEW-STAGE-OF-THE-SINO-SOVIET-DISPUTE-(OCTOB.html
Обращение к теме возможной реакции китайского руководства на действия советской стороны в отношении Тираны было закономерным. Сотрудничество между коммунистическими режимами Албании и Китая, которые оказались в изоляции в коммунистическом блоке, приобрело в начале 60-х гг. XX в. устойчивый и доверительный характер, что проявилось в области обороны и безопасности. Министерство внутренних дел Албании активно сотрудничало с Министерством государственной безопасности КНР в вопросах сбора и реализации разведывательной информации по широкому спектру политических [203] и военных вопросов. Главными из них являлись конкретные военно-политические действия любых государств в географических регионах нахождения двух стран и внешняя политика стран Западного и Восточного блоков в отношении Тираны и Пекина. Интенсивность обмена разведданными между албанской и китайской сторонами за первое полугодие 1961 г. была достаточно высокой, о чём свидетельствует предоставление албанской разведкой 16 информационных сообщений в адрес Министерства государственной безопасности КНР [204] .
203
Plani Kennedy – Hrushov dhe q"endrimi i De Golit: bashk"epunimi shqiptaro – kinez n"e fush"en e sh"erbimeve t"e fshehta 1963: korrespondenca mes Kadri Hazbiut dhe ministrit t"e sigurimit t"e shtetit kinez Hsje Fu Xhi – 1961// Ndryshe, 30.5.2008; Japonia "esht"e duke lozur rolin e nd"ermjet"eses…: bashk"epunimi shqiptaro – kinez n"e fush"en e sh"erbimeve t"e fshehta 1963–1965: korrespondenca mes Kadri Hazbiut dhe ministrit t"e sigurimit t"e shtetit kinez Hsje Fu Xhi// Ndryshe, 31.5.2008.
204
Текст благодарственного письма министра государственной безопасности КНР Сю Фу Джи в адрес министра внутренних дел НРА генерал-лейтенанта Кадри Хазбиу. 26.6.1961. См.: P"ergjigje. 26.6.1961 – Bashk"epunimi shqiptaro – kinez n"e fush"en e sh"erbimeve t"e fshehta 1961: korrespondenca mes Kadri Hazbiut dhe ministrit t"e sigurimit t"e shtetit kinez Hsje Fu Xhi – 1961// Ndryshe, 28.5.2008. Точное количество аналогичных сообщений от китайской стороны пока не приводилось в открытой печати.
В передававшихся китайским партнерам разведывательных материалах албанская сторона нередко косвенно связывала сходство действий в отношении Албании и Китая недружественных и враждебных политических сил (государств), что, вероятно, было призвано, по мнению Тираны, подчеркнуть объективную необходимость тесного союза между двумя странами. В начале февраля 1961 г. министр внутренних дел Албании генерал-лейтенант К. Хазбиу направил информационное письмо с разведданными, полученными его ведомством по линии Управления государственной безопасности, своему коллеге – министру государственной безопасности КНР Сю Фу Джи. В соответствии с данными, которыми располагала албанская сторона, американские «главный штаб морской пехоты и ВВС приняли решения об усилении в течение 1961 г. сил поддержки VI флота в Средиземном море и VII флота в Тихом океане». В число планировавшихся мер входило: увеличение авианосных единиц; усиление присутствия сил авиации в прилегающих к акватории Средиземного моря территориях и конкретных районах Тихого океана (прежде всего, на Тайване, названном в албанском документе Формозой); совершенствование системы командных пунктов с использованием средств воздушного базирования, а также разработка новых видов системы раннего предупреждения. Тирана предоставила Пекину информацию о разработке тайваньскими военными противовоздушного оружия – ракет [205] , а также копии наставлений для вооруженных сил НАТО по вопросам организации и проведения наступательных и контрнаступательных действий [206] . Помимо общей военно-технической информации албанская сторона направила китайским партнерам данные о подготовке кадров переводчиков в вооруженных силах США и оперативную информацию о зарубежных американских дипломатических представительствах [207] .
205
Текст письма Кадри Хазбиу министру государственной безопасности КНР Сю Фу Джи. 1.2.1961// Ibid.
206
Текст письма заместителя министра внутренних дел НРА Зои Темели министру государственной безопасности КНР Сю Фу Джи. 15.3.1961//Bashkepunimi shqiptaro.
