Барин-Шабарин 7

И где результат?! «Le temps des grandes et rapides deceptions — Время великих и быстро наступивших разочарований» — так называли теперь сражение на реке Альме. Русские проявили там не только свое знаменитое медвежье упорство, но и явили новейшие системы вооружения, а также — отличное умение с ним обращаться.

Это было не сражение даже, а — бойня! Раненых оказалось столько, что им не успевали оказывать медицинскую помощь на месте и вывозить их в военный лагерь. Самых «тяжелых» морем отправляли в Константинополь и в албанский городок Скутари, где пришлось наскоро разворачивать крупные военные госпитали.

Изувеченные солдаты и офицеры умирали по пути туда или под ножом хирурга, ибо операции делались без анестезирующих и обеззараживающих средств. И это в довесок к тому, что еще до высадки на Крымский полуостров в союзных войсках началась холерная эпидемия, которая и не думала прекращаться.

Не радовало Наполеона III и поведение России вне театра военных действий. Мало того, что в Петербурге начались погромы французских модных магазинов, так и шпионы доносили слухи о том, что царь якобы намеревается изъять все денежные средства и недвижимое имущество подданных Французской империи, которые ведут дела в его варварском государстве. А нас за что?!

Если Николай решится на это, Шарль Луи готов принять аналогичные меры. А если потребуется — то и арестовать всех русских, которые предпочитают коротать свои суровые полярные зимы на южных курортах Франции. Мир должен увидеть, что племянник Наполеона Бонапарта умеет проявить твердость.

Шарль Луи до сих пор не мог забыть ту характеристику, которую дал ему — Императору Франции — русский посол в Англии Бруннов: «…до сих пор у него смешение в голове. Он разом мечтает о нескольких авантюрах. Немного о Бельгии; рейнские границы; маленький кусочек Савойского пирога; много католицизма с примесью некоторых воспоминаний об итальянском карбонаризме; распространение завоеваний в Алжире; египетские пирамиды; иерусалимский храм; восточный вопрос; колонизация в центре Америки; наконец, словечко от Ватерлоо, перенесенное на берега Англии, вот, в их быстрой смене, мечтания, которые проходят через этот странно организованный мозг…».

Странно организованный мозг Луи-Наполеона действительно жаждал всего и сразу. В своих мечтал он видел шеренги французских солдат в красных штанах, марширующих и по России и по Бельгии и по Алжиру и по Мексике. Империя не должна ограничивать свои притязания. Дядя это хорошо понимал. И что не удалось Наполеону I, должно получиться у того, кто добавил к своему титулу еще две римских единицы.

Вот только тогда придется вывести свои войска из России — сказала Шарлю Луи тень его великого родственника. Пусть громят магазины модных тряпок, пусть отнимают имущество его подданных, имевших глупость обзавестись им в варварской северной стране, пусть даже этот гнусный предатель Клодт придает причиндалам своих каменных коней профиль его, Наполеона III. На все это можно закрыть глаза, но потеря армии и флота поставит жирный крест на всех иных его планах.

«Отозвать немедленно!» — мелькнула паническая мысль, потому что внутреннее ощущение нарастающей катастрофы захлестнуло «странно организованный мозг» Шарля Луи. Взгляд его снова упал на донесение маршала Леруа де Сент-Арно — главнокомандующего французской экспедиционной армией в Крыму. Император Франции схватил его. И строчки донесения, вставленные между делом «…incident mineur dans un village cotier…» поплыли у него перед глазами.

* * *

— И вы, граф, желаете принять участие в этом деле?

Молодой артиллерийский офицер, будущий всемирно известный писатель, задумчиво пощипал жиденькие усики.

— Если я правильно вас понял, Алексей Петрович, вы затеяли весьма опасную вылазку.

— Да. И велики шансы, что ни один из нас назад не вернется, — ответил я вполне откровенно.

— Это мне подходит, — улыбнулся Толстой.

Рука моя, готовая открыть список добровольцев, зависла над девственно чистым листом бумаги. Я понимал меру своей ответственности. Одно дело приписывать себе стихи и песни, которые будут написаны в отдаленном будущем или — уже не будут написаны. Другое — при самом печальном развитии событий лишить Россию и все человечество «Войны и мира», «Анны Карениной», «Севастопольских рассказов». Фактически росчерком пера я могу уничтожить гигантский пласт мировой культуры. А с другой стороны, как я могу отказать русскому офицеру, сознательно идущему на риск?

— Вы с шабаринками знакомы, ваше сиятельство?

— Не только видел в деле, но и имел честь командовать батареей на Альме.

Я это знал, но на всякий случай уточнил. Мне нужна была спокойная уверенность в голосе этого человека. И я ее услышал.

— Придется высаживаться вместе с орудиями и сходу открывать огонь, прикрывая десант, — сказал я.

Толстой деловито кивнул, а я продолжал:

— На вылазку пойдем не сразу, Лев Николаевич, сначала отработаем все в учебных боях.

В глазах артиллериста мелькнул огонек любопытства.

— Если я правильно понял вас, господин генерал-майор, вы полагаете не просто обойтись учебными стрельбами, но отработать всю операцию полностью?

— Да. При том, что часть солдат и офицеров будут «драться» за противника. Поелику возможно отработаем в условиях наиболее приближенных к боевым, — сказал я, давно уже не заботясь о соответствии применяемой мною терминологии реалиям эпохи.

— И тем надеетесь снизить возможные потери, — кивнул начинающий писатель.

— Совершенно верно. При том, исходя из соображений, что противник заведомо сильнее и многочисленнее.

— Интересный подход, — одобрил Толстой. — У нас обычно ограничиваются муштрой и шагистикой.

Я бы ему с удовольствием изложил свои идеи по части подготовки специальных подразделений, но времени было в обрез. Поэтому я улыбнулся и сказал:

— Ведь вы литератор, граф.

— Начинающий, — скромно уточнил будущий потрясатель умов.

— Вернемся живыми, я вам подарю пишущую машину моей конструкции. Очень, знаете ли, облегчает канцелярский и писательский труд.

— Заранее благодарю.

— Вношу вас в список, Лев Николаевич, а теперь прошу пройти в соседний шатер для медицинского освидетельствования.

— Но я здоров!

— Нисколько не сомневаюсь в этом, ваше сиятельство, но правило для всех одно. Я должен быть уверен, что каждый из участников десанта сможет перенести весьма непростые условия вылазки.

Если будущий автор «Войны и мира» обидится, мне же легче. Я знал, что многие офицеры могут воспротивиться принудительному медосмотру, не подозревая, что это тест на психологическую устойчивость.

— Я понял вас, Алексей Петрович, — сказал Толстой. — Вы совершенно правы. Буду рад служить под вашим началом, господин генерал-майор.

Он поднялся, откозырял и направился по крытому переходу к следующем шатру, а ко мне вошел… британский журналист.

— Интервью не даю, мистер Говард! — отрезал я.

— Простите, сэр, — откликнулся англичанин. — Я пришел не для этого, хотя, признаюсь, был бы рад взять у вас интервью… Правда, это достаточно новая форма журналистики… Первым был мой соотечественник, известный писатель Льюис Кэролл…