Барби. Часть 1

Бригелла кивнула, как показалось Барбароссе, даже с некоторым облегчением.

— На такое дело не ходят в одиночку. Мне нужна напарница. А ты, увы, лучшее, что может мне предложить Броккенбург.

— У тебя есть сестры. Чем плохи «шутовки»? Или ваш ковен наконец сподобился сочинить себе правила чести, которые надо соблюдать?

Бригелла фыркнула.

— Есть выходки, которые не прощают даже в «Камарилье». А я… Скажем так, мне не особенно везло в последнее время.

— Что, демоны не были к тебе благосклонны, когда ты кидала кости?

Бригелла, легко поднявшись с камня, отряхнула кюлоты от мелкой пыли и, взяв кончиками пальцев воображаемый подол платья, легко и изящно сделала книксен, потупив глаза.

— Мне нужен новый домик для моих кукол, — прощебетала она, — с бальной залой, игрушечной мебелью и горящим камином.

Чертова выблядка. Наделенная, как все «шутихи» лицедейским мастерством, она и в самом деле перевоплотилась на миг в маленькую хорошенькую девочку. Из породы тех, что обречены вызывать умиление у взрослых и на которую Барбаросса не имела надежд походить — даже если бы судьба не изукрасила ее лицо столь блядским образом.

Барбаросса помедлила, прежде чем задать следующий вопрос.

— Почему ты думаешь, что я соглашусь?

Бригелла смерила ее взглядом.

— Потому что ты, кажется, немного задолжала мне, сестрица. За дырку в брюхе, за информацию о «Сестрах Агонии», за эту наводку, наконец. И, кажется, тебя весьма прижало с этим твоим гомункулом, раз уж ты обратилась ко мне за помощью. Не беспокойся, мы провернем это дело вместе. Чисто и аккуратно, как хер козопаса входит в молоденькую козочку.

— Этой ночью?

— Этой ночью, — подтвердила Бригелла, потерев кончик деревянного носа, — Мы встретимся возле старой котельной в два часа после полуночи. Без фонарей, без свечей, без амулетов. Через полчаса уже будем улепетывать без оглядки, а через час забудем, что когда-либо разговаривали друг с другом. Идет?

— Договорились, — холодно бросила Барбаросса, — Мне — гомункул старикашки, тебе — все остальные цацки, что там попадутся. И не советую хитрить, Бри. Иначе вздую еще разок, да так, что не появишься здесь еще месяц.

Бригелла улыбнулась ей и вновь опустилась на камень, небрежно закинув ногу на ногу. Кажется, она могла пролежать в этой позе весь день, точно у себя в койке.

— В таком случае тебе уже пора пиздовать отсюда. А то мы с тобой воркуем так долго, что могут подумать, будто у нас свидание. Не забудь, в два часа ночи возле старой котельной.

Бригелла улыбнулась ей на прощание. И хоть улыбка выглядела вполне искренней и милой, Барбаросса заметила злых чертиков, мелькнувших в ее глазах. Чертиков, вовремя предупредивших ее о том, что с губ «шутовки» сейчас сорвется то слово, которое едва не сорвалось в начале. Тяжелое слово, бьющее в грудь навылет, распахивающее нутро, как свинцовая пуля из мушкета. Ее прошлое имя, которое не растворилось в сумерках, как многие беды в Броккенбурге, а до сих пор призраком шло по ее следу, выныривая в самые неподходящие моменты.

— Не подведи меня… Красотка.

[1] Кацбальгер — короткий ландскнехтский меч для ближнего боя.

[2] Туше (фр. toucher — касаться, дотрагиваться) — момент касания противника оружием в фехтовании.

[3] Баумкухен — вид германской выпечки, сдобное тесто из нескольких слоев.

[4] Финстерханд (нем. finstere Hand) — дословно «зловещая рука». Одно из средневековых обозначений для отрубленной кисти мертвеца, которой приписывались магические свойства. Так, помещенные в эту руку свечи из жира казненных преступников парализуют всех, кто увидит их свет.

[5] Альбрехт фон Валленштайн — один из полководцев Тридцатилетней войны; штурм Кремзира произошел в 1621-м году.

[6] Флинта — обиходное название для оружия с кремневым замком.