207
Ibid. Примечательным фактом были одновременные сообщения от 15 марта 1961 г. как Хазбиу, так и Темели, адресованные Сю Фу Джи.
Отслеживание военно-политической обстановки в регионах, представлявших взаимный интерес для Тираны и Пекина, позволили албанской разведке выступить в роли серьезного партнера разведывательной службы КНР. Одним из направлений деятельности Управления безопасности МВД НРА было ведение работы по военно-политическому блоку СЕНТО и складывавшейся в нём ситуации. Это было особенно важно, учитывая зону ответственности альянса, имевшего выход на регионы, близкие географически как к Албании, так и КНР. Албанские органы разведки передали китайским коллегам весной 1961 г. информацию о составе и численности вооруженных сил стран-членов блока на конец 1960 – начало 1961 г. [208] Особое место в работе албанской разведки по СЕНТО занимала военно-политическая составляющая этого союза. Елейность полученных Тираной данных о характере происходивших в блоке процессов заключалась в том, что они касались вопросов военно-стратегического планирования и взаимоотношений союзников по региональному пакту. Именно поэтому добытые сведения были направлены в Пекин, где также внимательно следили за происходящим в СЕНТО, так как это затрагивало его взаимоотношения со многими членами организации, в частности, Пакистаном, рассматривавшимся в КНР как союзник против Индии. Несмотря на предупреждение албанской стороны о том, что «информация требует проверки», полученные сведения во многом отвечали действительности. Тиране, и, соответственно, Пекину стало известно о том, что на заседании представителей стран-членов СЕНТО, проходившем 27-29 апреля 1961 г. в Анкаре, «Турция, Иран и Пакистан обратились с просьбой об увеличении экономической и военной помощи к США», однако американцы не дали никаких обещаний. Три названных государства выступили также с инициативой создания единого военного командования, главой которого предложили назначить американского генерала. Американская сторона, как стало известно албанской разведке, выдвинула в ответ свои условия, заключавшиеся в том, что Пакистан и Иран разместят на своей территории ядерное оружие; Великобритания увеличит свой вклад в финансовое обеспечение СЕНТО; Турция, Иран и Пакистан будут вести осторожную политику в отношении арабских стран, Афганистана и Индии, а также будут противодействовать распространению коммунизма [209] . Не меньшую важность составляли сведения, полученные из натовских военных кругов и касавшиеся позиции членов альянса по важным для коммунистической Албании и КНР вопросам. Так, в частности, относительно проходившего в Осло 8-10 мая 1961 г. заседания министров иностранных дел государств-членов НАТО отмечалось, что «американцы стремятся усилить борьбу против социалистических стран и сделать её более долгосрочной. В дополнение к этому они предложили, чтобы военные силы НАТО вмешивались в дела тех новых государств, в которых существует угроза коммунизма. Англичане и французы высказали своё несогласие с этими предложениями и настаивали на том, чтобы страны Североатлантического альянса проводили политику переговоров. Франция оценивала ситуацию в Южном Вьетнаме более серьезно, чем в Лаосе, и требовала принятия срочных мер с целью недопущения попадания Южного Вьетнама в руки коммунистов. В отношении берлинского вопроса было принято единогласное решение о том, что не может быть сделано никаких компромиссов» [210] .
Как и в одном из предыдущих сообщений МВД НРА в адрес МТБ КНР, албанская сторона вновь предупреждала своих китайских коллег о необходимости проверки данных. Ставшие доступными в последние годы и опубликованные архивные материалы подтверждают точность полученной Управлением безопасности МВД НРА информации [211] . Активизация сотрудничества Тираны и Пекина в военно-политической области означала окончательную переориентацию руководства Албании на взаимодействие с Китаем и укрепление «оборонной составляющей» в двусторонних взаимоотношениях.208
Ibid.
209
Текст письма министра внутренних дел НРА Кадри Хазбиу министру государственной безопасности КНР Сю Фу Джи. 16.5.1961. Informate. 8.5.1961// Bashkepunimi shqiptaro.
210
Текст письма министра внутренних дел НРА Кадри Хазбиу министру государственной безопасности КНР Сю Фу Джи. 8.6.1961. – Bashkepunimi shqiptaro.
