Бастард чужого клана

Демонические летающие насекомые?

Только этого не хватало!

И трофейные кнуты тут не помогут, тут нужно что-то вроде огненной волны или, хотя бы, магического воздушного купола.

Двумя ударами я рассек двух подобравшихся слишком близко тварей, этаких чешуйчатых медведей, потом вновь посмотрел на черную тучу насекомых и перевел взгляд на призывно открытую дверь святилища. До него оставалось уже совсем близко, и внутри не было ни огонька, ни звука.

Псевдо-Ольвен упоминал что-то про слуг бога, но пока что я их не видел и не слышал…

Или же под «слугами» он подразумевал тварей, рвущихся из-под земли, а под их «пробуждением» — появление вот этих вот разрывов в почве? Хорошо, если всего лишь так.

Туча насекомых была уже слишком близко, нужно было решаться. Я глубоко вздохнул, взбежал по оставшимся ступеням, вошел в святилище и закрыл за собой дверь.

* * *

Внутри было непроглядно темно и оглушительно тихо — ни один из звуков снаружи сюда не доносился.

Едва закрыв дверь, я на ощупь нашел мощный засов и задвинул его в паз — на случай, если какая-то из тварей решит за мной сюда последовать. Задвинул и потом осознал, что, как и в подземном тоннеле до этого, видеть в темноте не вижу, но ощущаю очертания и текстуру предметов вокруг себя.

— Рейн, — пропищала малявка мне в ухо, — мне страшно.

Она так и сидела у меня на спине, держась руками за мою шею, и слезать не торопилась.

— Почему страшно? — спросил я. — Чудовищ ведь здесь нет, они все остались снаружи.

— Но я ничего не вижу! Тут темно!

Я огляделся… То есть, ощутил все, находившееся поблизости, и обнаружил на стенах, на равных промежутках друг от друга предметы, по форме напоминающие факелы. Вытащил ближайший из держащих его скоб и потянулся к своему заплечному мешку, который из-за малявки пришлось повесить на грудь — там у меня было огниво. Но не потребовалось — едва я снял факел с его места, он вспыхнул. Правда, не нормальным огнем, а таким же бледно-голубым, каким светилось поле внизу.

— Ну что, так не страшно? — спросил я малявку и поднял факел повыше, чтобы лучше осветить помещение.

Со стены напротив на меня уставилось чудовище.

Малявка пронзительно взвизгнула.

— Оно не настоящее! — сказал я торопливо. — Это картина!

Это действительно была всего лишь картина — огромная, во всю стену, мозаика, изображавшая монстра, с первого взгляда напомнившего мне Могильную Гирзу, огромное черное существо с бесчисленными щупальцами. Только здесь на щупальцах врассыпную блестели глаза, а туловище вспучивалось десятками самых разных голов, почему-то безглазых и с открытыми в оскале ртами.

— Так вот ты какой, «бесформенный», «многоголовый и многоглазый», — пробормотал я, продолжая изучать изображение.

Большая часть щупалец бесполезно болталась в воздухе, делом было занято только четыре. Два слева скручивали и ломали корабль, с палубы которого вниз падали крохотные черные точки — скорее всего его экипаж. Справа одно щупальце поднимало вверх череп, по виду вполне человеческий, но по пропорциям — как корабль слева, а второе щупальце аккуратно держало за стебель распускающийся белый цветок со множеством лепестков. По краю мозаики шла надпись пиктограммами. Наверное, я смог бы ее понять, если бы, как с той молитвой на гробе местного мертвеца, провел по ней пальцами.

Кроме мозаики ничего интересного внутри святилища не было. Все остальные стены были голыми, черными, такими же как потолок и пол. Создатели зиккурата явно являлись сторонниками аскетизма. А, и еще немного в стороне стоял каменный стол. Или не стол — привычных для стола ножек у него не было — скорее, большой каменный блок, сверху отшлифованный до блеска…

— Картинка… — сказала малявка и, наконец, расцепила пальцы, сползла вниз и явно собралась рассмотреть «картинку» поближе, но я успел ухватить ее за руку.

Стол стоял совсем рядом с мозаикой, и чем дольше я на него смотрел, тем больше он мне не нравился. Ну в самом деле, кто будет ставить столы в центре святилищ? Тем более, что ничего, напоминающего стулья, здесь не имелось.

— Алтарь, — произнес я вслух, когда до меня, наконец, дошло. — Алтарь для жертвоприношений.

— А-а? Рейн? — малявка продолжала тянуться вперед, к мозаике, и изо всех сил тянула за собой меня, так что я, безопасности ради, вновь подхватил ее на руки.

Псевдо-Ольвер сказал, что слуги бога проснулись всего от нескольких капель крови, упавших на ступени зиккурата. А что потребуется для пробуждения самого бога? Может быть, всего одно прикосновение к алтарю или мозаике?

— Рейн, пусти! — между тем потребовала малявка.

— Зачем?

Она на мгновение задумалась.

— Я хочу подойти к картинке!

— Но зачем? Там же чудовище.

— Ну и что! Там лотос! В саду дедушки такие растут. На пруду.

Я моргнул, ошеломленный ее логикой. Потом посмотрел на означенный предмет. Лотос, значит. Ну буду хоть знать, как он выглядит.

В щупальце уродливого демонического бога белоснежный хрупкий цветок смотрелся по меньшей мере странно.

— Нельзя к картинке, — сказал я строго. — Иначе чудовище проснется и тебя съест.

Малявка ойкнула и перестала вырываться, но ее взгляд, будто зачарованный, то и дело возвращался к рисунку. Хотя, скорее всего, какие-то чары тут действительно присутствовали и влияли на ребенка. На себе никакого воздействия я вообще не ощущал.

Оглядевшись, я выбрал такое место, откуда мне было одновременно хорошо видна как дверь, так и мозаика с алтарем, сунул горящий факел в паз на стене, а сам сел на пол, держа трофейное оружие под правой рукой, а малявку удерживая левой — не доверял я здесь ее благоразумию!

Малявка попыталась убрать мою руку и встать.

— А откуда ты знаешь, что чудовище меня съест? Может, оно не голодное и не будет? Я только быстро цветок поглажу и все!

Правильно не доверял.

— Видишь стол рядом с картиной? Его специально поставили, чтобы чудовище на нем ело маленьких девочек. Оно всегда просыпается очень голодным.

Ну хоть теперь проняло? Судя по испуганному писку, вроде да, но надолго ли?

— Ночь сейчас, — сказал я. — Спи лучше.

Мои немногочисленные познания о воспитании детей включали тот факт, что им ночью нужно спать, иначе они становятся капризными и вредными.

— Ладно, — согласилась малявка. — Только спой мне песенку.

— Песенку?! — это было последнее, что я ожидал услышать.

— Ну колыбельную. Ты что, не знаешь? Она начинается вот так — Баю-баюшки-баю.

— Баю-баюшки-баю, — произнес я с сомнением. — А что дальше?

— Не помню, — малявка завозилась, устраиваясь поудобнее. — Что-нибудь успокаивающее, чтобы я спала хорошо.

Колыбельную… успокаивающую… для хорошего сна…

Мой взгляд скользнул по мозаике — пустые глазницы черепа в щупальце Бесформенного бога смотрели на меня особенно пристально. Я откашлялся, вспоминая мотив какой-нибудь песни из тех, что слышал в Броннине, достаточно мелодичной и медленной, чтобы сойти за колыбельную, и попытался сымпровизировать: