Бедный Павел. Часть 2

— Заботливый ты, Аникита, я гляжу…

— А что делать? Вы же сами, Павел Петрович, всё время говорите, что кормильцы они наши, а мы их защитники. Да и правильно это — дело ли, что нам припасы аж с Волги возят! Уж мясо-то, рыбу, да картошку на месте надо искать! Ну, я так думаю…

— Правильно ты, думаешь, Аникита Сергеевич! По государственному! Может, тебя Новгородским губернатором назначить?

— Смеётесь всё надо мной, Ваше Высочество! Зачем мне оно надо? У меня металл! — я улыбался, глядя на него. Смотрел на Петровский завод и думал, что вот Ярцов — столбовой дворянин, с детства на заводах, простолюдины для него должны быть пылью под ногами, а вот — заботится о них. Значит, всё я делаю правильно!

— Степан Еремеич! Христом Богом тебе клянусь — именно там я эти камни нашёл! Вот прям в этом урочище!

— «Дробные камни», говоришь Тимоха? — Смолянин пристально смотрел на казачка-рудознатца, одного из тех, кого он подрядил на сбор камней в округе для поиска полезных ископаемых. Понравилось отставному прапорщику горное дело — уголёк уже принёс ему сильно больше доходов, чем он мог рассчитывать даже в мечтах. Теперь Смолянин затеял поиск минералов в окрестных местах.

— Именно так, Степан Еремеич! Недалече от Лугани, значит!

— И Ефима проведёшь? — Ефим Яумбетов, молодой учёный рудознатец, которого нанял Смолянин для анализа результатов, резко привстал, хищно прищурив глаза.

— Знамо дело!

— Ефим, как думаешь, дело стоящее?

— Почти наверняка, Еремеич! Киноварь [121] это! Точно тебе говорю! На Альмаденскую [122] очень похожа!

— Так ты смотри там, Ефим! Всё разведай! Сколько там этой киновари, как добывать, как возить — всё на тебе!

121

Ртутный минерал.

122

Крупнейшее месторождение киноварных руд в мире около города Альмаден в Испании.

— Не учи, Еремеич! — Ефим азартно оскалил зубы, — Сам знаешь, если всё правильно разведаю, и от тебя премию получу и от казны ещё! Всю семью в Петербург перевезу!

— Давайте, ребятки! Не помёрзните только! Жду я вас очень!

Я вернулся в столицу в идиотски-благостном настроении, сил явно прибавилось, голова была полна новыми мыслями и идеями. Нужно было разгрести документы, накопившиеся за время моего отсутствия. Надо работать над новыми проектами. Через месяц мама должна была уже рожать. Належало готовить к публикации манифест об осеннем рекрутском наборе. Дел было много!

Я спешил работать. Мой кортеж въехал в Петербург солнечным, тёплым и сырым мартовским утром, странно было видеть солнце над ещё зимней столицей, но оно будто бы встречало меня, подмигивая и улыбаясь. Дескать, всё хорошо и будет ещё лучше — работай, парень!

Итак, сначала отчёты. Уже ясны итоги прошлого года, надо всё изучить, сделать выводы. Вечером явился Вяземский. Князь сиял от приятных известий — огромной радостью и облегчением стал значительный прирост налогов. Несмотря на то что провинции пока подушной подати не платили, рост пошлин от их торговли был более чем в полтора раза — у нашего хлеба упрочились позиции в Турции и Персии. И, по сообщениям дипломатов, которым сбор подобной информации давно был вменён в обязанность, эти рынки могли поглотить и многократно большие объёмы.

Самое интересное, что значительно выросло количество налогоплательщиков. Естественный прирост их пока не мог быть большим, в возраст ещё только входили те, кто родился в середине пятидесятых годов. Пусть сейчас и стало больше деток, но пока они вырастут… Ну и вот, вместо ожидаемого увеличения примерно на четыре процента, количество зарегистрированных крестьянских хозяйств выросло более чем на десятую часть.

