Барин-Шабарин 7

Тайным оно было лишь на бумаге. Потому что русские и европейские газеты вовсю уже высмеивали жалкие попытки «каолиции желающих» договориться о том, чтобы выступить единым фронтом против громадного варварского государства на Востоке. Даже у англичан, после уничтожения «легкой кавалерии» под Севастополем, пропал былой пыл. Да, они отправили корабли к Архангельску и к Камчатке, но даже при успехе этих операций вряд ли Русский медведь почувствует что либо, кроме щекотки.

Что уж говорить об остальных. Австрийцам не удалось вытеснить армию Горчакова из Румынии. Шведы хоть на словах и мечтают о реванше за поражение в Северной войне, но на деле былая мощь их королевства осталась в прошлом. Пруссия, как выяснилось, и вовсе не желает участвовать в войне с Россией. А французский император подвержен каким-то странным колебаниям. Единственный народ в Европе, который полон решимости драться с московитами — это поляки, которые бредят Великой Польшей от «можа до можа», но готовить новое восстание в Царстве Польском дело не быстрое. Особенно — с учетом поражения всех предыдущих. И результата не гарантирует.

— У меня есть сведения, что фон Вертер будет назначен новым послом в Петербурге, — неприязненно произнес посланник шведского короля Оскара I, Роберт Фредрик. — Я вообще не понимаю, зачем Фридрих Вильгельм послал его сюда?

— Понятно — зачем, — отмахнулся Феликс Шварценберг, представитель австрийского императора. — Прусский король не желает ввязываться в войну с русскими, а вслух это произнести духу не хватает. Вот и послал этого хитрого лиса — фон Вертера…

Эти двое лишь выразили общее разочарование, которое накрыло участников совещания, хотя далеко не все из них решились это высказать вслух. Остальные срочно строчили донесения своим сюзеренам, в которых выставляли себя пламенными борцами с русским милитаризмом, а своих коллег — нерешительными, а то и откровенно — трусливыми соглашателями.

Делать в Цюрихе большинству из них было больше нечего, но они не торопились разъезжаться, тем более, что их пребывание в Швейцарии оплачивалось из государственных средств. Они словно ждали, что вот-вот будет получено известие, которое все перевернет с ног на голову и они с полным правом вернутся за стол переговоров. Коалиция против России будет, наконец, создана.

Давно уже пора разобраться с этим рыхлым беспредельным пространством, чьи недра полны сокровищ, леса — пушных зверей и первоклассной древесины. Народ привычен к ярму, так что ему все равно на кого работать — на своих ленивых и невежественных помещиков или на рачительных и бережливых немецких бауэров. Кнут есть кнут — какая разница чья рука сжимает его рукоять, если результат один и тот же?

Вечером представители пяти стран собрались на ужин. Пили рейнское и шампанское, говорили пространные речи. Через каждое слово — Европа, бремя белого человека, цивилизация. Захмелев, перешли на более свободные темы. Например — о бабах, пардон, о пышнотелых фройляйн, которые обслуживают знатных гостей в номерах гостиниц и денег за это не требуют. Вот оно истинно швейцарское гостеприимство!

Разгорячившись воспоминаниями, стали поспешно собираться, чтобы провести еще одну последнюю ночь и с милыми, сговорчивыми горничными в отеле. В этот момент в зал вошел фельдъегерь с пакетом от кабинета министров Французской империи для Лионеля де Мустье, который представлял на совещании Наполеона III. Захмелевшие европейские политики, затаив дыхание, наблюдали, как француз вскрывает пакет ножом, которым только что кромсал на своей тарелке пулярку.

Де Мустье не спешил. Да и после изрядной дозы рейнвейна перед глазами у него все плыло. Одно дело щупать сочные прелести швейцарок — здесь вряд ли промахнешься даже в темноте — другое — вчитываться в витиеватые закорючки официальной депеши. Остальные представители коалиции желающих поскорее вернуться в номера, мысленно костерили этого неторопливого галла, пьяно водящего лорнетом над бумагой. Наконец, он поднял голову и глаза его наполнились слезами радости.

— Господа! — возвестил он. — Только что получено известие, которое в корне меняет сложившуюся на континенте военно-политическую ситуацию!

— Что? Неужели скончался император Николай? — нетерпеливо осведомился швед Роберт Фредрик.

— В Царстве Польском новое восстание? — с надеждой спросил австриец Феликс Шварценберг.

— Флот ее величества все-таки высадил десант в Балаклаве и русские бегут из Севастополя? — предположил посланник королевы Виктории, сэр Роберт Пил.

— Скорее всего — у императора Наполеона Третьего сменились намерения, — ядовито заметил пруссак фон Вертер.

— А вот и не угадали, господа! — с пьяной развязностью улыбнулся Лионель де Мустье. — Произошло нечто гораздо более вдохновляющее… Прежде всего — вдохновляющее нас на продолжение наших переговоров.

— Похоже, Марте придется немного подождать, — вздохнул англичанин, неизвестно, чем более расстроенный — тем, что его предположение не оправдалось или тем, что раздевание покорной и мягкой, как овечий сыр, горничной откладывается на неопределенное время.

* * *

Ветер упорно гнал волны на берег и паровая машина монитора «Стрелянный воробей» едва удерживала его на достаточном расстоянии от каменистого мелководья. Вопреки названию, камыша в Камышовой бухте не обнаружилось. Или его выжгли проклятые французы. Зато вдоволь оказалось пронизывающей до костей сырости, обледенелых камней у береговой кромки и темноты, пока еще не нарушенной ни единой вспышкой пушечного или ружейного выстрела.

Основной десант шел на шлюпках, которые могли подойти к месту высадки вплотную, а вот пушки придется тащить до суши по ступицы в воде. Причем тащить — силами самих артиллеристов. Такой роскоши, как тягловые лошади, десант себе позволить не мог. С монитора спустили в воду широкие трапы, по которым расчеты, при помощи экипажа, начали спускать шабаринки. В это же время на веслах подошли основные силы десанта, вооруженные пулеметами, винтовками и револьверами. Ну и — ножами и шашками.

Я пока оставался на борту «Стрелянного воробья». Должен был убедиться, что все мои люди благополучно достигли берега. Тогда я отдаст команду артиллеристам монитора открыть навесной огонь по французским укреплениям. Как недоставало инфракрасной оптики! В кромешной тьме январской ночи хорошо скрыто высаживать десант да и то — пока противник его не обнаружил. Куда хуже, что нельзя видеть, что твориться на позициях врага.

Ничего. Недаром последние несколько тренировок проходили именно ночью. Десантники привыкли, что действовать придется впотьмах. Правда, в заранее условленное время, специально засланные во вражеский тыл корректировщики должны будут зажечь костры позади французских позиций. Если, конечно, корректировщиков заранее не переловили. Жаль будет. Ведь на эту миссию согласились самые отчаянные ребята. Чеканя шаг по деревянному настилу подошел Толстой.

— Ваше высокопревосходительство, все орудия на берег доставлены! — доложил он.

— Отправляйтесь следом, Лев Николаевич, — сказал ему я. — Старайтесь подкатить пушки как можно ближе к вражеским укреплениям и открывайте огонь, едва смолкнут орудия монитора.

Приложив руку к козырьку клеенчатой фуражки, будущий классик русской литературы развернулся было на каблуках, как командир десанта заметил:

— И не забудьте надеть каску, граф. Ваша голова еще пригодится России.

— И вы не забудьте, Алексей Петрович, — напомнил Толстой. — Полагаю, что ваша голова ценнее.