Бегство от одиночества
Шрифт:
— Это я, Элиас! — приглушенно прошептал в щель, когда услышал шаги за дверью. Едва повернулся ключ в замке, мужчина настойчиво протиснулся в дом, чтобы не привлекать внимание редких прохожих, ведь любой из них мог быть тем, кого они выслеживали.
Он ожидал увидеть вдову, но никак не Ханну, да еще в неглиже. Мелькнула мысль, что подобная случайность неспроста, но она быстро была позабыта, поскольку Айзек сосредоточился на разглядывании женских округлостей под тонким батистом, скромно украшенным вышивкой.
«Мерзавка! На голое тело в прозрачной сорочке!» — отметил мужчина, хозяйским взглядом
— Еще бы голая открыла дверь, — процедил сквозь зубы. — Где миссис Грапл?
— Уже спит, — ответила растерянная Ханна, стараясь не смотреть на него. Но, чувствуя, как он заинтересованно рассматривает ее, радовалась. — Мы собирались спать.
— Хоть бы прикрылась!
— Глупо изображать тихоню, если вы думаете обо мне низости. Лучше страдать за дело, чем безвинно.
— Ну, да, зачем оправдываться, — съязвил гость, продолжая пристально разглядывать глубокий вырез. — И во сколько он обычно приходит посмотреть на тебя?
— Не знаю! До сегодняшнего дня я даже не подозревала о его существовании.
— А когда узнала, решила не разочаровывать?
— Я плотно задернула шторы.
— Придется открыть как раньше, ты же хочешь, чтобы мы его поймали? — воздержание и воображение пробуждали вожделение, но он не мог протянуть руки и получить то, что привык считать своим, поэтому злился, чувствуя, что пойман на крючок. — Если всегда в подобном наряде открываешь двери, не удивлюсь, если придется переловить весь город.
— Не думала, что так выйдет, — она обняла свои плечи, пытаясь прикрыться.
— Не верю, — насмешливо заметил гость.
Оправдываться было бесполезно. Любое слово раздраженного Айзека лишь распалило бы больше, потому она молча смотрела в одну точку и не сразу поняла, что в гостиной воцарилось тишина. Сперва Ханна не поняла причины, но, заметив, что он пристально рассматривает ее лицо, покраснела от стыда. Оказывается, она безотчетно покусывала нижнюю губу, а Айзек хорошо знал, что Ханна так делала, когда желала соблазнить его.
— Если ничего не надо, лучше уходи, — как можно спокойнее вымолвила, понимая, что Айзек раскусил план Алексии.
— Когда ты моешься или переодеваешься?
— Что? — ошарашено переспросила Ханна, не веря своим ушам.
— Когда за тобой интереснее подсматривать? — язвительно пояснил мужчина.
— Я… я не знаю, — растерялась она.
— Желаешь утаить любовника?
— Не было у меня любовника! — возмущенно воскликнула Ханна.
— Что, ни одного? Чем подтвердишь сей факт?
— Я не собираюсь ничего доказывать! Поймаете негодяя, спрашивайте у него!
— Обязательно спрошу, с пристрастием! Не боишься, что расскажет про тебя много интересного?
— Мне нечего скрывать.
— Посмотрим!
— Не на что смотреть. Я вам ни сестра, ни жена, ни родственница! Мы — чужие люди.
— Если чужие, оставить тебя наедине с трудностями? Ты в состоянии нанять хорошего адвоката?
— Это тебя не касается!
— А кого? Хоута касается?! — он прищурил глаза и насмешливо усмехнулся.
— Да
идите и ты, и Хоут к дьяволу! — разъярилась Ханна.— Желаешь остаться один на один с жителями этого милого городишка?
— Зачем приехал? Что тебе от меня надо?!
— Для начала — покорности, — невозмутимо, даже надменно диктовал условия Айзек.
— Я была покорной три года! В Аллентауне рыдала от тоски и одиночества, пока ты пропадал днями и ночами! Тебе доставляло удовольствие измываться надо мной! Да, у меня есть любовник, даже не один, и даже не два! И… — не успела выкрикнуть она, потому что Айзек влепил ей пощечину: не сильную, но унизительную. Почувствовав, что нащупала его слабую черту, Ханна остервенела.
— Не нравится?! — ее глаза пылали гневом. — Мне тоже не нравилось. Ты — самодур! — она сморщила нос, выражая презрение. — Да если бы у меня было желание, даже заперев дома, ты не смог бы помешать ответить взаимностью Олафу, Кевину или Фицджеральду, которые за твоей спиной предлагали стать содержанкой. Я любила тебя, так сильно, как только могла, и, чтобы не потерять, молчала! А ты решил, что я безмолвная вещь? Иди к черту, я не твоя прихоть! Пусть я буду сидеть в тюрьме, но…
— Какая тюрьма? Виселица! Тебе вменяют преднамеренное убийство, — цинично, с язвительной насмешкой заметил он, всем своим видом выказывая превосходство.
— И пусть! — кричала Ханна, топая ногой и вытирая слезы. Она не могла больше сдерживать себя. Айзек всегда умел вывести из равновесия, а потом с удовольствием смотрел на ее истерические припадки. — Убирайся! Видеть тебя не хочу!
— Дать адрес Олафа или Фицджеральда? Или остановишь свой выбор на Хоуте?
— Пошел вон! — зарыдала Ханна, раненая его бесцеремонностью настолько сильно, что потеряла самообладание. Еще бы мгновение, и, лишившись остатков здравого смысла, плюнула бы ему в лицо, поэтому рванула к двери, чтобы вытолкать гостя на улицу, но не успела. Едва поравнялась с ним, Айзек схватил ее за руку и, дернув, прижал к себе спиной. Как Ханна ни брыкалась, задеть его не могла, потому что он, зная, как она может брыкаться, был готов к любым выходкам.
— Скучала по мне? — низким, хриплым голосом поинтересовался Гриндл, наблюдая, как ее бессильная ярость переходит в слезы отчаяния. Ханна, крепко прижатая к нему, перестала сопротивляться и теперь плакала навзрыд, свесив голову.
Айзек тоже был подавлен. Нужно было уйти навсегда, громко хлопнув дверью на прощание, но он этого не сделал и теперь испытывал горечь, не менее тягостную, чем любовница.
Потребовалось время, чтобы плач стал приглушенным. Ханна попыталась выпростать руку, но не смогла.
— Пусти, — прошептала, но Айзек не шелохнулся.
— Пусти! — жалобно повторила, громко шмыгнув носом.
Одной рукой он достал из кармана надушенный платок и вытер ей нос, продолжая удерживать другой.
— Скучала по мне? — повторил вопрос, и ей ничего не оставалось, как едва заметно, кивнуть. Он держал бы ее ровно столько, пока бы она не ответила. — Я знал, — умиротворенно произнес довольный мужчина.
— Уходи.
— Не для того приехал, чтобы так просто уйти. Кстати, я тоже скучал. Даже сам не ожидал от себя подобной грусти. Довольна?