Базар житейской суеты. Часть 4

Мистриссъ Эмми, если сказать правду, была не очень счастлива поосл своего геройскаго поступка. Она сдлалась разсянною, нервозною, молчаливою, и что всего странне, въ ней обнаружилось желаніе нравиться, котораго, до той поры, никто не замчалъ въ скромной и робкой вдов. Къ несчастію, однакожь, розы на ея щекахъ увидали съ каждымъ днемъ, и Амелія начала чувствовать разные болзненные припадки. Для развлеченія себя, она пробовала пть разныя псенки, любимыя майоромъ, и между-прочимъ, одну изъ нихъ: «Einsam bin ich nicht allein». Это произведеніе Вебера, знакомое въ ту пору всмъ нжнымъ сердцамъ, свидтельствуетъ, конечно, нагляднымъ образомъ, что Frauen und M"adchen всегда умли пть и любить. Случалось однакожь, что, на самой середин этой поэтической псни, мистриссъ Эмми вдругъ вставала съ своего мста, и удалялась въ смежную комнату, вроятно затмъ, чтобы любоваться на портретъ своего покойнаго супруга.

Посл Доббина осталось нсколько книгъ съ собственіюручными его надписями на заглавныхъ листахъ; напримръ: нмецкій словарь, гд на заглавномъ лист было изображено: «Вилльямъ Доббинъ, майоръ Трилльйоннаго полка», «Англійскій путеводитель въ чужихъ краяхъ» съ тмъ же начертаніемъ, и еще два или три волюма, составлявшихъ собственность майора. Эмми убрала ихъ въ одинъ изъ ящиковъ своего коммода, туда, гд лежали ея булавочныя подушечки, рисовальный портфель, и подъ тмъ самымъ мстомъ, надъ которымъ возвышались миньятюры двухъ Джорджей. Замчателенъ еще вотъ какой фактъ: узжая изъ Пумперниккеля, майоръ позабылъ свои перчатки въ гостинниц «Телячьей Головы»: Джорджинька, роясь однажды въ коммод своей матери, отыскалъ ихъ въ одномъ изъ потаенныхъ ящиковъ, гд он лежали, сложенныя весьма бережно и красиво.

Эмми скучала, и отказалась почти отъ всякихъ обществъ. Главнйшимъ ея удовольствіемъ въ эти лтніе вечера было гулять съ Джорджинькой по окрестностямъ Пумперниккеля, между-тмъ, какъ Ребекка наслаждалась обществомъ Джозефа. Мать и сынъ всего чаще разсуждали о майор, причемъ Амелія употребляла выраженія, вызывавшія невольную улыбку на лиц мальчика. Такъ она сказала ему, что майоръ Вилльямъ, по ея мннію, самый благородный, великодушный, честный, самый храбрый и, вмст, скромный джентльменъ, какихъ еще и не бывало. Въ другой разъ Амелія объявила сыну, что оба они всмъ своимъ благосостояніемъ одолжены предупредительной заботливости этого несравненнаго друга, и что было время, когда онъ одинъ только доставлялъ имъ средства къ существованію. Продолжая развивать эту тэму, мистриссъ Эмми намекнула, что майоръ всегда заботился о нихъ лучше всякаго родственника, обнаруживая притомъ рдкую деликатность въ своихъ поетупкахъ.

— Это я хорошо знаю, мамаша, замтилъ Джорджъ. Доббинъ не любитъ говорить о себ, хотя вс товарищи превозносятъ его до небесъ.

— Да и твой отецъ любилъ его больше всхъ, сказала Амелія. Они подружидись еще въ дтств. Покойникъ часто разсказывалъ мн, какъ Вилльямъ однажды защитилъ его отъ одного изъ своихъ товарищей. Съ той поры они никогда не разлучались до послдней минуты, когда отецъ твой былъ убитъ.

— Что жь? Доббинъ убилъ того человка, который убилъ моего отца? спросилъ Джорджъ. Убилъ, безъ всякаго сомннія, или по крайней мр, хотлъ убить, ужь это я знаю. Не такъ ли, мамаша? Вотъ дайте мн только вырости и столкнуться съ этими Французами!..

