Барин-Шабарин 2

— Любезный, ты можешь идти, я и сам господам представлюсь! — сказал полицейский, окидывая меня и Картамонова взглядом. — Полицмейстер города Ростова Марницкий Федор Васильевич. И, господа, у меня есть вопросы.

Глава 12

— Чем обязаны? — на правах хозяина первым задал вопрос Матвей Иванович.

Тон Картамонова, правду сказать, был несколько грубым, не сдержался крестный. Хотя кто и когда любил, чтобы к нему на порог приходили полицейские? Бежать к ним за помощью — да, а в остальном — если только хаять и ругать.

— Не ищите во мне врага, господа, — отвечал Марницкий. — Я здесь по долгу службы, но это редкий случай, когда моё любопытство и моя честь не противоречят тому, о чём говорит долг.

— Вы, однако, говорите загадками, — обозначился и я, до того же позволял себе только изучающе смотреть на полицмейстера.

— Присаживайтесь за стол, господин полицмейстер, никто не скажет, что Картамонов не накормил и не оказал должного гостеприимства. Сперва обед, опосля ответ, — сказал Матвей Иванович, указывая непрошенному гостю на стул.

— Да, господин Марницкий, разделите с нами радость, все же Христос в Иерусалим въезжал… И вы приехали… — сказал я, и хорошо, что вовремя остановился.

Хотелось спросить про того осла, верхом на котором приехал полицейский, ну или козла.

— Все разговоры после того, как вы откушаете, чем Бог послал. Не гнушайтесь, господин Морницкий, ибо мы все грешны… — Картамонов указал на стол, который прогибался от многочисленных и отнюдь не скоромных блюд. — Впрочем, и постные имеются. Вот рыбка запечённая. На Вербное Воскресенье рыбку и в пост можно.

— Кто из нас не грешен? — сказал Морницкий, присаживаясь за стол, но при этом не отводя от меня взгляда.

Вот она, разница: если ещё пять минут назад все блюда казались мне вкусными, что ум отъешь, а наливочка — просто лакомством, то сейчас мало что радовало глаз, и будто бы рецепторы обленились или пища стала какой-то пресной. А все приезд полицмейстера виноват.

Некоторое напряжение, безусловно, витало в воздухе. И пусть внешне ни я, ни Картамонов не проявляли никакого беспокойства, но я был уверен, что и в голове старого казака сейчас крутятся множественные мысли, — то ли бежать, то ли за топор хвататься.

— Вы что же, были в моём поместье? — нарушил тишину я.

— Был. Признаться, именно к вам я и направлялся. Было удивительным, что на въезде вашего имения остановили и даже допросили, будто какого-то разбойника, — полицейский натужно улыбнулся. — Вы объясните своим богатырям, чтобы к мундиру уважение имели.

— Не держите зла, господин полицмейстер, сами, наверняка, видели, что моё имение подверглось стихийному бедствию, — сказал я. — Так что все переживают.

— Знатно сгорело, будто бы кто-то помог сему случиться! — заметил Марницкий.

Я улыбнулся и пожал плечами, не комментируя едкое замечание полицейского. Будет конкретный вопрос — на него и отвечу. А пока подробных расспросов, или допросов, не началось, я не видел смысла намекать на то, что впоследствии произошло в Ростове. Не вызывало никаких сомнений, что полицмейстер Ростова прибыл именно по поводу того, что произошло в вверенном ему городе. Только всё больше складывается впечатление, что не допрашивать он сюда прибыл, а ведомый некими иными мотивами.

— Вы решили у нас остановиться, направляетесь, возможно, в Екатеринослав? — будто бы ведя светскую беседу, спросил Картамонов.

— Нет, господа, я ехал целенаправленно и по деловому вопросу. Именно к вам, господин Шабарин. Я не направлялся, — строгим, решительным голосом сказал полицмейстер.

Кто бы сомневался! Ну что ж, у меня готова линии обороны, и даже, если этот полицмейстер меня обвинит в умысле, доказать своё право даже на месть я смогу, если только не включится административный ресурс — представитель губернатора. Однако если такое случится — значит, сделаю ещё ход, привлеку общественное внимание. Можно попробовать срежиссировать что-то подобное тому судилищу, через которое я уже прошёл. Сами рады не будут.

— Господин Картамонов, — обратился я с своему крёстному. — Мы можем с господином полицмейстером занять какую-либо комнату в вашем прекрасном и уютном доме, чтобы там переговорить? Смысла нет оттягивать наш разговор, коли уж нужда в том случилась.

Конечно же, Матвей Иванович предоставил нам место: то ли комнату для разговоров, то ли помещение, похожее на камеру для допроса. Я не тушевался, не опасался каких-либо ударов, как-то это всё уже стало достаточно привычным. Так что больше меня раздирал интерес.

Что-то в поведении, как и в самом приезде полицмейстера Ростова, не укладывалось в то моё представление о том, каким должен быть полицейский в этом времени. Проделать такой огромный путь? Ради чего? И ведь пришёл он не объявить не об аресте, два сопровождающих его полицейских остались снаружи. Так что я больше склонялся к тому, что будет разговор.

— Это вы уничтожили банду Портового? — сходу, как только мы расположились в кабинете у Картамонова, спросил полицмейстер.

— Я ведь имею возможность не отвечать на ваши вопросы? Если это допрос, то наверняка имеется постановление, бумага, которая меня обяжет отвечать, — сказал я.

Марницкий улыбнулся, вольготно, на грани приличия расположился на стуле.

— Заметьте, я проделал достаточно неблизкий путь не для того, чтобы вас арестовывать. Я хотел посмотреть на того человека, кто смог бросить вызов сложившейся обстановке. Не хотите отвечать на предмет того, что вы сделали в Ростове, ответьте тогда на другой вопрос, будьте так любезны. Вы осознаёте, что перешли дорогу очень влиятельным людям в губернии? — говорил полицмейстер, буравя меня взглядом.

Я ещё до конца не понял, что происходит, но заметил такую деталь — Марницкий, видно, тяготится своим положением. Он, скорее всего, вынужден действовать согласно всей той системе, которая выстроилась в Екатеринославской губернии, с её криминальными делишками и административным ресурсом у отъявленных бандитов, но сам не в силах что-либо противопоставить существующим реалиям.

А душа-то просит.

— Прежде чем отвечать на этот вопрос, я задам свой. Вы же не против? — сказал я и, дождавшись кивка, продолжил: — Что бы вы сказали человеку, который сделал то, о чем вы меня спросили, если бы его встретили? Я так понимаю, что бандиты, которые промышляли обманом и кровопролитием и грешили налево да направо, отправлены в ад? Так что для вас истина: справедливость, пусть и такая жестокость, или же законность во всем? Я считаю, что добро должно быть с кулаками!

Мариинский отвечал не сразу. Он всё ещё продолжал буравить меня взглядом, рассматривая и оценивая. Возможно, у полицмейстера случился некоторый когнитивный диссонанс, когда я, этакий щёголь и повеса, общаюсь и веду себя достаточно раскованно, без пиетета и страха, даже самонадеянно тет-а-тет с главным полицейским далеко не самого маленького города Ростова.