Базар житейской суеты. Часть 4

Въ другой разъ мистеръ Джой прочелъ краткое извстіе о соединеніи майора Доббина съ Трилльйоннымъ полкомъ въ Четэм. Вскор посл этого, имя его появилось въ списк вновь произведенныхъ подполковниковъ. Старый маршалъ Тюфто скончался на возвратномъ пути изъ Мадраса, и на мсто его былъ назначенъ полковникъ, сэръ Михаилъ Одаудъ, въ чин генералъ-майора, съ тмъ, однакожь, чтобы онъ продолжалъ командовать знаменитымъ Трилльйоннымъ полкомъ.

Амелія уже знала отчасти нкоторыя изъ этихъ военныхъ распоряженій. Переписка между Джорджемъ и его опекуномъ не прекращалась. Вилльямъ, посл своего отъзда, писалъ два или три раза, но содержаніе его писемъ отличалось такоій холодностію, что бдная женщина почувствовала въ свою очередь совершеннйшую утрату всякаго вліянія на этого человка, и увидла, что майоръ дйствительно былъ теперь, выражаясь его словами, независимъ и свободенъ. Онъ оставилъ ее, и мистриссъ Эмми была несчастна. Въ памяти ея, живе чмъ когда-либо, возобновились вс эти безчисленныя услуги майора, его глубокая преданность и безкорыстная любовь, отвергнутая съ такою глупою жестокостью. И чмъ больше мистриссъ Эмми задумывалась надъ этими воспоминаніями, тмъ сильне она упрекала себя за безразсудную вспышку, и тмъ ясне становилось для нея, что безцнное сокровище любви ускользнуло изъ ея рукъ однажды навсегда.

Она не ошиблась. Вилльямъ дйствительно промоталъ все сокровище своего сердца. Онъ уже не любилъ ея попрежнему, какъ ему казалось, и не будетъ любить никогда. Тмъ не мене, однакожь, этотъ родъ глубокой привязанности, продолжавшейся цлые пятнадцать лтъ, долженъ былъ, по естественному ходу вещей, оставить весьма замтные слды въ разбитомъ сердц. Вилльямъ въ свою очередь задумывался чаще и чаще.

— Нтъ, говорилъ онъ самъ себ, я обманывался жестокимъ образомъ, и настойчивость моя передъ этой женщиной была безумна. Если бы Амелія была достойна этой любви, сердце ея, безъ всякаго сомннія, давно бы принадлежало мн. Я бродилъ тутъ въ лабиринт заблужденій. Да и что такое вся наша жизнь, какъ не сцпленіе ошибокъ, боле или мене грубыхъ? Если бы я и достигъ своей цли, разочарованіе могло бы сдлаться моимъ удломъ не дальше какъ на другой день посл побды. Зачмъ же тосковать понапрасну, или стыдиться своего пораженія?… Кончена комедія! сказалъ мистеръ Доббинъ — пойду опять по прежней дорог, и весь углублюсь въ свои должностныя заботы. Буду обдать за общимъ столомъ, и слушать безконечные разсказы шотландскаго хирурга. Дряхлымъ инвалидомъ выйду въ отставку съ пенсіономъ половиннаго жалованья, и старыя сестры будутъ бранить меня въ безконечные часы своихъ досуговъ. «Ich habe geliebt und gelebet», какъ говоритъ двушка въ шиллеровомъ «Валленштейн«. Судьба моей жизни ршена. Заплати счеты и подай мн сигару. Справься, Францискъ, что даютъ сегодня въ театр. Завтра мы садимся на пароходъ.

Рчь эта была произнесена въ Роттердам, и каммердинеръ Францискъ понялъ только заключеніе, относившееся къ нему лично.

Пароходъ «Батавецъ» стоялъ въ гавани. Доббинъ съ горестью взглянулъ на то мсто палубы, гд онъ и мистриссъ Эмми сидли вмст въ счастливые дни путешествія за границу. Что такое хотла сказать ему мистриссъ Кроли? Фи! Завтра летимъ въ Англію, къ берегамъ благословенной отчизны.

* * *

Въ начал іюля, все пумперниккельское общество высшаго полета разъхалось, по разнымъ мстамъ, на минеральныя воды, чтобы пить цлительную влагу изъ самыхъ колодцевъ. Повсюду было очень весело: гуляли верхомъ на ослахъ, играли въ редутахъ, объдались за общими столами, и никто не длалъ ничего Англійскіе дипломаты отправились въ Теплицъ и Киссингенъ; французскіе ихъ соперники заперли свою Chancellerie, и поскакали на свой очаровательный Boulevard de Garu. Вс представители и представительницы высшаго пумперниккельскаго круга, все, что только имло притязаніе на высшій тонъ, разбрелось, куда кто могъ и кто куда попалъ. Ухалъ и докторъ фонъ-Глауберъ, лейбъ-медикъ, и супруга его, баронесса. Минеральный сезонъ былъ золотою эпохой для медицинской практики, и докторъ Глауберъ, привыкшій всю свою жизнь соединять полезное съ пріятнымъ, отправился въ Остенде, гд баронесса, съ тысячами другихъ особъ германскаго происхожденія, должна была полоскаться въ морскихъ ваннахъ.

