Белее снега, слаще сахара...

– Она белая! – принцесса откусила кусочек трюфеля. – Посмотрите! Внутри она белее снега! А какая сладкая!.. М-м… Барышня Цауберин! Ведь трюфели – шоколадные конфеты. Почему они сливочные?

– Потому что сделаны из сливок, - объяснила я. – Сливки взбиваются с упаренным сладким молоком, добавляется свежайшее сливочное масло, потом формуются конфеты и выставляются на мороз. Когда застынут – окуните их в растопленный горький шоколад, посыпьте тертым какао, смешанным с корицей – и самые чудесные конфеты на свете готовы. Сливочные и шелковистые внутри, горьковато-пряные снаружи.

– И они, поистине, чудесны! – подытожила принцесса, предлагая всем так же насладиться трюфелями. Придворные потянулись к блюду, расхватывая конфеты, а я уже рассказывала о бисквитных пирожных.

– Им нарочно придан вид пророщенных картофельных клубней, - объяснила я, разрезая одно из пирожных. На срезе оно тоже выглядело, как самая настоящая картошка – белая внутри, с коричневой корочкой. – Бисквитную крошку я смешала с молочным кремом, а потом густо обваляла в какао. Чтобы добиться большего сходства, сделаны ростки из крема.

– Но почему – картофель?! – изумилась пожилая фрейлина, пробуя бисквитное пирожное следом за принцессой. – Это еда простолюдинов!

– Совершенно верно, госпожа, - немедленно ответила я. – Но ведь настоящая любовь – это то, что насыщает нас по-настоящему, что спасает жизни, что является ежедневной потребностью, а не экзотическим лакомством. Картофель не раз спасал подданных его величества от голода, спасал тысячи жизней. Поэтому, что как ни картофель – символ истинной любви?

– Однако… - пробормотал бургомистр, откусывая сразу половину «картошки».

– Как всё тонко придумано, - восторженно произнесла принцесса, - и какой утонченный вкус!.. И так восхитительно пахнет!..

– Это из-за рома, - подсказала я. – Он совершенно не ощущается на вкус, но придает божественный аромат.

Король тоже пробовал мои десерты – по кусочку от каждого, словно бы нехотя, но я видела, как глаза его величества сияли всё ярче, загораясь синими звездами.

– Теперь – сырный пирог! – принцесса Маргрет чуть не подпрыгивала в кресле. – Ах, барышня Цауберин! Не томите!

– Прежде всего, пусть зажгут свечу, - попросила я, и слуги немедленно поднесли мне зажженную свечу.

Вооружившись широким ножом, я подогрела его над язычком пламени.

– Для этого пирога творог протирается через сито, - говорила я, разрезая пирог с середины на треугольные ломтики. – Чтобы он был нежный, как сама нежность… - нагретый нож не ломал глазурь, я разрезал ее мягко. Я положила первый кусочек на блюдечко, с поклоном передала принцессе, и продолжала нарезать пирог дальше, рассказывая, как он был сделан. – Главный секрет – он должен созреть. Его нельзя подавать сразу же, надо выдержать сутки, и только тогда он растает на языке небесной сладостью и шелковистой нежностью.

Я отрезала уже третий кусочек, когда нож вдруг стукнул обо что-то внутри пирога.

Вздумай сейчас ведьма Диблюмен превратить меня в орех или ванильный стручок – я не испугалась бы сильнее.

Что я умудрилась запечь в пироге?!.

Хорошо, если ложку, а не гвоздь!

Принцесса не поняла моего страха и радостно захлопала в ладоши:

– Там что-то есть! Какой-то сюрприз! В детстве я обожала рождественские пироги, в которые запекали новенькие талеры! Попадется талер – в новом году поймаешь птицу-удачу за хвост!

– Да, ваше величество, - я натянуто улыбнулась – совсем как Клерхен.

Господи! Да что там такое!

С замиранием сердца и повернула нож чуть в сторону и не поверила собственным глазам – в ароматной середине пирога очень уютно устроилось… кольцо с жемчужиной.

– Вот так сюрприз!
– воскликнула принцесса, всплеснув руками.
– Гензель! Это же кольцо прабабушки Ленеке!

53.

Но радостный голос ее высочества заглушили пронзительные вопли Клерхен:

– Это она украла кольцо! Лавчоница украла! Но я сразу узнала ее! Даже платье не помогло! Кто еще черный, как головешка?!

Шум поднялся несусветный – придворные и гости ахали, вспоминая бал, и решали - могла ли я быть той самой дамой в белом.

– Ничего подобного! – надрывался Дитрич Любелин. – Госпожа Лейтери была истинной аристократкой – и движения, и речь!.. Я не могу ошибаться!

– Да откуда у нее такое платье! – вторила ему мать.

– Украла, как и кольцо, - голос баронессы перекрыл все остальные голоса, и в зале стало тихо.

Все смотрели на меня, а я смотрела на разрезанный сырник, в котором матовым блеском сияла жемчужина размером с голубиное яйцо.

– Да, это была я – под именем Лейтери, - произнесла я в абсолютной тишине. – Но я не крала платья и понятия не имею, как кольцо оказалось в сырном пироге.

– Отговорки! – взвизгнула Клерхен.

В белоснежном платье, с завитыми золотистыми локонами, она была бы похожа на сахарного ангелочка, если бы не искаженное яростью лицо.

– Только нищебродка могла бы совершить кражу! – произнесла она с ненавистью. – А мы все – выше кражи! У нас другие ценности!

Люди опять зашумели, а король молчал. Я взглянула на него, но он не заметил моего взгляда – посматривал на галдящих вассалов, и в уголках губ пряталась та самая улыбка – лукавая, ироничная.

– Как же барышня Цауберин могла взять кольцо? – примирительно заговорила принцесса, заставляя умолкнуть всех. – Ведь все помнят, что в тот вечер барышня танцевала, а потом скрылась с моим братом. Он от нее ни на шаг не отходил. Когда бы она успела совершить кражу? И если совершила – то зачем положила кольцо в пирог? Нет, тут что-то другое…

Я перевела взгляд на принцессу. Глаза её мечтательно затуманились, а на губах заиграла улыбка – такая же, как у короля:

– Думаю, это новогоднее волшебство, - сказала её высочество.
– Кольцо само выбрало ту, которая любит его величество по-настоящему. Ведь это так, барышня Цауберин? Вы краснеете! Как это мило! – она умильно вздохнула.
– Ах, как это романтично!

– Что за ерунда! – сказала баронесса, а Клерхен громко фыркнула.

– Нет, не так, - сказал вдруг Иоганнес громко. – Совсем не так.