Въ такихъ бесдахъ мать и сымъ проводили большую часть своихъ досуговъ. Безхитростная женщина сдлала мальчика повреннымъ всхъ своихъ тайнъ. Джорджинька былъ также другомъ Вилльяма, какъ и вс, имвшіе случай познакомиться съ нимъ покороче.

Чтобы не отстать отъ милаго друга въ изліяніи сердечныхъ ощущеній, мистриссъ Бекки повсила миньятюрчикъ въ своей собственной комнат къ великому изумленію и потх весьма многихъ особъ и къ душевному наслажденію самого оригинала, которымъ былъ не кто другой, какъ пріятель нашъ, Джозефъ Седли. При первомъ возобновленіи знакомства съ этимъ джентльменомъ Ребекка, явившаяся изъ «Слона» съ весьма незначительнымъ запасомъ узелковъ фантастическаго содержанія, отзывалась весьма часто съ большимъ уваженіемъ о своемъ багаж, оставленномъ въ Лейпциг, откуда она ожидаетъ посылки со дня на день. Какъ скоро вы встрчаете путешественника, безпрестанно разсуждающаго о великолпіи его багажа, покинутаго тамъ-то и тамъ-то, будьте уврены, милостивые государи, что сей путешественникъ — шарлатанъ, который собирается водить васъ за носъ.

Но мистеръ Джой и скромная его сестрица не знали этой истины, основанной на многосложныхъ наблюденіяхъ человческой природы. Имъ не было, повидимому, никакого дла до всхъ этихъ сокровищъ, хранившихся въ невидимыхъ сундукахъ мистриссъ Бекки; но такъ-какъ въ настоящее время, костюмъ ея былъ довольно некрасивъ и совершенно истасканъ, то Амелія ршилась снабдить ее разнообразными запасами изъ своего собственнаго гардероба, и затмъ отправилась къ лучшей пумперниккельской модистк, снабдившей Ребекку всми принадлежностями туалета. На ней, какъ вы можете представить, не было теперь изорванныхъ воротничковъ, и плечь ея не прикрывали боле полинялые шелковые платки.

Съ перемною жизни, мистриссъ Бекки измнила также бо льшую часть своихъ привычекъ. Она перестала румяниться, и уже не прибгала боле къ возбудительному средству, почерпаемому изъ разнокалиберныхъ бутылокъ. Только два или три разд, въ прекрасный лтній вечеръ, уступая неотвязнымъ просьбамъ Джоя, мистриссъ Бекки, въ отсутствіе своей подруги, гулявшей за городомъ, угощала себя спиртуознымъ напиткомъ въ чрезвычайно умренномъ количеств. Зато, съ водвореніемъ ея въ Телячьей Голов, каммердинеръ Джоя испортился въ-конецъ: этотъ каналья Киршъ почти не отрывался отъ бутылки, и случалось иной разъ, что онъ самъ приходилъ въ изумленіе, замчая, съ какой быстротою уменьшался коньякъ мистера Седли. Но все это вздоръ, конечно, и мы съ презрніемъ отвращаемся отъ этого предмета. При вступленіи въ благородное семейство, Бекки перестала, по крайней мр въ большомъ котичеств, употреблять спиртуозные напитки.

Наконецъ багажъ изъ Лейпцига былъ привезенъ это, собственно говоря, были три крошечные сундучка, совершенно неблистательной наружности, и никто не замтилъ, какія сокровища вынимала оттуда мистриссъ Бекки. Мы даже не можемъ сказать наврное, было ли тамъ что-нибудь въ род украшеній, принадлежащихъ къ женскому туалету. Извстно, впрочемъ, что въ одномъ сундук хранилась шкатулка — та самая, которую разгромилъ нкогда бшеный Родонъ Кроли, приступившій къ ревизіи вещей и денегъ своей супруги, и въ шкатулк — портретъ весьма замчательной работы. Бекки повсила его на гвоздик въ своей комнат, и поспшила отрекомендовать его мистеру Джою. То былъ портретъ джентльмена, нарисованный карандашомъ, за исключеніемъ лица, на которомъ сіяли самыя свжія розы. Джентльменъ вызжалъ на слон изъ-за группы кокосовыхъ деревьевъ, и за нимъ, въ отдаленіи, на заднемъ план, виднлась индійская пагода. То была восточная сцена.