211
О сессии министров иностранных дел государств НАТО в г. Осло, проходившей 8-10 мая 1961 г., см.: NATO Strategy Documents. 1949-1969. Ed. by Pedlow Gr. W. Brussel, 1997; Nash Ph. The Other Missiles of October: Eisenhower, Kennedy, and the Jupiters, 1957-1963. New York, 1997.
§5. Национальные «проекции» оборонных интересов от Адриатики до Черноморья
В условиях происходивших изменений внутри Варшавского пакта и расширения взаимоотношений Албании и Китая, с которыми у СССР развивался партийно-государственный конфликт, особую значимость для военно-стратегической ситуации на Балканах приобретала позиция Югославии. Как отмечали эксперты американской разведки, занимавшиеся этой проблемой в мае 1961 г., «югославы, однако, воздержались от формальных союзных отношений с западными государствами и Балканским пактом, включающим Грецию и Турцию, о котором шли переговоры в 1953-1954 гг., когда угроза со стороны (коммунистического – Ар. У.) блока продолжала всё ещё оставаться серьезной, а сейчас практически уменьшилась. Белград всё же не отказался от связей с ними, так как они обеспечивают ему определенные выгоды в отношениях с этими двумя странами, а также потому что этот пакт (Балканский – Ар. У.) является своего рода гарантией против возрождения жёстких действий со стороны (коммунистического – Ар. У.) блока. Это также представляет собой форму непрямых контактов с западной оборонной системой, которая однажды могла бы стать полезной для Югославии, несмотря на то, что в своём политическом курсе она прибегает к осуждению НАТО» [212] . В определенной степени на оценки американской разведки влияло принятие правительством США новой внешнеполитической концепции – так называемой «доктрины Кеннеди», провозглашенной президентом Дж. Кеннеди в его инаугурационной речи 20 января 1961 г. В ней вновь была продемонстрирована приверженность Вашингтона идее поддержки противостоявших коммунизму сил.
212
Документ «CIA National Intelligence Estimate. Number 15-61. Outlook for Yugoslavia» (23.5.1961) цит. no: Baev J. US Intelligence Community Estimates on Yugoslavia (1948-1991)// National Security And The Future. 2000. V. 1, N 1. P. 99. Сам документ доступен по адресу в Интернете:19 NIE15-61 .pdf
На проходившей в Белграде 1-6 сентября 1961 г. первой конференции Движения неприсоединения позиция Югославии в отношении Западного блока проявилась достаточно отчётливо. В речи И. Броз Тито при открытии работы конференции югославский руководитель достаточно мягко охарактеризовал возобновление ядерных испытаний со стороны СССР, выразив лишь «озабоченность». В то же время испытания ядерного оружия Францией со стороны Белграда подверглись жёсткой критике. Тито фактически поддержал советскую версию причин и последствий развития
Берлинского кризиса. В жёсткой критической форме он охарактеризовал общественно-политические процессы в Западной Германии, которые он назвал свидетельством усиления фашистских и реваншистских тенденций [213] , в то время как ситуация в ГДР была представлена главой Югославии как «дальнейшее строительство социализма». Такой подход к происходившим событиям вызвал недоумение посла США в Югославии Дж. Кеннана, являвшегося в своё время одним из авторов так называемой «Доктрины сдерживания». По его мнению, руководство Югославии почувствовало, что обозначенный Белградом подход к этим двум важным для США проблемам был способен серьезно осложнить отношения с Вашингтоном. Именно поэтому на официальном уровне югославская сторона попыталась представить произошедшее как «недопонимание со стороны» посольства США и лично посла [214] . Во время встречи с Тито накануне конференции Кеннан получил от него информацию о том, что последний собирается коснуться в своей речи при открытии заседания как Берлинского кризиса, так и советских ядерных испытаний в критическом для Москвы тоне [215] . Таким образом, глава Югославии решил «уравновесить» подход Белграда к политике двух сверхдержав. Позиция югославского руководства представляла особый интерес для Вашингтона, где считали, что «первостепенное значение Югославии остаётся в том, что она является независимым коммунистическим государством, которое успешно сопротивляется советскому империализму. Значительный экономический рост, достигнутый этим режимом, а также эволюция его системы обеспечили ему роль разрушительного элемента в международном коммунистическом движении и источника, способствующего усилению национальных антисоветских тенденций в (Восточном – Ар. У.) блоке» [216] . Ситуация в нём в начале 60-х гг. свидетельствовала о наличии противоречий между его отдельными членами.
