Бард, который ничего не хотел

– Нет!!! – руки Кириана машинально метнулись к оспариваемым объектам, и туловище, оставшись без поддержки, растянулось на дороге. – Уши – это хорошо! И спасибо! Но смысл в том, что в своем теле я привык хозяйничать самостоятельно, а то, что выделываешь с ним ты…

– Во-первых, - медленно раздражаясь, прорычала Кробх Дерг, - главным образом я выделываю с ним твое спасение, если ты до сих пор не соизволил заметить. А во-вторых, твое драгоценное тело не творит ничего такого, чего не смогло бы без меня!

– Хорошо. Положим, гонки по крышам и швыряние баронов на дальность и в цель скоро войдут и в мою привычку, - миннезингер приподнялся на локтях и обвиняюще уставился на собеседницу. – Но как всё это стыкуется с выполнением моего желания, объясни, пожалуйста!

– Поживешь – увидишь, - махнула хвостом кошха, поднялась и двинулась прочь.

– Э-э-эй! Постой! Ты куда?! – поэт рванулся за ней на четвереньках.

– Я не собираюсь ночевать посреди дороги, - не оборачиваясь, отозвалась она.

– И куда ты идешь?

– Конечно, туда, где нас теперь будут искать в самую последнюю очередь.

– Тогда я с тобой!..

Перекусив квашеной капустой с сыром, луком и колбасой, менестрель и кошха, не сговариваясь, залезли на подоконник спальни и приняли обычные позы: гостья с легкостью, хозяин – с изрядным кряхтением и стонами, оплакивая перенапряженные мышцы. Город внизу давно спал, потушив окна и принакрывшись звездным покрывалом неба. Как усталые светляки, далеко внизу горели фонари, едва пробивая белесую пелену тумана.

– Спать пора? – покосилась на барда Кробх Дерг.

– Не спится, - угрюмо буркнул тот. – И при текущем ритме жизни не засну еще с месяц как минимум. Моя тонкая душевная организация на такие перегрузки не рассчитана.

– И это говорит человек, собравшийся жениться! – тихо рассмеялась кошха.

– Да, я собрался! И надеюсь, кое-кто сдержит свое слово!

Гостья посерьезнела:

– Кое-кто – сдержит. Только не пришлось бы другому кое-кому жалеть об этом.

– Жалеть о том, что Свини примет мое предложение? – снисходительно хмыкнул поэт. – Жалеют ли птицы о том, что умеют летать!

– Спроси их об этом во время осенней охоты, - фыркнула кошха. – И вообще, откровенно говоря, я не понимаю, зачем эта женщина тебе нужна.

Менестрель набрал полную грудь воздуха, собираясь сказать что-нибудь звонкое и напыщенное про неземные чары и вечную любовь – но неожиданно для самого себя выдохнул и неловко повел плечом. Если общая ночь, звезды и подоконник не располагали к откровенности – что тогда располагало?

– Понимаешь, Кробх Дерг… - медленно начал он. – Дело в том, что я знаю себе цену. И окружающие тоже. Особенно дамы.

– И почем кило менестреля? – мягко усмехнулась кошха, но Кириан продолжал, точно не слыша, с каждым словом возбуждаясь всё больше:

– Я не красавец. Мягко говоря. Я невысок – для мужчины… мягко говоря. Толстоват… опять же мягко говоря. Не обладаю силой, ловкостью, шармом – или что там еще может удержать внимание женщины… Да что там удержать! Привлечь его – и то проблема! Я не красноречив в общедоступном понимании – и не слишком туп, чтобы быть общедоступным. И я не хочу быть общедоступным, я не хочу угождать чужим вкусам – не в балладах по торжественным государственным оказиям, то есть… Бравурного заказного рифмоплетства вполне достаточно. После некоторых из них у меня бывает ощущение, что если я стану еще более общедоступным хоть на йоту, у меня над дверью повесят красный фонарь! Я не хочу быть кумиром десятков тысяч. Я не хочу быть Златоустом, которому все заглядывают в рот, ожидая перла – до такой степени, что боишься его раскрыть, чтобы сунуть ложку. Я хочу быть самим собой, и общедоступность не есть черта моего характера!

Словно ожидая вихря насмешек или возражений, бард почти враждебно уставился на кошху, но наткнувшись на спокойный, почти сочувственный взгляд, смутился.

– А Свинильда тебя понимает? – спросила Кробх Дерг.

– Свинильда… Свинильда… Свинильде я… Для Свинильды я… Она любит подарки. Говорит, что в глазах подружек внимание королевского менестреля делает ее особенной… потому что придворные сплетни… и… и… И больше никто на меня… А я тоже человек! Я хочу радости! Заботы! Семьи! Я детей хочу – мальчика и девочку! И еще – сколько получится! А мне уже сорок пять!.. Я был единственным ребенком… и самой моей хрустальной мечтой… с золотой рамочкой и бриллиантовыми ручечками, так сказать… было иметь много братьев и сестер. И теперь… когда у меня будет… жена… своя семья… я… мне… И… и… - болезненно подбирая слова, поджал губы поэт – и вдруг вскинул голову: - Послушай! Чего ты суёшься? Какое вообще твое кошачье дело?! Это моя личная жизнь!

– Которая стала и моей, когда ты загадал свое желание! – гневно фыркнула кошха, и искры полетели с ее шерсти, прожигая в подоконнике маленькие черные кратеры. – И соглашаясь его выполнить, я думала, что помогаю влюбленным, страдающим от недопонимания, а не идиотам, страдающим дурью!

– Так вот ты обо мне какого мнения! Дурак!

– А ты сам о себе разве не такого?! Кто еще по доброй воле захочет жениться на бабе, предавшей его за последние три дня три раза?! И если бы хоть кто-то один из вас любил другого!

– Я… наверное, я смогу ее полюбить… - понурившись, пробормотал поэт. – И она меня не предавала. В первый день так получилось – она ведь мне ничего не должна. С кем хочет – с тем и гуляет. Во второй… Найси просто оказался навязчивым и приперся туда, где ему не рады. А сегодня… Мне вовсе не кажется, что Свини виновата в том, что произошло. Они караулили у ее дома. Она не знала!

– Если тебе нравится так думать – думай. И то, что ты для нее – лишь источник удовольствий и телячьего обожания – тоже не забывай, - презрительно фыркнула Кробх Дерг. – Мое дело – предупредить.

– Твоя совесть чиста, - холодно ответил бард и отвернулся.

С его точки зрения, разговор был закончен, но, похоже, гостья придерживалась иного мнения.

– Хотя если дело только во внешности, может, проще внешность подбирать под женщин, чем женщин – под внешность? – задумчиво проговорила она.

– Это как? – непонимающе покосился на нее Кириан.

– Закажи мне внешность, на которую женщины будут бросаться стаями. Говорят, брюнеты у вас редки, и оттого популярны.

– Чтобы мои должники перестали меня узнавать? Хотя это у них и без моей смены внешности неплохо получается…

– Разве высокий рост, фигура воина, черные курчавящиеся волосы, орлиный нос, интересная смуглость и жгучий карий взор не стоят десятка не отданных монет?

– Может и стоят… Но ведь жгучий брунет с носом сипа… кобчика…

– Орла.

– Да. Его. Ну так вот. Этот тип, каким бы смазливым на физиономию он ни получился, будет кем-то другим. Не мной.

– Нет, тобой! Внутри него будешь ведь ты!

– Ага, вот и еще один момент, который всезнающие кошхи не ведают, - усмехнулся миннезингер.