— Ахъ, Боже мой, это мой портретъ! вскрикнулъ Джой при взгляд на миньятюръ.

Такъ точно, на портрет сіялъ самъ мистеръ Джой, молодой и прекрасный, въ нанковой куртк, фасона, употреблявшагося въ первыхъ годахъ девятнадцатаго вка. То была старая картина, висвшая нкогда на Россель-Сквер.

— Я купила его, сказала Бекки голосомъ, дрожавшимъ отъ внутренняго волненія;— мн казалось, что я могу принести нкоторую пользу своимъ друзьямъ. Я никогда не разставалась съ этой картиной, и не разстанусь.

– Неужели? вскрикнулъ Джой съ выраженіемъ несказаннаго самодовольствія и восторга, неужели вамъ дорога эта картина изъ-за меня?

— Ахъ, вы сами знаете это, мистеръ Седли! сказала Бекки, но кчему говорить объ этомъ? Зачмъ думать… зачмъ оглядываться назадъ? Теперь ужь слишкомъ поздно.

Бесда этого вечера была восхитительна и усладительна для Джоя. Эмми воротилась домой слишкомъ поздно, и, утомленная продолжительной прогулкой, отправилась прямо въ постель съ больною головой. Бенгальскій сановникъ и прекрасная его собесдница сидли въ гостиной вдвоемъ, и Амелія слышала изъ смежной комнаты, какъ Ребекка напвала Джою старыя псни 1814 года. Всю эту ночь онъ не сомкнулъ глазъ, такъ же какъ и его сестра.

Былъ іюнь, и, слдовательно, высшій лондонскій сезонъ. Мистеръ Джой, какъ слдуетъ всякому порядочному путешественнику, читалъ каждый день несравненный листокъ «Galignani», и передъ завтракомъ забавлялъ сводхъ дамъ извлеченіемъ изъ этой газеты. Здсь каждую недлю описывались подробно вс движенія британской арміи, въ которой Джой, какъ военный человкъ, принималъ жйвйшее участіе. Вотъ что прочиталъ онъ однажды за чашкой кофе:

«Прибытіе Трилльйоннаго полка. Гревзендъ, іюня 20. Сегодня утромъ прибылъ изъ Индіи корабль «Рамчондеръ», и остановился въ нашей гавани. На немъ находилось 14 офицеровъ и 132 солдата Трилльйоннаго полка. Трилльйонный полкъ отправился въ Индію немедленно посл ватерлооской битвы, гд онъ ознаменовалъ себя блистательными подвигами, и гд вскор потомъ отличился въ бурмимйской войн. Ветеранъ полковникъ, сэръ Михаилъ Одаудъ, кавалеръ Бани, остановился здсь съ своей супругой и сестрою, и съ ними прибыли сюда капитаны: Поски, Стоббль, Макро, Меллони; поручики: Смитъ, Джонсъ, Томпсонъ, Фредерикъ Томсонъ; прапорщики: Гиксъ и Греди. Полковая музыка играла на пристани національный гимнъ, и необозримыя толпы громкими и торжественными восклицаніями привтствовали храбрыхъ ветерановъ, когда они шли въ гостинницу Вейта, гд уже заране былъ устроенъ пышный банкетъ для сихъ защитниковъ Старой Англіи. Впродолженіе пиршества радостныя восклицанія народа продолжались безпрерывно, и были наконецъ выражены съ такимъ энтузіазмому что леди Одаудъ и полковнікъ вышли на балконъ, и выпили за здоровье своихъ соотечественниковъ по бокалу превосходнйшаго кларета».