Базар житейской суеты. Часть 4

— Бдняжка! сказала Амелія.

— И она умретъ, вроятно, если не найдетъ ни одного друга, продолжалъ мистеръ Джей жалобнымъ и дрожащимъ голосомъ. И, Боже мой! Она ужь не разъ собиралась наложить на себя руки. Сказать ли? она носитъ ядъ съ собою, и я замтилъ бутылку въ ея комнат. Что это за комната, еслибъ ты знала! Душная каморка въ четвертомъ этаж подъ самой крышей, въ гостинниц Слона. Я былъ тамъ.

Это обстоятельство, однакожь, не произвело, повидимому, особенно-трогательнаго впечатлнія на мистриссъ Эмми. Она даже улыбнулась слегка, воображая, вроятно, какъ мистеръ Джой долженъ былъ пыхтть и кряхтть, взбираясь въ четвертый этажъ.

— Она почти помшалась отъ постоянной тоски, говорилъ Джой. Страшно и слышать о тхъ душевныхъ пыткахъ, которыя вытерпла эта женщина. Есть у нея сынъ, ровесникъ Джорджа.

— Да, да, это я помню, замтила Эмми. Ну?

— Чудный, прекрасный мальчикъ, какъ она говоритъ, и онъ любилъ свою мать больше всего на свт.

— Ну?

— И что же? Злоди вырвали малютку изъ рукъ матери, и даже не позволяли ей проститься съ нимъ.

Эмми вскрикнула, всплеснула руками, и сказала ршительнымъ тономъ:

— Идемъ къ ней, идемъ сію же минуту.

Затмъ, бросившись въ смежную комнату, она въ попыхахъ надла шляпку, взяла шаль подъ мышку, и приказала Доббину слдовать за собой.

Майору оставалось только повиноваться. Онъ накинулъ на ея плеча кашмировую шаль, присланную ему изъ Индіи, подалъ ей руку, и они отправились.

— Нумеръ девяносто-второй, въ четвертомъ этаж, не забудьте, кричалъ въ-догонку мистеръ Джой, не обнаружившій намренія сопровождать ихъ по крутымъ лстницамъ.

Помстившись у окна въ гостиной, откуда черезъ площадь открывался видъ на гостинницу Слона, сановникъ Индіи убдился нагляднымъ образомъ, что другъ его и сестра идутъ прямо къ мсту своего назначенія.

То было очень хорошо, что Бекки благовременно успла ихъ замтить изъ своего чердака. Она и молодые люди, докушивая холодный завтракъ, продолжали хохотать и потшаться насчетъ ддушки Ребекки, котораго они наблюдали изъ своей засады. Она тотчасъ же отпустила своихъ юныхъ друзей, и въ одну минуту привела свою комнату въ отличный порядокъ. Содержатель гостинницы, знавшій мистриссъ Осборнъ, какъ даму высшаго круга, встртилъ ее съ низкими поклонами, и самъ проводилъ ее въ четвертый этажъ.

— Миледи! миледи! заголосилъ содержатель гостинницы, стучась въ дверь мистриссъ Бекки.

Еще не дальше, какъ вчера, онъ называлъ ее просто мадамой и не оказывалъ ей никакого уваженія.

— Кто здсь? откликнулась Бекки.

И отворивъ дверь; она испустила пронзительный крикъ удивленія и радости. Передъ ней стояли дрожащая Эмми и длинный майоръ съ бамбуковой тростью.

Видъ майора былъ угрюмъ, и онъ изподлобья наблюдалъ открывшуюся сцену. Эмии опрометью бросилась въ объятія Ребекки, я простила ей все въ эту минуту, она обняла и поцаловала ее отъ искренняго сердца. Первый разъ, быть-можетъ, мистриссъ Бекки прикасалась къ такимъ чистымъ и невиннымъ устамъ.

ГЛАВА LXV Amantium irae amoris redintegralio

Ласковость и добродушіе Амеліи произвели, по всей вроятности, нкоторое впечатлніе даже на закоснлое сердце мистриссъ Бекки. Она отвчала на нжныя рчи съ чувствомъ, весьма похожимъ на благодарность, и волненіе ея было, вроятно, искреннее. «Сынъ, исторгнутый изъ объятій несчастной матери», пригодился очень кстати для нашей героини: онъ окончательно возвратилъ ей стариннаго друга, и читатель можетъ быть увренъ, что съ этого именно пункта мистриссъ Эмми открыла разговоръ съ Ребеккой.