Интересный субъектъ медицинской практики, мистеръ Джой, былъ, что называется, дойною коровой для фонъ-Глаубера, и тотъ, безъ малйшаго труда, убдилъ его провести остальную часть лта въ этомъ безобразномъ приморскомъ город, куда надлежало взять и Амелію, такъ-какъ разстроенное ея здоровье необходимо требовало медицинскихъ пособій на берегу моря. Для мистриссъ Эмми было все равно, куда бы не хать. Джорджинька запрыгалъ и пришелъ въ бшеный восторгъ при мысли о скорой поздк.

И похали. Бекки, само-собою разумется, заняла четвертое мсто въ колесниц Джоя, слуги помстились на козлахъ. Мистриссъ Кроли опасалась, не безъ основанія встртить, впродолженіе этого путешествія кое-кого изъ своихъ дорожныхъ пріятелей и знакомыхъ, которые не постыдятся распустить о ней злонамренную молву, но она приготовилась мужественно встртить вс эти сплетни, и противопоставить имъ замысловатую исторію своего собственнаго сочиненія. И чего ей бояться? Она запустила такой якорь въ чувствительное сердце Джоя, что пошатнуть его могла только отчаянная буря. Поэтическая картина доканала окончательно жирнаго сановника Калькутты. Бекки уложила миньятюръ въ шкатулку, полученную ею въ подарокъ отъ Амеліи въ давно-прошедшіе годы. И мистриссъ Эмми озаботилась также взять своихъ пенатовъ, которые, черезъ нсколько времени, украсили ея новый будуаръ въ остендской гостинниц, чрезвычайно дорогой, неопрятной и грязной.

Амелія начала брать ванны и гулять въ сопровожденіи своей неразлучной подруги. Многія особы, при встрч съ мистриссъ Кроли, круто отворачивались отъ нея съ какимъ-то весьма страннымъ и озабоченнымъ видомъ, но Амелія не знала никого, не замчала ничего, и Ребекка не считала нужнымъ объяснять, что совершается передъ невинными глазками ея патрона.

Нашлись, впрочемъ, великодушныя особы, которыя весьма охотно признали въ мистриссъ Родонъ свою старую знакомку — охотне, можетъ-быть, чмъ сама этого желала мистриссъ Кроли. Къ числу этихъ особъ принадлежали между прочимъ майоръ Лодеръ и отставной капитанъ Рукъ, любившіе гулять около ваннъ съ трубками въ зубахъ, и заглядывать подъ шляпки женщинъ. Имъ не стоило ни малйшаго труда отрекомендоваться мистеру Джозефу Седли, и получить доступъ въ избранный кружокъ этога джентльмена. Они входили въ его домъ запросто, безъ всякой церемоніи, была ли Бекки дома или нтъ, и гостиная мистриссъ Осборнъ сдлалась для нихъ настоящимъ притономъ. Они принимали участіе въ роскошномъ стол щедраго Бенгальца, курили, пили, смялись, хохотали, и по дружески называли его «Старымъ павлиномъ».

— Что это они говорятъ, мамаша? спросилъ Джорджъ, нелюбившій этихъ джентльменовъ. Я слышалъ, какъ вчера майоръ сказалъ мистриссъ Кроли: «Нтъ, Бекки, нтъ, ты ужь слишкомъ держишь на привязи этого мясистаго павлина. Подлимся хоть косточками, не-то, я, чортъ побери… ходи у меня въ аккурат, Бекки!» Что это значитъ, мамаша, «ходить въ аккурат?» Что хотлъ сказать майоръ?

— Майоръ! не называй его майоромъ, запальчиво сказала мистриссъ Эмми. Почему я знаю, что все это значитъ?

Постоянное присутствіе этихъ двухъ пріятелей было невыносимо для мистриссъ Осборнъ. Полупьяные и всегда пропитанные табачнымъ дымомъ, они осмливались говорить ей дерзкіе комплименты, и нахально смотрли на нее за обденнымъ столомъ. Капитанъ былъ дерзокъ, и Амелія, оскорбленная грязными выходками, соглашалась подъ конецъ видть его не иначе, какъ въ присутствіи маленькаго Джорджа.

