Барон Семитьер: Мясорубка

Девушка кивнула и бросилась в свою комнату, откуда вышла спустя несколько минут. В руках она сжимала толстый блокнот. Барон улыбнулся:

– И еще. Пьер, дружище, по дороге посетите Золотого гуся. У тебя отличный вкус, поэтому положись на него и подбери госпоже Фалюш что-нибудь достойное ее статуса.

Спустя час после отъезда Розы, в двери особняка постучали. На пороге, надвинув на глаза фетровую шляпу с широкими полями, стоял Раффлз.

Если судить по той жадности, с которой инженер-сыщик опустошил полный бокал рома, за ним гналась сотня чертей.

– Я последовал вашему совету, Барон. Хотя и не до конца понял, для чего нужна вся эта секретность. На сегодня с меня хватит загадок, а потому просто постарайтесь объясниться.

– Вы знаете, кто такие кроты?

– Конечно. А при чем здесь они?

– При том, друг мой, что одно из этих животных успешно завелось в огороде вашего Управления. И, боюсь, оно способно оставить нас без урожая. Судите сами, о предстоящем визите к Девалю знали только мы и некто, работающий на вас. Ни мне ни вам совершенно неожиданное появления святош не было интересным. Следовательно, информацию инквизиторам мог передать только тот, кому вы сами сообщили о возможном аресте подозреваемого. Так? Осталось выяснить, кто это.

Командан задумался:

– Вчера вечером, по возвращении от вас, я телефонировал в Управление и отдал приказ сразу же с утра передать в мое распоряжение двух жандармов и фиакр. Однако я точно помню, что не сообщал дежурному, куда именно мы едем и по чью душу.

– Одним подозреваемым меньше. Впрочем, если бы это был он, то по приезду в клинику нас уже встречал бы пустой кабинет.

– Логично. Утром я заполнил все необходимые формуляры, положенные в случае ареста. Их видели только два человека - старший жандарм Готье и ответственный за парк Ришар.

– Стало быть, сообщить о том, куда мы направляемся, мог любой из них. Ну что же, обоих под одну плиту мы укладывать не будем, а вот выяснить, кто конкретно наш крот - сможем без труда. Но об этом потом. Расскажите-ка, для начала, что вам наплел наш приятель из "красного дома".

Внимательно выслушав рассказ сыщика, Барон хмыкнул:

– Да уж. Впрочем, было бы очень неосмотрительно считать наших оппонентов безмозглыми идиотами. Эту битву мы бездарно проиграли. Предоставим возможность Инквизиции какое-то время упиваться торжеством. Даже несмотря на то, что они очень грамотно подстраховались с точки зрения претензий от кардинала, убийства не прекратятся. Как бы негативно я не относился к “Доку” Девалю, единственное в чем он действительно виновен - это в глупости.

– Вы все-таки обнаружили его непричастность к убийствам?

Семитьер закурил свою извечную сигару:

– Относительно. На руках этого человека как минимум три трупа. И все они принадлежат хананеям, которых так не любили в Тевтонии и которых готов обвинить во всех смертных грехах прелат Бергнар. Право слово, дались же они им? Поверьте моему слову, я похоронил многих людей самых различных вероисповеданий и рас. И все они в гробу выглядят одинаково недовольными. Но я отвлекся. Итак, наш бывший подопечный действительно свихнулся на идеях превосходства галлийцев над другими нациями. Себя он, урожденный гаитянин, считал именно таковым. Хананеи же в его рейтинге ценности находились в самом низу. Как и у его кумира-тевтонца. Единственное отличие в их мировоззрениях, это то, что Деваль считал каждую нацию на земле обязанной приносить пользу. На той, которую он видел самой низшей он испытывал новые медицинские препараты. И, надо сказать, преуспел в этом деле. Из практически полусотни в результате его опытов погибли всего трое. Недуги же остальных ему удалось исцелить. Что стоит записать в его дебетовую книгу. Кстати, обо всем этом очень подробно написано в его личном дневнике. Вон он, на столе. Почитайте на досуге. Есть весьма интересные мысли.

Раффлз внимательно посмотрел на Барона:

– Вы говорите так, будто опыты на людях могли ему помешать потом кромсать свои жертвы.