— И они отняли у тебя это милое, ненаглядное дитя! воскликнула Амелія. Ахъ, Ребекка, бдный, несчастный другъ мой, я знаю, по собственному опыту, что значитъ потерять сына, и умю сочувствовать такимъ лишеніямъ. Станемъ надяться, что праведное небо возвратитъ его теб, какъ милосердое и всеблагое Провидніе возвратило мн моего собственнаго сына.

— О, сынъ мой, сынъ мой! Ахъ, какую страшную, невыносимую пытку терпла я посл этой разлуки! начала мистриссъ Бекна, чувствуя, однакожь, нкоторое безпокойство въ душ. Ей было совстно, при самомъ начал возобновленнаго знакомства, заговорить ложь въ отвтъ на искреннее выраженіе довренности и дружескаго участія.

Ложь, съ какой точки ни разсматривайте ее, иметъ весьма невыгодныя стороны для лжеца. Если какой-нибудь случай заставилъ васъ покривить душою, вы, для поддержанія своихъ словъ, обязаны сочинить другую и третью небылицу въ лицахъ: масса лжи неизбжно увеличивается въ объем, и опасность быть открытымъ возрастаетъ съ каждою минутой.

— Страданія мои, продолжала мистриссъ Бекки, были невыразимо-ужасны, когда эти безжалостные изверги исторгли его изъ моихъ объятій. Мн казалось, что я не переживу этой потери. Открылась горячка. Докторъ употребилъ отчаянныя средства, я выздоровла, и… и… и вы видите, что я живу здсь одна, безъ средствъ къ продолженію своего жалкаго существованія.

— Сколько лтъ ему? спросила Эзимі.

— Одиннадцать, сказала Бекки.

— Одиннадцать! воскликнула удивленная Амелія. Какъ-же это? Вдь онъ родился, кажется, въ одинъ годъ съ моимъ сыномъ, а Джорджиньк ужь…

— Знаю, знаю, перебила Бекки, которая, на самомъ дл, совершенно забыла, сколько лтъ ея мальчику, — тоска совсмъ отбила у меня память, милая Амелія. Я во многомъ измнилась, и по-временамъ совсмъ теряю голову. Мальчику было одиннадцать лтъ, когда меня съ нимъ разлучили… да будетъ надъ нимъ Божіе благословеніе! Съ той поры я никогда не видала его.

— Блокуръ онъ или брюнетъ? продолжала наивная мистриссъ Эмми, — покажи мн его волосы.

Бекки чуть не захохотала.

— Не сегодня, мой другъ, не сегодня, сказала она; — въ другой разъ, когда-нибудь. Вотъ на этихъ дняхъ привезутъ мои вещи изъ Лейпцига, и тогда я покажу теб и волосы, и портретъ моего милаго Родона. Я сама написала этотъ миньятюръ въ счастливые дни своей жизни.

— Бдная Бекки, бдная Бекки! воскликнула Амелія, какъ благодарна — о, какъ я должна быть благодарна!

Эмми, по обыкновенію, принялась думать, что не было въ цломъ мір мальчика прекрасне и умне ея Джорджиньки.

— Вотъ ужо ты увидишь моего Джорджиньку, сказала она, воображая, что доставитъ такимъ образомъ самое дйствительное утшеніе несчастной Ребекк.

Около двухъ часовъ эти дв женщины вели между собою самую искреннюю бесду, и Бекки представила пріятельниц полный и подробнйшій отчетъ о своей жизни. Прежде всего она привела въ извстность, что надменные родственники Родона всегда смотрли на этотъ бракъ съ чувствами непримиримой ненависти и злобы. Невстка ея, леди Дженни, женщина хптрая и коварная, успла совершенно завладть душою Родона, и вооружила его противъ жены. Ребекка переносила все: бдность, пренебреженіе, уничиженіе и ршительную холодность отъ мужа, ею любимаго… да и могла ли она не любить его, когда онъ былъ отцомъ ея малютки? Родонъ между-тмъ съ каждымъ днемъ все больше и больше погрязалъ въ безстыдств, и наконецъ, унизился до такой степени, что — говорить ли объ этомъ? принуждалъ ее жертвовать своимъ добрымъ именемъ, чтобы выхлопотать для него мсто при содйствіи маркиза Стейна. Вотъ тогда-то она уже сама готова была бросить этого негодяя.