И Ребекка — должно отдать ей справелливость — старалась, повозможности, не оставлять своей подруги наедин съ этими господами. Майоръ поклялся, что онъ, рано или поздно, приберетъ вдовушку къ своимъ рукамъ. Онъ и его товарищи держали пари, кому изъ нихъ достанется «этотъ лакомый кусочекъ». Амелія ничего не знала объ этихъ планахъ двухъ волокитъ, тмъ не мене она чувствовала въ ихъ присутствіи невольный ужасъ, и готова была бжать отъ нихъ хоть на тотъ край свта.

Со слезами умоляла она брата хать на родину какъ-можно скоре. Не тутъ-то было. Мистеръ Джой, слишкомъ тяжелый на подъемъ, отчаянно прівязался къ своему доктору, и были, вроятно, другія узы, державшія его въ Остенде. Извстно, по крайней мр то, что мистриссъ Кроли, по нкоторымъ обстоятельствамъ, не желала такъ скоро хать въ свою отчизну.

Наконецъ мистриссъ Эмми ршилась на отчаянный поступокъ. Она написала письмо къ нкоему другу, жившему, съ недавняго времени, по другую сторону пролива. Дло извстное, что объ этомъ письм Амелія не сказала никому ни одного слова. Она сама, подъ кашмировою шалью, снесла его на почту, такъ-что никто и ничего не могъ замтить. Только, при встрч съ Джорджинькой, на возвратномъ пути изъ почтамта, она разрумянилась и раскраснлась, и вечеромъ, съ особенною горячностію, прижимала малютку къ своей груди. Весь этотъ день она не выходила изъ своей комнаты. Бекки была уврена, что ея напугали майоръ Лодеръ и капитанъ Рукъ.

— Однакожь, надобно положить этому конецъ, разсуждала сама съ собою мистриссъ. Бекки. Ей не слдуетъ оставаться въ этомъ мст. Пусть она узжаетъ, чмъ скоре, тмъ лучше, Глупая плакса все еще тоскуетъ объ этомъ болванчик, что протянулъ ноги за пятнадцать лтъ назадъ. Это изъ рукъ вонъ. Надобно ее выдать замужъ. Изъ этихъ двухъ волокитъ не годится для нея ни тотъ, ни другой. Обвнчаемъ ее на бамбуковой трости. Сегодня вечеромъ я устрою это дло.

Вечеромъ Ребекка, съ чашкой чаю въ рукахъ, вошла въ комнату Амеліи, и застала ее, по обыкновенію, въ обществ двухъ миньятюровъ. Она была въ печальномъ и грустномъ расположеніи духа. Ребекка поставила передъ нею чашку.

— Благодарю, сказала мистриссъ Эмми.

— Выслушай меня, Амелія, сказала Ребекка, маршируя по комнат взадъ и впередъ, и посматривая на свою подругу съ жалкимъ и презрительнымъ видомъ. Мн надобно поговорить съ тобою. Ты должна ухать отсюда и удалиться отъ наглой докучливости этихъ людей. Мн вовсе не хочется подвергать тебя незаслуженнымъ непріятностямъ, но если ты останешься здсь, эти люди могутъ оскорбить тебя жестокимъ образомъ. Не спрашивай, какъ я ихъ знаю. Я всхъ знаю. Джой не можетъ защитить тебя, онъ слишкомъ толстъ и слабъ для этой цли, ему самому нужна нянька. Сама по себ ты столько же можешь жить въ свт, какъ грудной ребенокъ. Теб непремнно слдуетъ выйдти замужъ, или, ты пропадешь ни за грошъ вмст съ своимъ ненагляднымъ сынкомъ. Теб нуженъ мужъ, неразумное дитя. Благороднйшій человкъ, какихъ немного на свт, тысячу разъ предлагалъ тео свою руку, и ты, неблагодарное созданіе, была столько безумна, что оттолкнула его отъ себя.

— Что длать, Ребекка? сказала Амелія дрожащимъ голосомъ. Мн самой хотлось любить… но… но я не могу забыть…

И она кончила фразу нжнымъ взглядомъ на миньятюръ.

— Кого? вскричала Ребекка. Ты не можешь забыть этого тщеславнаго пустомелю, конфектнаго денди? Но между нимъ и твоимъ честнымъ другомъ — такое же разстояніе, какъ между тобой и королевой Елисаветой. Помилуй, этотъ человкъ скучалъ тобой, и еще невстой бросилъ бы тебя, какъ тряпицу, еслибы Доббинъ не заставилъ его жениться на теб! онъ самъ мн признавался въ этомъ. Онъ не заботился о теб. Онъ смялся надъ тобой почти въ глаза, и въ довершеніе, объяснился мн въ любви черезъ недлю посл твоей свадьбы.