Бармалей и Снегурочка

– Так бы сразу и сказала, джигита собирать мы понимаем. А то мозаика какая-то, шмозаика! Ум поломать можно!

Пока Тугарин Змеевич за мешком на ледник бегал, Мара походила по берегу ручья и подыскала для предстоящей работы относительно ровную и чистую площадку, к тому же и довольно укромную, укрытую за стеной приемных палат. Она, к собственному удивлению, изрядно нервничала, периодически даже принималась дрожать, что странно, обычно ее невозмутимость ничто не могло поколебать. Но тут ей точно сердце подсказывало, вовсе не каменное, как многие считают, что это очень важно, собрать все кусочки этого конкретного человека вместе. У нее было предчувствие, что это очень нужный и важный для нее человек. Подробностей она, как водится, пока не знала, чтобы их раздобыть, надо было сложить человека из кусков. Над этим Мара и работала.

А вот происшествие с Волатом ее, как ни странно, не задело. Почти нисколечко. Хотя казалось – не чужой ей человек. Большой человек. Только подумала ему в след: может, оно и к лучшему? Пора уже прекратить это незримое присутствие неподалеку, это укоризненное терпеливое молчание на расстоянии шепота. Страница перевернута! Она умела уходить и умела забывать. Уходить, бросать, забывать, это вообще часть ее жизни. Как и помнить, и не отпускать. Всему свое время, всему свое место, вот что важно понимать. Так что, нет, не задело. Во всяком случае, не так, как человек из мешка. Хотя она понимала, что эти два события связаны. Они просто не могут не быть связаны. И вот это вызывало любопытство.

Мозаика – шмозаика, так да? Хорошо, займемся тем и другим. Ну, где он там?

– А вот и мы, моя Махтес! Я – и неизвестный джигит! – Тугарин поднял мешок над головой и потряс ледышками. Звук от них просыпался примерно такой же, какой издают, соударяясь, мороженые пельмени.

– Давай сюда!

Она указала ему примеченную ей полянку на берегу. Тугарин высыпал на землю из мешка все ледяные осколки, получилась довольно внушительная груда. Тогда Мара принялась выбирать из кучи куски и складывать из них человека, половец ей старательно помогал. Он то подавал ей очередной фрагмент в руки белые, а то и сам прилаживал его на место. «Мозаика, – бормотал он себе под нос. – Зайка-мозаика...» Ноги, руки, пальцы – всему находилось свое место, работа спорилась, и вот они уже почти закончили. Почти.

– Ничего не пойму! А голова где? – вдруг опомнилась Мара. – Ты что, голову его там оставил? Не взял?

– Ничего не оставил, слушай! Все подобрал, мамой клянусь! – Тугарин поднял пустой мешок, помахал им и снова бросил. – Наверное, ее не было. Может он это, безголовый был? Я слышал, есть такие...

– Как так, не было? Какой, безголовый? Что ты несешь?! – удивилась и даже немного осерчала Мара. – Должна быть! Всё должно быть!

Хмурясь, она торопливо прошла к выходу из колодца и тщательнейшим образом все там осмотрела. Головы джигита нигде видно не было, она, словно в воду канула. В воду?!

Мара посмотрела на водопад, срывавшийся сверху, из светлой Нави, на ручей, бравший начало у его подножия, и улыбнулась. Просветлев немного лицом, она заглянула в полную прозрачной воды чашу у подножия водопада, но кроме своего отражения ничего не увидела. Головы в чаше не было. Тогда Мара пошла вдоль ручья, внимательно оглядывая его берега, вглядываясь в воды. Так дошла она до того места, где ручей превратился в реку Забвения, до первого глубокого омута.

Заглянув в темную глубину вод, она позвала тихонько:

– Эй, Лета! Слышишь меня? Это я, Мара!

Никто не ответил ей, однако темная и ровная гладь воды вдруг подернулась легкой рябью. Мара улыбнулась. Она и сама была мастерицей посылать знаки, потому с легкостью читала чужие.

