Бельканто

– Гэн, – прошептал он, – что ей нужно?

– Ноты, – ответил Гэн и тут же вспомнил, что вопрос был задан по-испански. – Partitura.

– А Месснер знает, к кому следует обратиться? Знает, где их взять?

Священник Гэну нравился и совсем ему не досаждал, но господин Хосокава и Като явно желали быть в курсе всех деталей разговора и требовали синхронного перевода с английского на японский.

– Они свяжутся со своими людьми в Италии. – Гэн повернулся к отцу Аргуэдасу спиной и продолжал синхрон.

Священник дернул Гэна за рукав, тот поднял руку, призывая его подождать.

– Но я знаю, где можно достать ноты! – настаивал отец Аргуэдас. – Всего в двух милях отсюда! Там живет мой знакомый – учитель музыки, дьякон нашего прихода. Он давал мне слушать пластинки. У него есть любые ноты, какие только вы пожелаете. – Теперь он уже говорил во весь голос. Отец Аргуэдас посвятил свою жизнь усердным трудам и, когда не мог найти себе оных, впадал почти что в отчаяние. Он помогал Рубену со стиркой и по утрам аккуратно сворачивал все одеяла и складывал их вместе с подушками вдоль стен. Однако душа его алкала большего. Конечно, отец Аргуэдас не мог не догадываться, что со своей услужливостью становится едва ли не назойливым, что, желая исключительно помогать, он вызывает у людей раздражение.

– Что он говорит? – спросила Роксана.

– Что вы говорите? – спросил Гэн священника.

– Ноты – здесь! Вы сами можете позвонить. Мануэль принесет вам все, что нужно! А если у него чего-нибудь не окажется, в чем я сильно сомневаюсь, то он обязательно найдет это для вас. Вам нужно только одно – сказать, что эти ноты для сеньориты Косс. Или нет, даже этого можно не говорить. Он ведь христианин. Просто скажите ему, что по некоторым причинам вам это нужно, и я вам обещаю, что он вам поможет! – Его глаза от волнения засверкали, руки он прижал к груди, словно пытался предложить собравшимся собственное сердце.

– А у него есть Беллини? – спросила Роксана, выслушав перевод. – Мне нужны его романсы. А также все оперные партитуры: Россини, Верди, Моцарт. – Она придвинулась к священнику и спросила, как о чем-то невозможном: – И Оффенбах.

– Оффенбах! «Сказки Гофмана»! – французские слова священник выговаривал хоть и плохо, но более-менее внятно. Название оперы он лишь читал на обложке пластинки.

– Так у него это есть? – спросила Роксана Гэна.

Гэн перевел вопрос, и священник ответил:

– Я видел у него партитуры. Позвоните ему, его зовут Мануэль. Я бы и сам с огромной радостью позвонил, если мне разрешат.

Так как командир Бенхамин закрылся в одной из верхних комнат с примочкой на своем пылающем лице и беспокоить его было нельзя, Месснер обратился к Эктору и Альфредо. Те выслушали просьбу без интереса.

– Для сеньориты Косс, – пояснил Месснер.

Эктор кивнул и махнул рукой, не глядя. Когда Месснер уже был в дверях, Альфредо пролаял: «Только один звонок!» – решив, что, согласившись чересчур быстро, они выказали себя слабыми лидерами. Оба командира сидели в кабинете и смотрели любимую мыльную оперу президента. Героиня, Мария, как раз говорила своему возлюбленному, что больше не любит его, надеясь, что в отчаянии он уедет из города и тем спасется от собственного брата, который задумал его убить, потому что тоже любит Марию. Месснер еще минуту постоял в дверях, глядя на рыдающую актрису. Она изображала горе столь убедительно, что он не сразу заставил себя уйти.

– Звоните Мануэлю, – сказал он, вернувшись в гостиную. Рубен сходил на кухню и принес оттуда телефонную книгу, а Месснер дал священнику свой сотовый и показал, как набрать номер. После третьего гудка в трубке ответили:

– Алло?