213
В октябре 1957 г. правительство ФРГ разорвало отношения с Югославией в ответ на установление ею дипломатических отношений с ГДР. Это было сделано в соответствии с провозглашенной государственным секретарем МИД ФРГ В. Хальштейном на совещании западногерманских послов в Бонне 8–9 декабря 1955 г. «доктриной». Основным тезисом «Доктрины Хальштейна», разработкой которой занимался, в действительности, глава Политического отдела МИДа ФРГ В. Греве, было недопущение со стороны Западной Германии признания легитимности ГДР. Любое государство, устанавливавшее дипломатические связи с ним «наказывалось» разрывом дипотношений с ФРГ. Лишь спустя 10 лет, в 1967 г. дипломатические отношения между ФРГ и Югославией были восстановлены. Радиоинтервью В. Греве от 11 декабря 1955 г. с изложением положений известной в будущем как «Доктрина Хальштейна» в: Wilhelm Grewe Jede Anerkennung der «DDR» ein unfreundlicher Akt. // Bulletin des Presse- und Informationsamtes der Bundesregierung , 13.12.1955. № 233.
214
99. Telegram From the Embassy in Yugoslavia to the Department of State. Belgrade, September 26, 1961, 6 p.m.// Foreign Relations of the United States, 1961-1963. Eastern Europe; Cyprus; Greece; Turkey. Washington, 1994. V. XVI. P. 209.
215
93. Memorandum of Conversation. Brioni, July 17, 1961; 95. Telegram From the Embassy in Yugoslavia to the Department of State. Belgrade, August 31, 1961, 7 p.m.; 96. Telegram From the Embassy in Yugoslavia to the Department of State. September 3, 1961, 4 p.m.; 97. Telegram From the Embassy in Yugoslavia to the Department of State. Belgrade, September 15, 1961, 7 p.m.// Ibid. P. 191-196; 199-202; 202-204; 204-207.
216
112. Memorandum from Secretary of State Rusk to President Kennedy//Ibid. P. 238.
Реализация оборонной политики в рамках Варшавского договора была тесно связана с проблемой экономического развития стран-участниц союза. Одно из первых решений, подготовленное советской стороной по данному вопросу, было принято Политическим Консультативным Комитетом ОВД 29 марта 1961 г. В нём заявлялось о том, что «одной из важнейших задач по укреплению обороноспособности Организации Варшавского Договора является улучшение работы по мобилизационной подготовке народного хозяйства в странах и особенно по созданию мобилизационных мощностей для производства изделий военной техники в военный период» [217] . Представленный Н. С. Хрущевым на заседании глав государств-членов СЭВ, проходившем в Москве 3-5 августа 1961 г., план создания наднационального органа планирования был крайне негативно воспринят румынским партийно-государственным руководством. Наиболее активно ещё в начале 1961 г. против него возражал Г. Гастон-Марин – зам. председателя Совета Министров, отвечавший в правительстве за планирование [218] . На проходившем 6-7 июня 1962 г. совещании представителей СЭВ Москва выступила с предложением о разделении специализации государств Восточного блока в области тяжелой индустрии и сельского хозяйства. Это было крайне негативно воспринято румынской стороной, так как Бухарест делал ставку на развитие не только аграрного сектора, на чём настаивал Кремль, но и промышленности. Такие противоречия, во многом повторявшие аналогичный спор между Тираной и Москвой в 50-е гг., достаточно серьезно влияли и на характер дальнейших отношений СССР и Румынии. На февральском (1962 г.) заседании руководящих органов СЭВ румынская сторона в достаточно жёсткой форме отвергла попытки Москвы усилить региональную интеграцию за счёт изменений планов индустриального развития Румынии, а на заседании СЭВ 6-7 июня вице-премьер А. Бырлэдяну вообще заявил о том, что идея предложенной Москвой региональной интеграции и специализации каждой из стран-участниц Совета серьезно затрагивает национальную безопасность Румынии. Вошедший в историю советско-румынской полемики по вопросам интеграции и специализации под названием «план Валева» [219] проект создания Придунайской экономической зоны включал 150 тыс. км2 с населением в 12 млн человек и значительную часть Румынии, практически 1/3 