[7] Хуглейк — легендарный конунг, упоминаемый в «Саге о Инглингах», которому предания приписывают чрезмерную скупость.

[8] Согласно Золотой Булле (1356) верховная власть в Саксонии принадлежала «избирательному князю», саксонскому курфюрсту, владевшему почетным титулом «императорский великий маршал».

Глава 7

Старая котельная нимало не изменилась за те несколько месяцев, что она не была в этой части Брокка. Не изменилась — да и не могла измениться. Все тот же исполинский, обильно заросший плющом холм, контуры которого едва можно было разглядеть, так плотно к нему со всех сторон лепились прочие дома. Барбаросса усмехнулась, разглядывая его с почтительного расстояния.

Воистину, жадность городского магистрата могла состязаться лишь с жадностью адских владык. За триста пятьдесят лет, минувших с рокового дня Оффентурена, распахнувшего все двери Ада, серый камень броккенской горы впитал в себя до пизды ядовитых чар и магических испарений, но каждый его альбум[1], выраженный в звенящих гульденах, приносил, по слухам, господину Тоттерфишу, городскому бургомистру, такой умопомрачительный доход, что он уже выстроил себе по небольшому замку в Гросенхайне, Криммичау и даже в Дрездене.

Может, про замки злые языки и хватили лишку, тем более в Дрездене, но, судя по тому, с какой охотой городской магистрат застраивал каждый дюйм свободного пространства, водружая все новые и новые дома, скоро херова гора провалится в Преисподнюю, мрачно подумала Барбаросса, не выдержав всего водруженного на ее древний хребет веса.

Здесь, в Верхнем Миттельштадте, дома еще не лепились друг к дружке так тесно, как внизу, напоминая битву раковых опухолей за груду умирающего мяса, да и сложены были из добротного камня, а не из скверного фахверка, улицы были достаточно широки для снующих аутовагенов и карет, а сточные канавы имели вполне пристойный вид, но… Барбаросса подняла повыше воротник дублета, чтобы капающая с висящих над улицей проводов дрянь не замочила шеи. После сладкого, как вино, воздуха Эйзенкрейса здешний все равно отдавал ссаниной и помоями, мало чем отличаясь от воздуха Нижнего Миттельштадта. А уж здешняя щекотка и подавно могла свести с ума.

Она не обладала чуткостью Котейшества, но даже ее слабого чутья на чары было достаточно, чтобы ощущать легкий зуд кожей спины и предплечий — реакция ее тела на едкий магический фон, царящий здесь. Не требовалось иметь за спиной пяти кругов посвящения в адские науки, чтобы определить его источник. Чертовы провода.

Провода здесь висели над улицами так густо, что походили на растянутые в воздухе силки, свисая гудящими гроздьями с уличных столбов и оплетая многие дома не хуже плюща. Тысячи мейле одного гигантского трубопровода, по которому днем и ночью перекачивались поддерживающие жизнь города энергии ада, и трубопровода порядком изношенного, давно не знавшего ремонта, выпускающего в и без того насыщенный остаточными чарами воздух дополнительные порции хаотически заряженной дряни. Истинные кровеносные сосуды, прокачивающие ядовитую кровь в огромной глыбе каменной плоти под названием Броккенбург, не дающие ей испустить наконец дух.

Кое-где в переплетениях проводов висели, покачиваясь, разлагающиеся тела гарпий, похожие на истлевших пауков — херовы чертовки, привлеченные в Верхний Миттельштадт соблазнительными запахами, частенько ломали себе крылья и шеи, да так и оставались висеть, внося собственный пикантный аромат в здешнюю атмосферу. Но они не были единственными представителями жизни в этой исполинской, распахнувшейся над всем городом, паутине.

Кое-где по проводам карабкались существа, в сторону которых и вовсе не стоило глядеть, напоминающие коллекцию препаратов анатомического театра, в которую какой-то шутник-демон вдохнул жизнь. Полупрозрачные розовые сгустки со множеством гибких усиков, которыми они ловко цеплялись за провода, целенаправленно куда-то двигаясь. Огромные мясистые серые гусеницы, меланхолично пережевывающие своих менее удачливых собратьев. Еще какие-то твари, походящие одновременно на нетопырей и ос…