– Ничуть. Впрочем, покойнику это сейчас уже никак не поможет и не навредит. Наша задача - восстановить истину, не более. Поэтому продолжим. Франк Деваль ненавидел “инородцев” настолько, что его разум в прямом смысле слова помутился. Как показали другие сотрудники клиники Ротшильда, чем глубже он тонул в болоте махрового национализма, тем сильнее развивались его личные патологии. На протяжении полутора последних лет он не провел ни одного оперативного вмешательства. А причиной тому стала нервическая рвота. Стоило ему прикоснуться к представителю “грязной” крови, как наш добрый доктор тут же начинал блевать. Причем, если изначально его тошнило только от прикосновения к настоящим представителям других национальностей, то с июня прошлого года он видел нечистоту даже в самых породистых галлийцах. Вот такой пердимонокль, друг мой.

– Но ведь хирурги оперируют в перчатках!

– И вот здесь мы упираемся в последнее проявление его болезненного разума. Конечно, мы можем не верить тому, что он сам написал в личном дневнике. Но вот подвергнуть сомнению его медицинскую карту - нет. А она гласит, что у пациента наблюдается сильная аллергия на резину. Он физически не мог их носить.

– Но, ведь, во время надругательства над телами убитых он мог надевать любые другие перчатки?

– Отнюдь. Мясорубка пользуется одноразовыми резиновыми перчатками. Вы же помните крупицы талька, обнаруженные на трупе его жертвы.

– Довод очень смутный.

– Тогда держите финальный гвоздь в крышку этого гроба. Франк Деваль весь последний месяц, вплоть до вчерашнего обеда, находился на каникулах в Гавре.

– И что, он был там безвылазно? Что мешало ему сесть на поезд и…

– Ему мешали решетки на стенах больницы Шарля Бодлера, мон шер. В связи с прогрессом своей болезни, он регулярно ложится на обследование и лечение в приют душевнобольных. Так-то, Франсуа. Как я и говорил, мы облажались.

Раффлз взъерошил волосы:

– Мы не просто ошиблись. Возможно, согласно законам лекарской гильдии, его бы ждало достаточно суровое наказание. Но уж точно не казнь. Кстати, нужно будет обстоятельно поговорить по этому вопросу с комиссаром. Если я не ошибаюсь, сегодня не существует ни одного закона, кроме моральных, которые запрещали бы лечить больных не испытанными лекарствами.

– К сожалению, такая проблема действительно имеется. И разглядеть в ней добрые намерения и злые - вопрос весьма щепетильный. В отличие от того, как выявить крота, засевшего в вашем участке.

По лицу инженер-сыщика было видно, что вопрос этот для него является очень болезненным:

– Да как так-то, Барон? Я же лично отбираю сотрудников на ключевые должности! Неужели весь мой хваленый опыт не стоит даже ломаного экю???

Семитьер достал из серванта медный шейкер, положил внутрь листья перечной мяты и несколько ложек сахара. Выжал пару лаймов. Добавил лед и вылил в получившуюся смесь ром. Энергичными движениями потряс посудину, после чего разлил коктейль по стаканам:

– На Кубе принято добавлять в этот напиток еще и содовую, однако я считаю, что она только портит его изысканный вкус. Попробуйте, отлично успокаивает нервы. А я пока расскажу вам одну интересную историю из моей практики. Когда я приехал в Лютецию, как таковой гильдии могильщиков еще не существовало. Впрочем, мои коллеги почти всегда были людьми высоко моральными, а потому проблем обычно не возникало. Но в один момент я начал замечать, что мои доходы как-то резко упали.

Век человеческий не изменился, как и число смертей. Тем не менее мертвецы стали попадать ко мне на стол намного реже. Я, что греха таить, заподозрил хранителей кладбищ. Знаете, некоторым людям иногда очень хочется заработать лишний ливр, обойдя стороной уложение о незаконном захоронении. Я не поклонник склок, но здесь меня, признаться, зацепило. Проведя незамысловатое расследование, я выяснил, что такая же точно проблема появилась еще у двух моих собратьев по ремеслу. В Лютеции на тот момент были открыты восемь официальных погребальных бюро. И узнать, у кого внезапно выросли объемы работы оказалось весьма простой задачей. То есть, с ответом на первый вопрос - Cui prodest - я разобрался быстро. Гораздо сложнее было с тем, каким образом похоронных дел мастер Гонобль смог перетянуть к себе солидную часть тех мертвецов, что обычно доставались другим.