Башня. Новый Ковчег 6

— Анжелика, ну хватит. Не говори ерунды. Какая, к чёрту, беременность? Неужели ты думаешь, что я поведусь на эти дешёвые бабские уловки?

И резкий, раздражённый звук закрывающейся двери.

Об этой истории знала только Наташа Рябинина. Она же и помогла убрать концы в воду и убрать настолько глубоко, что, если б не Серёжа Ставицкий с его играми в генетику, это было бы похоронено раз и навсегда. И она же, Наташа Рябинина, подпитывала время от времени ненависть Анжелики — непреходящее чувство, в которое постепенно трансформировались любовь и сожаление…

— Нам же хорошо, да? — повторила Анжелика, стараясь скрыть за ласковостью голоса утомление и лёгкое раздражение его непониманием.

В глазах склонённого над ней молодого лейтенанта отражалось привычное: обожание, преданность, повиновение, готовность исполнить любое её желание. Красивая, но скучная игрушка.

Он истолковал её слова по-своему. Накинулся на неё, снова вдавливая нежное тело в прохладную мягкость простыней, покрывая поцелуями её лицо, шею. Она невольно поддалась, уступила настойчивому мужскому напору. Чёрт с ними, с делами, ещё полчасика можно себе позволить. Анжелика расслабилась, поплыла, поймала в зеркале отражение. В тёмных, чувственных недрах зазеркалья вершилось возбуждающее и безупречно красивое действо.

На прикроватном столике мелодично звякнул планшет, разрушая искусственный образ. Женщина с той стороны зеркала недовольно отстранила от себя любовника, протянула руку. Казалось, в этот раз она сделала это раньше Анжелики.

— Милая…

— Погоди, Ник.

Анжелика непреклонно отвела от себя его руку, села на кровати, вглядываясь в строчки, высветившиеся на экране. Секретарша получила чёткое указание — беспокоить её только в самом крайнем случае, но сообщение было не от секретарши.

«Анжелика Юрьевна, нам срочно нужно поговорить. Это касается вас и вашего сына. Вам грозит опасность. Мельников».

Мельников? Анжелика задержала глаза на подписи.

Сообщение было неожиданным: как само содержание, так и то, кто его написал. С министром здравоохранения Анжелику Бельскую не связывало ничего, кроме разве что лёгкой симпатии — чисто внешне Олег Станиславович принадлежал как раз к тому типу мужчин, который она предпочитала. Высокий, стильный, красивый, и даже более того — в таких делах Анжелика ошибалась редко (практически никогда, за исключением того раза) — Мельникову она тоже нравилась. Но всё-таки, ни она, ни сам министр здравоохранения не относились к тем людям, что мешают горячее с холодным. Олег Станиславович был женат и либо на самом деле преданно любил свою жену, либо разыгрывал перед всеми такую роль, а она всегда соблюдала осторожность и не собиралась усложнять своё положение в Совете ненужными интрижками.

И вдруг такое странное сообщение. С чего бы? И причём тут её сын?

Она посмотрела на часы: без двадцати двенадцать. Времени более чем достаточно. Анжелика провела пальчиком по экрану, оживляя его, и быстро вбила текст: «Я сейчас дома, если вам удобно, можете подойти прямо сейчас». Ответ пришёл почти сразу: «Буду через десять минут».

Анжелика, не глядя на любовника, который всё это время недовольно наблюдал за ней, поднялась с постели, улыбнулась своему отражению и проследовала в смежную комнату — гардеробную.

— Что-то случилось? — подал голос Ник.

— У меня сейчас встреча, — отозвалась она, быстро перебирая вешалки с одеждой.

— А я? — в его голосе послышалась обида.

— Я не думаю, что это надолго. Если хочешь, можешь подождать меня тут. Потом продолжим. Ну, Ник, милый, не дуйся. Это по работе. Сейчас я узнаю, что нужно от меня министру здравоохранения, и вернусь к тебе. Впрочем, если ты торопишься…

— Нет, нет, — поспешно ответил Жданов. — Я подожду. Ты же недолго?

— Я постараюсь, — промурлыкала Анжелика, наконец, остановив свой выбор на жемчужно-сером брючном костюме.

Она действительно не думала, что Мельников задержит её надолго.

Глава 15. Мельников

Перед дверью апартаментов Анжелики Бельской Мельников остановился, помедлил, собираясь с мыслями. Идея прийти сюда пришла к нему не сразу. Но обстоятельства сложились так, что ничего другого пока предпринять было невозможно, да и мальчика, сына Анжелики, который подставился с фальшивым пропуском для дочери Савельева, следовало вывести из-под удара, и кому как не матери это сделать. Тем более, что его мать, Анжелика Бельская, министр юстиции, могла многое.

Приёмную Марковой Олег покинул в спешке, хотя и старался перед Ириной Андреевной ничем себя не выдать. Сказалась многолетняя выдержка, и он, взяв себя в руки, терпеливо и вежливо объяснил Марковой, что мальчику нужен покой и желательно приложить что-нибудь холодное к шишке. Затем сослался на срочное сообщение от своего секретаря и поинтересовался, может ли он зайти позже, обсудить интересующий его вопрос. Естественно, заговаривать теперь с Марковой о том, о чём просил его Стёпка — о девушке Айгуль Сафиной, попавшей в людоедскую программу Верховного, — было в высшей степени неосмотрительно, и Олег это понимал, как и то, что потом придётся выдумывать новый предлог для визита.

Уже в коридоре, шагая по направлению к лестницам, ведущим вниз, и то и дело переходя на бег, Мельников прокручивал в уме полубезумный бред больного ребёнка: Шура, сам того не ведая, раскрыл важную информацию, практически пересказал весь разговор Марковой с Караевым, случившийся по-видимому только что — гематома на голове Шуры была свежей. Сбежав по лестнице, Олег на минутку остановился. Здесь, на нижнем этаже Надоблачного яруса, ему предстояло пройти через КПП, и лучше было сразу определиться, куда бежать дальше: в больницу или к Долинину, в притон.

Его отцовская душа рвалась в больницу. Там были дети, Ника, Стёпка…, сын же наверняка сунется, не сможет остаться в стороне, а Караев вряд ли сделает скидку на то, что Стёпка ещё ребенок. Но как бы не велико было это желание, чувство долга и здравый смысл победили: спасти Нику он не успеет — Караев получил информацию о том, где находится девочка, не меньше получаса назад, и скорее всего он уже там. А вот Долинина предупредить об этом было просто необходимо, а, значит, оставался только один путь — в притон на восемьдесят первый.

Приняв решение, Мельников повернул к Южному КПП, но, не доходя каких-то десяти метров, остановился как вкопанный. У стеклянной, просматриваемой насквозь будки охраны стоял уже знакомый Олегу человек. Сейчас на нём был застёгнутый на все пуговицы военный китель, безупречно отглаженные по стрелке брюки сидели как влитые, нигде не топорщась, но в память Олега навсегда впечатался другой образ: мятая белая рубашка с расстёгнутым воротом, небрежно закатанные по локоть рукава, крепкие мужские руки и лицо, открытое и приветливое, с мягкой полудетской улыбкой — палач Караева.