Барин-Шабарин 7

— И, разумеется, всех сословий, — улыбнулся великий князь.

— Безусловно, ваше императорское высочество. Образование всех уровней вообще следует расширять. Именно в нем заключается сила нашего государства.

— Однако молодые люди, обучающиеся в наших университетах, нередко критически относятся к самодержавной власти как таковой и к нашим государственным установлениям в целом, — заметил Александр Николаевич. — Полагаете, что кухаркины дети, получив образование, будут более к нам лояльны? Я думаю, что — нет.

— Вы, как всегда правы, ваше императорское высочество, но следует задаться вопросом — почему?

— И почему же?

— Потому, что обучаясь естественным и точным наукам, они нередко видят вокруг себя патриархальные устои, отсутствие прогрессивных веяний в промышленности и в других областях деятельности. Не имея четкой, хорошо просматриваемой перспективы не только личной карьеры, но и развития Империи в целом, эти кухаркины дети хватаются за любые идеи, приходящие из Европы, которые мнят прогрессивными. Как с этим бороться?.. Довольно просто. Нужно загрузить студентов умственной работой не только в смысле обучения, но и сразу подключать их к полезным делам по созданию железных дорог и подвижного состава, новых пароходов — военных и коммерческих, к развитию телеграфной сети, рудным изысканиям и так далее. Пусть изобретают, придумывают полезные для Отечества новшества и при этом — не задаром. Промышленникам нашим уже сейчас следует обратить внимание на талантливых молодых людей. И выплачивать им стипендии, с условием, что по окончанию учебного заведения, стипендиаты станут трудиться на их рудниках и фабриках.

— Я вижу, Александр Петрович, у вас на все готов ответ. Вот только как соединить ваше предложение об обязательной службе с необходимостью развивать образование?

— Поступившим в университет и в другие учебные заведения, давать отсрочку от службы. Одновременно — ввести кафедры, где обучают военному делу и призывать студентов на ежегодные военные сборы. К примеру, во время летних вакаций. У молодых людей будет меньше времени нахвататься дурных веяний с Запада.

— Да, господин вице-канцлер, вам пальца в рот не клади. Вижу, что решение моего царственного батюшки назначить вас на нынешнюю должность было чрезвычайно мудрым.

— Как и многие другие решения, его величества.

От цесаревича не укрылось, что собеседник произнес слово «многие», но не «все». Выходит, не льстив новый вице-канцлер. И это хорошо. Трон и так окружен льстецами, которые служат не за совесть, а за собственный интерес. В том, что Шабарин служит Отечеству не ради чинов и царских милостей, Александр Николаевич, имел возможность убедиться неоднократно. Со своей смекалкой, изобретательностью и прозорливостью, этот человек давно уже мог бы быть сказочно богат, но ничтоже сумняшеся потратил сумасшедшие деньги на обмундирование, вооружение, обучение и проведение десанта. Да еще потратился на погребение погибших, лечение раненых и вспомоществование семьям. Нет, с таким человеком уж точно следует иметь дело.

* * *

В родном доме мне довелось провести ровно столько, сколько будущему императору понадобилось времени на отдых, то есть — всего ничего. Считай — только обнял жену, поцеловал старшего сына, да потетешкал двойняшек. Сказал Лизе, чтобы потихоньку собиралась для переезда в Санкт-Петербург. Высохнет земля, установится погода — и в путь. За это время я успею вступить в должность, ну и обзавестись в столице, соответствующим моему статусу жильем.

Отдав распоряжения своим управляющим и охране, я расстался с домом и отправился в новый путь. Правило трех карет соблюдалось. От одной почтовой станции до другой, от города к городу, цесаревич и я пересаживались из кареты в карету. Харьков, Курск, Тула, Москва, Тверь, Новгород — нигде мы подолгу не задерживались. Известия из столицы, полученные по телеграфу, с каждым днем становились все тревожнее.

