Барин-Шабарин 7

— У меня очень мало времени, мистер Говард.

— Да, простите сэр! Я хочу принять участие в задуманном вами деле.

— А откуда вам известно, что я задумал?

— Догадываюсь.

— И, разумеется, намерены сообщить о своих догадках в «Times»

— Нет. Во-первых, ваши люди и шагу мне не дают ступить без пристального за мною наблюдения, а во-вторых, мне догадки неинтересны, я хочу все увидеть своими глазами.

— Благородное желание. Увидеть своими глазами и… солгать в репортаже. Истинный стиль британской журналистики.

— Возможно, у вас есть основания так утверждать, но в своих репортажах я всегда подчеркиваю храбрость и находчивость русского солдата.

— Ладно. Не будем спорить. Если вы хотите принять участие в деле, вам придется пройти медицинское освидетельствование и подготовку, во время которой никаких контактов с внешним миром, включая письма родным. Также я должен предупредить вас, что существует значительный риск тяжелого ранения или даже гибели.

— Моя профессия — это риск.

— Тогда пройдите вот по этому переходу к следующему шатру. Если врачи установят, что вы готовы принять участие в подготовке, вас отправят в лагерь.

— Благодарю вас, мистер Шабарин.

— Не за что. Учтите, что никто с вами цацкаться не будет. У нас все равны — и офицер и солдат и иностранный журналист. В дело идут только добровольцы… Следующий!

Говард поклонился и вышел. За ним в шатер вошел… офицер фельдъегерской службы. Откозыряв, доложил:

— Ваше высокопревосходительство, вам пакет из канцелярии его императорского величества!

Он вынул из своей сумки скрепленный сургучными печатями пакет и протянул мне. Любопытно, может мне, наконец, присвоили чин генерала-лейтенанта? Вскрыл ножом для разрезания бумаг пакет, взломав печати. Хм, указ… «Божию милостью мы, Николай Первый, император и самодержец Всероссийский и прочая, и прочая, и прочая…». Я пробежал глазами весь текст и с досадой швырнул указ на стол.

— Ну надо же, как это не вовремя!

* * *

Ба-бах! Ба-бах! — палили пушки. И дым стелился над водой, запутываясь в камышах. Стреляли с берега. Вплотную к берегу монитор подойти не мог, слишком мелко. И десант бросал сходни, скатывал по ним орудия, прыгал в ледяную воду и сразу шел в атаку. Артиллеристы открывали огонь по готовности, чтобы подавить вражескую артиллерию, препятствующую высадке. И когда выстрелы противной стороны смолкали, начиналась рукопашная.

Дирижер этого оркестра смерти, генерал-майор Шабарин, кивнул сигнальщикам — отбой! Замелькали флажки, умолкли орудия. Атакующие остановились. Боцмана высвистели общее построение и десант и защитники береговых укреплений быстро вытянулись в одну шеренгу. Командир прошел вдоль строя, глядя на мокрых — клеенчатые штаны и куртки держали воду, но недостаточно — уставших, но воодушевленных добровольцев. Военные стояли со штатскими вперемежку.

— Ну что ж, на сегодня неплохо, — сказал генерал-майор. — Объявляю отдых и обед до четырех часов. Офицеров прошу ко мне на разбор после… Хм, учебных действий. Разойтись!

Строй распался. Вольноопределяющиеся кинулись к кострам, сушиться и греться. А там уже дымили печи полевых кухонь. Кашевары ворочали черпаками в котлах, над которыми поднимался, растекаясь по лагерю, ароматный пар гречневой каши с тушенкой. В реальном деле такой роскоши не будет. Придется согреваться на ходу и харчится, выскребая ложками тушенку из жестяных банок. А о чае со сгущенкой можно будет только мечтать.

Офицеры собрались возле палатки Шабарина. Он кивнул своему адъютанту и тот кинулся накрывать на грубо сколоченный деревянный стол. Разбор полетов не обязательно проводить на голодный желудок. Здесь же, в палатке, офицеры могли быстро переодеться в сухое. До начала следующих тренировок их денщики высушат и починят то, что сейчас было мокрым и оборванным.

