Белая река. Гримерша
Шрифт:
«У Донателлы Версаче не было кocтюмов в стиле милитари», — подумала Алла, а вслух сказала:
— Наверное, ваша работа достойно оплачивается.
— Не жалуюсь, — улыбнулась Натали, — но вообще-то деньги не имеют для меня особенного значения.
— Это мудро, — похвалила ее Алла, — тем более, если вы собираетесь замуж за моего сына Дмитрия.
— О, он уже вам рассказал, — зарделась «пиранья», — я счастлива, что Митенька выбрал именно меня. Ведь у такого блестящего молодого человека, как он, должно быть, много невест.
— Да, Дмитрий перспективен, — улыбнулась Алла, — он ведь будет поступать
Митя уничтожающе на нее посмотрел, а лицо Натали немного вытянулось, но ей быстро удалось взять себя в руки:
— Что вы, Алла Михайловна, мне не нужно много денег. Того, что есть у нас обоих, вполне хватит на первое время.
— Вот как? Но у Мити нет ничего. Он потратил свои последние накопления. Мы откладывали эти деньги на колледж в Англии, там, знаете ли, очень дорогое образование, гораздо дороже, чем в Москве. Так что теперь он живет на мои деньги, а у меня дела идут, если честно, не очень. Поэтому я очень рада, что вы так хорошо зарабатываете… Что ж, у меня есть журналы с последними коллекциями свадебных платьев. Хотите, вместе что-нибудь подберем?
— Но… я…
— Конечно, вряд ли мы можем позволить себе дизайнерский наряд. Но можно украсть фасон и сшить платье в ателье, — Алла бесхитростно улыбнулась, — а что, у меня есть знакомая, всего пятьсот рублей берет. Так и быть, это будет моим свадебным подарком.
Чай допивали молча. Митя мрачно жевал медовый тортик, а Натали то и дело посматривала на часы. Через двадцать минут она, сославшись на головную боль, ушла и больше Мите не звонила. Митенька почти неделю нс разговаривал с Аллой. Потом они, конечно, помирились.
Однажды за завтраком он даже объявил Алле:
— Мам. представляешь, у меня появилась новая девушка.
— Вот как? Опять, наверное, фотомодель. Хочет, чтобы ты купил ей норковую шубку? Или она предпочитает песца?
— Ну, при чем тут шубка? Мы любим друг друга. Она небогатая девушка, но порядочная. Ей никаких денег не надо, я ей сказал, что пока не работаю.
— Вот как? — умилилась Алла. — Где же ты с ней познакомился?
— Да в клубе «Ночная бабочка»! Она там стриптиз танцует! — бесхитростно объяснил сынок. — Ее зовут Элен, она у нас сегодня ужинает.
— Она что, иностранка? — вздохнула Алла.
Элен оказалась кенийкой почти двухметрового роста, черной, как крымская ночь. Она вежливо улыбалась Алле, а ее холодные глаза прощупывали интерьер.
Через несколько дней девушка переехала к ним.
— Элен живет в общежитии, — объяснил Митя, — не волнуйся, она не займет много места, будет жить в моей комнате. А если хочешь, можешь снять нам отдельную квартиру.
— Ну, уж нет, — возмутилась Алла, — живите лучше здесь, под присмотром.
— Мы собираемся пожениться через пару месяцев, — «успокоил» сын, — представляешь, какие прикольные получатся дети. Цвет кафе-оле, кофе с молоком.
А через неделю из секретера Аллы исчезла бриллиантовая брошь, вместе с ней испарилась и Митенькина невеста. Впрочем, обманутый сын переживал не слишком долго. Уже через неделю он представил Алле свою новую пассию — манекенщицу Юлю.
У Юли были пережженные перекисью снежно-белые кудрявые волосы, длинные загорелые ноги и огромные глупые глаза. Чем-то она смахивала на молодого спаниеля — доброжелательная, игривая, но непоправимо тупая.Юля прожила в Митенькиной комнате четыре дня. Нет, она не сбежала, прихватив драгоценности и деньги — как это сделала ее более сообразительная предшественница. В один прекрасный день Митя самолично выгнал девицу.
— Собирай свои шмотки, и чтобы через час тебя здесь не было! — кричал он, швыряя в подружку ее собственным раскрытым чемоданом. Девочка, глотая слезы, ползала по полу, собирая раскиданные повсюду колготки и блузочки. Алла все это время лежала в своей спальне, вставив в уши силиконовые немецкие затычки. Но скандал был таким громким, что все равно она слышала почти каждое слово.
— Мить, а может, не надо было так сурово? — поинтересовалась она, когда зареванная девушка уже ушла.
— От кого я это слышу? — присвистнул заметно повеселевший сын. — Ты же сама пару дней назад выгнала этого парнишку, Костика! Он еще похлеще моей Юльки орал! Мам, да я весь в тебя, мы одного поля ягодки.
Алла замолчала, поскольку педагогически корректного ответа не нашлось. Единственное, что она может сделать, — это не приводить больше своих любовников домой. «Бред, мне почти сорок лет! — думала она. — А надо теперь скрываться, словно восьмикласснице!»
И, несмотря на многообразие волнующих кровь событий, Алла отчаянно скучала. Начался монтаж фильма. Алла ходила на Киностудию Горького без всякого удовольствия — фильм явно не получался. Самой удачной сценой была та, где гримерша Даша Громова прыгала в бурлящую реку. «Надо использовать этот момент для какого-нибудь клипа!» — решила Алла.
Она скучала. Каждый ее вечер начинался с пролистывания толстенной записной книжки. Женщина методично обзванивала бывших любовников, встречалась с ними. Ходила в рестораны, на какие-то бесконечные премьеры и даже в модные ночные клубы.
И скучала все равно. Как она могла считать, что живет весело и интересно?
Время от времени Митя знакомил ее со своими новыми пассиями. Все они обладали длиннющими, крепкими ногами и мозгами, как у цыплят.
Она наняла для сына репетитора по математике — строгую немолодую даму, профессора. Митя занимался охотно, Аллу даже удивила такая внезапная любовь к точным наукам. Потом все стало на свои места — вернувшись однажды несколько раньше обычного, Алла застала репетиторшу в одной постели с сыном.
В тот день она впервые пожалела о том, что забрала Митеньку из Лондона.
— В принципе ты мог бы поехать обратно, — однажды заявила Алла, — или нет, лучше я отправлю тебя не в Лондон, а в Бельгию. Знаешь, там есть замечательные закрытые пансионы. Я не буду за тебя волноваться, ведь там железная дисциплина.
— Что ты, мам! Я лучше останусь здесь, в Москве, — широко улыбнулся сын, — я здесь уже привык, да и по тебе буду скучать.
Алла промолчала, но начала собирать сведения о швейцарском пансионе. Митя непременно отправится туда — хочет он этого или нет. Он слишком повзрослел, слишком изменился, они давно стали чужими, и ей с ним теперь не справиться.