И дело было не только в прогрессирующей болезни императора. Джеймс Бонд — мой британский агент — сообщил, что парламент одобрил проект лорда Адмиралтейства Джеймса Грейама о нападении британской эскадры на столицу Российской империи. На деле это означало, что корабли военно-морского флота Туманного Альбиона уже на пути к Санкт-Петербургу. Привычки наглосаксов не меняются веками. Не важно, объявляют они войну или нет — о нападении бриттов вы узнаете за минуту до первого выстрела с их стороны.

По прибытию в столицу я сразу направился в наш Адмиралтейств-Совет. И не просто так, а имея на руках соответствующий рескрипт цесаревича. Все чины высокого ранга в Питере уже понимали, что правящему императору осталось недолго и воспринимали указания наследника престола всероссийского как обязательные к исполнению. Во всяком случае, я на это надеялся.

О действиях союзнических эскадр в Балтийском море в первой версии истории мне было известно. Они обстреливали Ораниенбаум, Свеаборг, Транзунд и даже Выборг, но все это случилось позже — летом. Сейчас же подходил к концу февраль и казалось британцам нечего делать у наших балтийских берегов, но аномальное теплая погода добралась и до Питера. Горожане радовались столь ранней весне. В Зимнем угасал, как свеча, Николай I. А на рейде Христиании собирался британский флот вторжения, под командованием адмирала Ричарда Дондаса.

В Адмиралтейств-Совете меня принял Петр Иванович Рикорд, адмирал, председатель Морского Ученого Комитета. Меншиков, председательствующий в Адмиралтейств-Совете, был занят, а великому князю Константину Николаевичу, товарищу начальника Главного Морского штаба, понятно было не до меня. Вместе со своим братом, цесаревичем, он находился сейчас у одра умирающего императора.

Рикорд с заметным удовольствием пожал мне руку. Я ему — тоже. Будучи председателем Пароходного комитета, адмирал Рикорд организовал испытания мин Якоби, и принимал личное участие в этих испытаниях. Эти мины были установлены в Финском заливе, благодаря чему в прошлом, 1854 году, британский адмирал Непир и его французский подельник Парсеваль-Дашен отказались от планов нападения на Кронштадт. Жаль, что жить этому отважному мореплавателю и талантливому командиру осталось совсем немного.

Меня и прежде порою посещало странное ощущение, что я разговариваю с призраками. Причем, оно весьма усиливалось во время встреч с историческими личностями, которые для меня, человека XXI века давно уже умерли. Вот и сейчас, увидев живого Рикорда, я невольно попытался разглядеть тень грядущей смерти в его глазах. Возраст, болезни, усталость. Испытания долгих морских походов, все это наложило свою печать на председателя Морского Ученого Комитета, но живость ума никуда не делась. Петр Иванович тут же принялся расспрашивать меня о моих технических нововведениях.

И хотя времени было мало, я решил несколько утешить старика, которому не суждено было увидеть мои предложения воплощенными в металл. И потому пустился в рассуждения о броненосцах, мониторах и даже — подводных лодках. Последнее особенно заинтересовало Рикорда. Как человек образованный, разбирающийся в современной ему технике, он тут же задал главный вопрос:

— Я разумеется читал о «Наутилусе» американца Фултона и «Гидростате» Пейерна и знаю, что некоторая польза из подобного типа судов может быть извлечена, но вот насколько они могут быть практичны в военном отношении?

— Именно эти конструкции почти бесполезны, — ответил я. — Чтобы подводное или как выражались прежде — потаенное судно — действительно превратилось в грозное оружие, необходимо множество усовершенствований. Цельнометаллический корпус, способный выдерживать глубинное давление, ходовая машина, система обновления воздуха, вооружение, могущее действовать и в надводном и в подводном положении, органы управления судном и оптические приборы.

Адмирал покивал. Он, разумеется, знал о проекте Спиридонова, который должен был поступить в Морской Ученый Комитет еще в прошлом году и потому спросил: