Барон Семитьер: Мясорубка

– Это - фетиши Вуду или гри-гри. В них содержатся души тех, кто остался мне должен после смерти. Сегодня у месье…м-м-м-м…кажется, его звали генерал Монтеро, большой день. Наконец у него появился шанс расплатиться со мной. В свое время, господин… впрочем, его имя не имеет особого значения, научил меня использовать отпечатки памяти человеческих душ для перевоплощения. Пусть и на небольшой срок, но эта “маскировка” уже не раз спасала мне жизнь.

– Но это же жестоко держать человеческие души… взаперти!

Барон распечатал сосуд из которого тут же вырвался отвратительный запах тлеющей серы. Запрокинув голову, он влил в рот несколько капель. По телу могильщика пробежала дрожь. Он сел за стол перед зеркалом в старинной позолоченной раме и указал девушке на откинутую крышку занимающей добрых полстола шкатулки с красками для грима, кремами и косметическими карандашами:

– Жестоко? Очень. Но кто сказал, что у меня здесь находятся только те, кто такого отношения не заслужил? Для многих из них это практически спасение. Помогите-ка мне привести себя в соответствующий вид.

Роза подошла к столу и, оказавшись за спиной своего нанимателя, бросила взгляд в зеркало. Оттуда на нее смотрел совсем другой человек… Даже, скорее не человек, а существо с глазами, в которых плескались ночные кошмары. Его лицо было подобно карнавальной маске, изображающей кого-то очень древнего, не принадлежащего этому миру.

Девушка помотала головой и наваждение испарилось. Она глубоко вздохнула и взялась за кисть, придвинув к себе палетку с красками.

***

Фиакр Управления общественной безопасности остановился у кованых ворот особняка Семитьера. На козлах сзади стояли, вытянувшись во фронт, двое крепких жандармов в темно-синих сюртуках. За спиной каждого на ремне висела винтовка. Из экипажа выскочил Франсуа Раффлз в парадной форме инженер-сыщика. Размяв спину, он недовольно посмотрел на стоящую около входа Розу, поддерживающую под руку сгорбленного старика одетого в ацтланский мундир:

– Мадемуазель Фалюш, я вас приветствую. А где же Барон? Мне казалось, он достаточно пунктуален, чтобы не заставлять себя ждать.

Ацтланин ехидно ухмыльнулся и, распрямившись, резво зашагал к карете:

– Вы не узнаете меня, коллега? Это отлично. Значит, и остальные не узнают.

Он подмигнул Раффлзу и, кряхтя, полез в экипаж. Растерянный командан последовал за ним. Гнедая фыркнула: мол, мы не договаривались на лишнего пассажира, после чего кучер свистнул и фиакр тронулся с места.

– Барон, объясните, зачем вам понадобился этот маскарад? И как у вас вышло настолько ловко изменить свою внешность?

Семитьер сделал глоток из вечной фляги, закурил:

– Запомните, друг мой, если к дверям нет ключа, конечно, можно выбить ее ногой. Я же предпочитаю сперва вежливо постучать. И поверьте моему опыту, хозяин двери будет менее откровенен с тем, кто секунду назад испортил его собственность. Касаемо моих методов маскировки, то мне кажется, что один раз показать будет гораздо легче, чем объяснить. В наш просвещенный век люди часто забывают, что иногда магия Вуду может быть намного более эффективна, чем кажется.

Некоторое время они ехали молча, после чего тишину нарушил Барон:

– Откровенность за откровенность, друг мой. Что привело вас в жандармерию?

Раффлз пожал плечами:

– Кто-то же должен поддерживать порядок в Республике? А вообще, если честно, желание служить в жандармерии у меня появилось какой-то десяток лет тому назад. Дело в том, что начиная с четырнадцати годов я находился по другую сторону закона. Не хочу углубляться в детали, которыми я совершенно не горжусь. Одним словом, последнее мое пребывание в тулонской тюрьме заставило меня несколько пересмотреть взгляды на мир. Я начал изучать преступный мир, а также - науку изучающую следы ног и отпечатки рук. Тогда же я отправился в ближайшую комендатуру жандармерии и предложил свои услуги. Кто может лучше ловить преступников, нежели тот, кто знает их методы "работы" на собственной шкуре?

– Да, иногда мировоззренческая колода тасуется слишком причудливо. И что, ваши взгляды за это время ни разу не потерпели крах?

– Ни единого. Наоборот, я укрепился в мыслях о том, что закон должен соблюдаться в каждом элементе из составляющих общество.

Барон затянулся сигарой, его желтые глаза сверкнули:

– То есть, закон - это высшая мера оценки?

– Именно так.

– Законы обычно пишутся чернилами, в то время как справедливость - кровью. Давайте предположим некую гипотетическую ситуацию. На рю Сен-Поль, по соседству с вами, произошло убийство…

Раффлз изумленно вытаращил глаза:

– Простите, откуда вы знаете, где находится мой дом???

– Это не настолько важно. Скажем так, об этом мне сообщила знакомая вам мадам Пино, жившая еще три года тому назад на той же улице. Помните, я говорил, что мертвые зачастую более болтливы, чем живые? Ну да не суть. Итак, произошло убийство. И по чистой случайности, вы доподлинно знаете, кто совершил данное преступление. Например, как в случае со светлой памяти Жаклин Пино. Но вот загвоздка - знать то вы знаете, а доказательств этому деянию у вас ровно никаких. Любой барристер в суде развалит это дело в два счета. Казалось бы, забрать жизнь убийцы будет вполне справедливым. Но, ведь, тогда количество убийц в Лютеции не уменьшится - вы займете место выбывшего, нацепив на себя все положенные ему регалии. А вот количество справедливости - увеличится. Закон это отличный инструмент, не более. Просто не стоит забывать, что его параграфы - как могильные плиты. Чем их больше, тем сложнее докопаться до нужного содержимого. Кстати, остановите экипаж. Я выйду немного раньше, дабы нас не видели вместе.

– У вас есть какой-то план, в который вы не соизволили меня посвятить?

– План прост как яма. Я отправлюсь к Девалю первым. Попытаюсь выяснить, не видел ли он мою многострадальную дщерь, коя пошла позавчера в его богоспасаемое заведение, дабы устранить выскочивший на заднице чирей. Зачастую реакция человека на нестандартную ситуацию может рассказать о нем много больше, чем допрос с пристрастием. Мне понадобится около четверти часа, после чего вы смело можете приступать к своим прямым обязанностям.

Кряхтя и оступаясь, шаркающей походкой, Барон направился к вычурно украшенным воротам клиники Адольфа де Ротшильда.

***

Выждав положенное время, инженер-сыщик отдал команду жандармам следовать за ним. Игнорируя возмущение пожилой дамы, сидящей за конторкой при входе, они ворвались в кабинет, на котором висела медная табличка с именем Франка Деваля. Первым, что бросилось в глаза Раффлзу, был портрет, расположенный прямо над столом доктора. На нем художник изобразил мужчину с узким овальным лицом, высокими скулами и волевым подбородком, придающим ему жесткость и строгость. Еще год назад этого человека в хорошо скроенном, светлом костюме разыскивали все правоохранители Конкордии за преступления против человечества. Будучи придворным медиком канцлера Тевтонии, он проводил жесточайшие эксперименты над военнопленными. Потом его труп обнаружили в Темзе. С добрым десятком ножевых ранений.