Болгарии, а также советские республики Украину и Молдавию. План рассматривался Г. Георгиу-Дежем как попытка «найти научные аргументы для оправдания политических интересов» Москвы [220] , направленных на хозяйственно-экономическое «привязывание» Румынии к СССР. Ставка румынского партийно-государственного руководства на скорейшее развитие промышленности была отмечена в начале 1963 г. в соседней Югославии, которая занимала особое место как в региональной, так и международной системе отношений, являясь, по заявлениям её руководства, социалистической страной [221] . К 1964 г. контакты между Белградом и Бухарестом интенсифицировались, что было во многом связано с проявлявшимся желанием руководства Румынии использовать Югославию как своего рода «ворота на Запад» [222] . Со своей стороны, Москва продолжала настаивать на усилении региональной интеграции и особенно хозяйственно-экономической специализации в рамках СЭВ. В июне 1964 г. советская газета «Известия» опубликовала серию статей, содержавших критику экономических планов Бухареста. Эта, на первый взгляд, имевшая экономическое содержание полемика свидетельствовала о расширении раскола внутри Восточного блока. Стремясь утвердить свою самостоятельность в отношениях с Москвой, Бухарест пошёл в августе 1964 г. на демонстрацию независимости в рамках «социалистического содружества», пригласив партийно-правительственную делегацию из Албании на празднование 20-летия августовского переворота, носившего в румынской коммунистической традиции название «августовское восстание 1944 г.»
217
Решение Политического Консультативного Комитета государств-участников Варшавского Договора. 21.3.1961 г. –id=84C43407-ABF5-87D5-53A7-274FA8F38F32&lng=ru
218
Berend I. Central and Eastern Europe, 1944–1993: Detour from the Periphery to the Periphery. New York, 1999. Р. 130; Gaston-Marin G. ^In serviciul Rom^aniei lui Gheorghiu-Dej. ^Insemnari din viata. Bucuresti, 2000.
219
Своё название он получил по фамилии научного сотрудника МГУ им. М. В. Ломоносова Э. Б. Валева, специалиста по экономической географии. В законченном виде проект был опубликован: Валев Э. Б. Проблемы экономического развития придунайских районов Румынии, Болгарии и СССР // Вестник Московского университета, серия география. 1964. № 2. Вскоре перевод этого материала появился на румынском языке в: Via(a economica. 1964. № 24. В румынской научной и общественно-политической прессе он подвергся жёсткой критике с позиций отстаивания суверенитета Румынии. Подробнее: Tita М. The Black Sea in the Regional Collaboration Politics of Romania at the End of the 1950s and the Beginning of the 1960s// Valahian Journal of Historical Studies. 2007. № 7-8. О политическом характере разногласий между Москвой и Бухарестом по данному вопросу в: Retegan М. Razboi politic in blocul comunist. Relaliile romano-sovietice in anii ‘60. Documente. Bucure§ti, 2002; Costache B. Romania §i C.A.E.R. 1949-1960//Arhivele Totalitarismului. 2000. Nr.3/4.
220
Neagoe-Plesa E. Rolul lui Gheorghe-Dej ^In Elaborarea Politicii Externe Si ^In Directionarea Relatiilor Rom^ino-Sovietice (1960–1965)// Annales Universitatis Apulensis. Series Historica. N 9/I. 2005. P. 232. Подробнее аргументацию Г. Георгиу-Дежа со ссылками на архив ЦК РКП см. в данной статье.
221
Этот факт нашёл своё отражение в усиливавшемся внимании со стороны аналитиков «Радио “Свободная Европа”/Радио “Свобода”» к взаимоотношениям между Бухарестом и Белградом: Stankovic S. Borba: Atmosphere of Haste in Rumania. Non-Target Communist Area. Analysis Department: Yugoslavia. 31.1.1963. – http://files.osa.ceu.hu/holdings/300/8/3/pdf/50-1-164.pdf
222
Действия Бухареста оценивались именно так зарубежными экспертами, внимательно следившими за складывавшейся ситуацией: Stankovic S. Yugoslavia: Rumania's Gate to Western Europe. Radio Free Europe/Munich. Non-Target Communist Area Analysis Department. Background Information. Yugoslavia. 1.4.1964. Radio Free Europe research. BOX-FOLDER-REPORT: 50-2-125 – http://files.osa.ceu.hU/holdings/300/8/3/pdf/50-2-125.pdf