Похоже, меры по улучшению жизни крестьян, повышению их места в обществе начали давать свои результаты. Те, кто до сей поры скрывались от учёта и уплаты налогов, начали выходить на свет. Благо все возможные недоимки им прощались, да и розыск беглых был прекращён, теперь они просто могли легализовать своё положение и не бояться больше.

Сработали меры по улучшению жизни, замирению со староверами и, как бы это сказать — образа власти. Наверняка не всё, что спрятались в лесах вышли, но происходящее уже можно было охарактеризовать как тенденцию. Насколько же легче дышать, когда понимаешь, что задумки срабатывают! Да и с деньгами проще становится!

Вот как представлю, что через два года налоги из Москвы пойдут, да переселенцы начнут подушную подать платить — эх, заживём! Сейчас уже даже без учёта доходов Императорского приказа бюджет государства вполне сводился, мы, наконец, могли начать наращивать армию, не переживая, что нам опять придётся в пожарном порядке искать средства на затыкание дыр в финансах империи.

Что же, Вяземский получил заслуженную похвалу и ушёл от меня окрылённым. На следующий день с докладом пришёл Олсуфьев, сжимая в руках солидную папку из телячьей кожи с императорским вензелем. Говорил он медленно, делая паузы, как-то хитро на меня поглядывая. После минут пяти его речей я понял, что он пока ничего мне не сказал, просто монотонно несёт какую-то ерунду.

— Адам Васильевич, дорогой Вы мой! Заканчивайте уж шутки шутить! Тоже мне, нашли кому голову морочить — Наследнику Престола! — я демонстративно подвыл на титуле, Олсуфьев не выдержал и захихикал, сорвавшись. С Олсуфьевым мои отношения были приятельские, я уважал верного сторонника мамы и прекрасного администратора, а он со времён моего детства всегда был рядом с мамой и со мной, как бы по-отечески помогая мне в делах.

Мои дела оказались ещё лучше, я имел уже более трёх миллионов рублей в плюсе. Результаты года оказались настолько хороши, что уже не выдержал и предложил Олсуфьеву вина в честь таких успехов. Мы отпраздновали нашу удачу в делах, просидев за разговором и моим любимым неаполитанским до вечера, а на завтра я пригласил с докладами виновников этих достижений, благо в преддверии подведения итогов года они прибыли в Санкт-Петербург.

Нартов, что докладывал первым, показно хмурился, внешне демонстрируя серьёзность и усталость, но изнутри прямо сиял, словно начищенный медный пятак. Ему было чем гордиться — благодаря его активности за два года прибыль от драгоценных металлов выросла почти в полтора раза. Причём это произошло без больших затрат, за счёт снижения себестоимости металлов и роста добычи.

Глава Золотой палаты с увлечением рассказывал мне о единых технологических решениях добычи, устранении нездоровой внутренней конкуренции, о посещении им всех рудников и изучении условий работы, и о закрытии также им нескольких копей, в том числе старейшего Воицкого, о постоянной комиссии по улучшению добычи и выплавки. А главное — о необходимости дальнейшего развития освоения россыпного золота.

Как известно, золото добывается в основном из золотоносных руд, но у нас оно также очень часто встречается в виде золотого песка, который сокрыт среди речных отложений. Этот песок вымывается течением рек из золотых жил, он тяжелее обычного речного, и его залежи собственно и называются россыпями.

Андрей Андреевич, ссылаясь на мнение Ломоносова и всё более загораясь, рассказывал мне об огромных запасах золота именно в россыпях и ошибочности интереса исключительно к его рудным кладовым. Я даже заслушался. Но пора и меру знать, сей соловей мог петь до вечера.

— Андрей Андреевич! Прошу не обижаться, но Вы всё это изложили ещё в своих письменных докладах, и мы с Императрицей с Вами согласились и даже Манифест «О добыче золота подданными нашими» издали. — ласково улыбнулся я ему.