– Слышишь! Вижу, что слышишь, – продолжила Мара. – Хорошо, послушай еще... К тебе попало кое-что... Кое-что, очень нужное мне и весьма-весьма важное... Ты и сама знаешь, что это, но я подскажу тебе: это превращенная в лед голова одного молодца... Послушай, Лета, подруженька моя дорогая...

При этих словах Мары вода в реке по виду вскипела от быстрой и сильной ряби.

– Хорошо, хорошо! – спешно стала успокаивать ее Мара. – Конечно, мы прежде не особо с тобой ладили, и, возможно, по моей вине. Каюсь. Ты знаешь, всему виной мой характер. Я люблю одиночество и не умею поддерживать дружбу. Но я всегда относилась к тебе с уважением, этого ты не можешь отрицать. И... Я обещаю, что сделаю все, чтобы подружиться с тобой в будущем. Но сейчас мне крайне нужна эта голова. Отдай мне ее... пожалуйста! Я сказала, пожалуйста, видишь?!

Словно рыба плеснула хвостом в омуте – вот и весь ответ.

Гордость забурлила в Мариной груди, вспыхнула магниевым пламенем. Но сдержалась Мара, не дала гневу вырваться наружу.

– Хорошо, – сказала она терпеливо. – В качестве компенсации, и как залог нашей будущей дружбы, милая Лета, я дарю тебе этот перстенек. Он так тебе нравился, знаю, ты давно его хотела. И мне, правда, очень нужна твоя помощь! Милая Лета, прошу, верни мне голову того человека! Пожалуйста!

Тут Мара сняла с пальца кольцо с изумрудом, глянула на него в последний раз, да и бросила в воду. Не успела зеленая искра коснуться поверхности реки, как ей навстречу взметнулась похожая на руку волна и поймала его на лету. Раздался легкий смех, и следом в омуте вскипела вода, забурлила, зашумела и, подняв со дна, вынесла к ногам Мары-Морены, богини зимы и умирания, голову, ту самую, что она искала. И отхлынула вода, оставив страшный предмет на пустом берегу.

– Спасибо тебе, милая моя подруженька! Сочтемся! – пообещала Мара. Взяв в руки голову человеческую, она впервые увидела это мертвое лицо. – Хм, какой, однако, молодец пригожий! – сказала она задумчиво. – И молоденький. – Кое-что ей стало ясней и понятней.

Она вернулась к поджидавшему ее Тугарину и там приложила голову к мертвому туловищу. И она ловко стала на место. Пазл сложился!

Но не совсем. Присмотрелась, а на левой руке незнакомца мизинца не хватает. Послала она Тугарина палец парня искать, да и сама не выдержала, тоже к поискам подключилась. Искали-искали, а ничего и не нашли. Затерялся палец! Слишком малый кусочек, не найти никак.

– Что делать будем? – спрашивает Тугарин. – Может, так оставим? Подумаешь, мизинец! Невелика потеря!

– Для мужчины, конечно, мизинец не самый главный палец, но и без него негоже оставаться. Мало ли, понадобится, скажем, пощекотать кого, а его и нет!

Взяла она кусок глины с берега ручья, из которого река Забвения свое начало берет, размочила в воде, да и вылепила из нее палец. А, вылепивши, приставила, куда следует. И стал мизинец, как прежде, как там и был всегда – не отличить.

– Вот теперь вся мозаика и сложилась, – сказала Мара, внимательно рассматривая и рук своих работу, и, в целом, сложившегося незнакомого ей человека.

– Кто это, Махтес? – спросил Тугарин. – Ты его знаешь? Я – нет!

– Скоро он сам все расскажет. Но для начала принеси нам мертвой воды.

– Мертвой воды? Э! Где, по-твоему, я могу ее взять?

– Да вот же, в ручье! Ты разве не знаешь, что в реке Забвения течет мертвая вода? Знай теперь!

– Вот эта? – удивился Тугарин. Он немедленно бросился к ручью и зачерпнул из него. Руки у него были огромные, ладони как опахала, так что и пригоршня получилась солидная, не меньше ведра.