– Мануэль? – прокричал отец Аргуэдас. – Мануэль, алло! – Он чувствовал, что голос его срывается от волнения. Он говорит с человеком снаружи! Как будто с привидением из прежней жизни, с серебристой тенью, шествующей из придела в алтарь. Мануэль. Отец Аргуэдас пробыл в заложниках меньше двух недель, но при звуке этого голоса почувствовал себя так, словно уже умер для мира.

– Кто это? – В голосе зазвучала подозрительность.

– Это твой друг, отец Аргуэдас! – Глаза священника наполнились слезами, и, жестом попросив прощения у присутствующих, он отошел в угол и спрятался в пышных складках оконных штор.

На другом конце провода повисла длинная пауза.

– Это что, шутка?

– Мануэль, нет! Это я звоню!

– Отец?

– Да! Я тут в… – начал было отец Аргуэдас, но потом заколебался. – Меня тут задержали.

– Мы знаем! Отец, с вами все в порядке? Как они с вами обращаются? Так, значит, они разрешают вам звонить?

– Со мной все в порядке. Со мной все прекрасно. Звонить – нет, они нам не разрешают, просто сейчас особые обстоятельства.

– Мы каждый день молимся о твоем здравии. – Теперь уже срывался голос его друга. – Я домой прихожу только пообедать! Буквально только что вошел в дверь! Если бы ты позвонил пять минут назад, меня бы не было дома! Ты цел, здоров? Мы тут наслушались о вас всяких ужасных вещей!

– Вы молитесь о моем здравии? – Отец Аргуэдас намотал на руку тяжелую занавеску и прижал щеку к мягкой материи. Единственный раз на его памяти имя отца Аргуэдаса упоминали во время мессы перед тем, как он принял сан – вместе с именами еще двадцати трех священников. Подумать только, те люди, за кого он молился, теперь сами молятся за него! Подумать только, Господь слышит его имя из стольких уст! – Пусть они молятся за всех нас – за заложников и террористов одинаково!

– Мы молимся, – заверил Мануэль. – Но за твое здравие служим отдельную службу.

– Поверить не могу! – прошептал он.

– У него есть ноты? – спросила Роксана Косс, а Гэн повторил вопрос священнику.

Отец Аргуэдас наконец опомнился.

– Мануэль! – Он закашлялся, пытаясь скрыть волнение. – Я звоню тебе с просьбой об одной услуге.

– Проси что хочешь, друг мой! Им нужны деньги?

Предположение, что он, находясь среди толпы богачей, может просить деньги у учителя музыки, заставило отца Аргуэдаса улыбнуться.

– Ну что ты, нет! Мне нужны ноты! У нас тут есть оперная певица…

– Роксана Косс.

– Ну, ты сам все знаешь. – Отец Аргуэдас порадовался сообразительности своего друга. – Ей нужны ноты, чтобы репетировать.

– Я слышал, ее аккомпаниатор погиб. От рук террористов. Я слышал, что они отрезали ему руки.

Отец Аргуэдас был потрясен. Что еще о них напридумывали, пока они тут сидят?

– Ничего подобного! Он умер своей смертью! У него был диабет! – Должен ли он защищать террористов? Разумеется. Нельзя же допустить, чтобы их ложно обвинили в отрезании рук у пианиста. – Здесь все не так ужасно. Правда, вполне терпимо. Мы нашли другого аккомпаниатора. Он сидит в заложниках вместе с нами и играет очень хорошо. – Он перешел на шепот. – Может, даже лучше, чем первый. Ей нужны самые разные ноты, оперные партитуры, романсы Беллини, Шопен для аккомпаниатора. У меня есть список.

– Все, что она хочет, у меня есть, – уверенно заявил Мануэль.

Священник услышал, как его друг шуршит бумажками, ищет ручку.

– Я ей так и сказал.

– Ты говорил обо мне Роксане Косс?

– Разумеется. Потому я и звоню.

– Она теперь знает, как меня зовут?

– Она хочет петь по твоим нотам, – заверил его священник.

– Даже сидя под замком, ты продолжаешь делать добрые дела, – вздохнул Мануэль. – Какая честь для меня. Я им все принесу сейчас же. А обедать вообще не буду.