— Сегодня, господа, вы действовали лучше, чем вчера, — заговорил генерал-майор, — но это не повод расслабляться. Сами понимаете, условия настоящего боя нельзя воспроизвести на учениях. Потому что стрельба будет вестись боевыми, а вокруг будут падать в воду и грязь тела ваших боевых товарищей. Да-да, господа, именно — товарищей, независимо от сословия и званий. Во время нашей вылазки не будет низших чинов и господ. Я их отменяю. Офицер должен будет драться за рядового как за самого себя. Я понятно выражаюсь, господа!

— Так точно, господин генерал-майор, — выразил общее мнение Толстой.

— Тогда приступим… И раз уж вы, граф, подали голос. Начнем с вас… Огонь вы открыли на тридцать секунд позже, чем требовала обстановка.

— Учту, Алексей Петрович.

— Не просто учтете, а отработаете маневр сверх общего времени учений.

— Слушаюсь, господин генерал-лейтенант.

— Поручик Ртищев, — продолжал Шабарин. — Ваши ребята сегодня показали себя неплохо, но учтите, что деревянные ружья легче железных и придумайте какие-нибудь утяжелители, чтобы бойцы вашего взвода не размахивали ими, как повесы тросточками на Приморском бульваре.

— Будет исполнено, господин генерал-лейтенант.

У Шабарина нашлось, что сказать и другим офицерам — командирам взводов десанта в Камышовую бухту. Закончив разбор, генерал-майор поднялся и отправился к рядовым. Увидев его, десантники начинали вставать, но он знаком велел им не отвлекаться от своих занятий. Рядовыми здесь были люди разных сословий — мужики, купцы, дворяне. За неделю учений все различия стерлись. Те, кто не выдержал, отсеялись в первые дни. И те, кто переоценил свои силы и те, кто не смог переступить через перегородки, разделяющие русское общество XIX века.

Остались лишь те, кто жаждал отомстить захватчикам больше, чем сохранить социальные предрассудки. Как ни странно, среди оставшихся оказался и Говард. Былого британского лоска и следа не осталось. Похудел, осунулся, но держался. Десантники звали его попросту «Ваней» и он отзывался на это простецкое имя. Неужто что-то понял, журналюга? Или хитрит, а в уме уже стряпает статейку, где красочно описывает диких русских медведей, которым все нипочем — а тем более, утонченная европейская цивилизация?

— Ну как, Джон, обвыкаетесь?

— Помаленьку, — по-русски ответил он.

— Ваш командир говорит, что вы неплохо деретесь. Даже показывали солдатам какие-то приемы. Что это? Тайский бокс?

— Ушу, — скромно ответил англичанин.

— В самом деле? Вы владеете секретами монахов из монастыря Шаолинь?

— Да. Я год прожил в нем.

— Тогда вам отдельное задание. Будете тренировать наиболее талантливых ребят.

— Слушаюсь, сэр!

— Ну отдыхайте.

И Шабарин продолжил обход учебного лагеря. Русская эскадра уже готова была выйти к Босфору. Южная армия, под командованием Горчакова, все же уперлась южнее Бухареста. Австрияки, даже если бы захотели, не смогли бы помочь своим союзникам. Хотя тайные переговоры между Англией, Францией, Австро-Венгрией, Пруссией и Швецией о расширении антирусской коалиции идут.

Газеты, с легкой руки Хвостовского, и не без участия Шабарина, метко окрестили ее «коалицией желающих». А в Екатеринославской типографии напечатали большим тиражом линогравюру с изображением того, кто, кого и в какой позе в этой коалиции желает. Ничего, вскоре у них пропадет всякое желание. Русский медведь покажет всем этим ослам, который мнят себя львами, волками и лисами, что такое его тяжелая лапа.

* * *

— Я знаю сотни способов выманить русского медведя из его берлоги, но не знаю ни одного — как его туда загнать обратно, — повторил фрайхерр фон Вертер слова своего приятеля, депутата Соединенного ландтага прусского королевства Отто фон Бисмарка, завершая речь на тайном совещании представителей пяти государств, которое проходило в Цюрихе.