Белые Мыши на Белом Снегу
Шрифт:
Подали сигнал к отправлению, двери с шипением закрылись, и поезд поехал. В этот-то момент меня и тронули сзади за плечо.
Я не считаю себя таким уж нервным, но внезапных прикосновений не люблю. Особенно в транспорте или на улице. Даже мама рискует нарваться на мой вопль, если хотя бы не кашлянет прежде, чем дотронуться до меня. Лишь Хиле я всегда это позволял - с детства.
Может быть, я вскрикнул от неожиданности, не помню. Во всяком случае, моя жена оторвалась от окна, а толстяк перестал обмахиваться газетой.
– Извините, - сказал голос, и, обернувшись, я увидел смутно
– Извините, если я ошибаюсь, но ведь вы - Эрик и Эльза, мои соседи?..
Мы с Хилей переглянулись и снова уставились на незнакомца. Он стоял позади меня, перегнувшись через спинку сиденья, и улыбался, показывая чистые, белые, как у собаки, зубы. Я не мог вспомнить, где его видел, и не понимал, с какой радости этот странный юноша оказался моим соседом.
– Да я Зиманский!
– с готовностью помог он.
– Теперь припоминаете?.. Из пятой квартиры.
– А-а!
– я вспомнил крохотное облачко, омрачившее день моей свадьбы, но - вежливость и еще раз вежливость!
– улыбнулся и кивнул.
– Конечно. Здравствуйте.
Хиля не поздоровалась. Свежая, нарядная, состоящая вся из румянца и света, она вдруг помрачнела, и ясный ее взгляд сделался тяжелым. Сидя вполоборота к Зиманскому, она молча и сосредоточенно принялась рассматривать свои отполированные розовые ногти, и я понял, что положение нужно спасать.
– Смотри, Хиля, вон та фабрика, где в прошлый раз два человека ремонтировали трубу, - я показал на проплывающие за окном строения и хотел было отвернуться от Зиманского, но тот вдруг бодро перебежал на нашу сторону и уселся рядом со мной, так что теперь мы оба сидели напротив Хили. Костюм на нем в этот раз был получше, шерстяной, темно-серый, с галстуком в тон, но что-то во внешности все равно выдавало бывшего рабочего, может быть, крепкая мускулистая шея с обрезанным по краю воротника загаром.
– Да-да, - весело сказал он, - мне тоже нравится эта дорога. Вроде бы - все создано руками человека, а как на самом деле красиво!
Хиля фыркнула и демонстративно уставилась в окно.
– Я что-то не так сказал?
– удивился Зиманский.
– Или ваша дама просто в плохом настроении?
Мне не понравилось слово "дама", хотя, если разобраться, это ведь не оскорбление, а скорее комплимент. Но все равно - не понравилось.
– Извините, товарищ Зиманский, Эльза - моя жена, - инстинктивно я чуть придвинулся к Хиле, так, что мы столкнулись коленками, готовый в любую минуту взять ее за руку и перейти с ней на другое место.
– Ну да, конечно, - молодой человек пожал плечами.
– Я знаю, я же видел, как вы ехали регистрироваться. Но стать женой - не значит перестать быть дамой, верно? А кстати, вы едете не в поселок Ваксино? Там целлюлозный комбинат.
– Вовсе нет, - я улыбнулся, надеясь, что разговор окончен.
Нельзя сказать, что Зиманский сразу показался мне неприятным. Было в нем что-то располагающее, и при других обстоятельствах мы могли бы немножко поболтать о жизни, просто так, по-соседски. Но он явно не понравился Хиле, а раз так - не может быть между нами никаких разговоров.
Родители вырастили
меня в абсолютной любви к Закону и Морали, а кроме того, научили уважать Семью, и я представить себе не мог, как это - не посчитаться со своей женой и сделать что-то, что испортит ей настроение. Речь ведь идет не о блажи, тут другое - таинственная область человеческих симпатий и антипатий, где властвуют особые законы и где не может быть ничего черно-белого, ты в любом случае выбираешь между семьей и еще какими-то отношениями (даже дружбой, если на то пошло). И выбираешь - всерьез.– А жаль, там сегодня интересное мероприятие будет, - как ни в чем не бывало, сказал Зиманский.
– Может, я вас все-таки уговорю? Одному, знаете, скучно. Не привык быть инспектором.
Хиля на мгновение закатила глаза, но сдержалась и вежливо, с нотками любезнейшего холода ответила:
– Простите, товарищ, мы с мужем едем просто на прогулку, никаких мероприятий. Спасибо за приглашение.
Парень поправил очки, кашлянул и с подчеркнутым вниманием повернулся ко мне:
– Ну так как, Эрик, не пойдете? Я вам обещаю - это правда интересно.
Я почувствовал легкий приступ удивленного раздражения:
– Эльза же вам сказала - мы гулять едем.
– М-да. Эльза... м-да, - он тонко усмехнулся.
– Конечно. Но вас же двое, вот я и хочу услышать... ммм... вторую сторону.
В его словах содержался какой-то подтекст, который я недопонял - зато хорошо поняла Хиля:
– А вы, товарищ, чуть-чуть зарываетесь, вам не кажется?
Зиманский моментально сменил выражение лица, словно оно было мягкой резиновой маской:
– Ох, Эля, это недостаток воспитания! Что вы хотите - вырос в рабочем квартале.
– Это заметно, - она и не думала смягчаться.
– Смотрите на женщину, как на придаток к мужу, да? И гордитесь еще, наверное, такой психологией?
– В психологии я вообще ничего не понимаю!
– Зиманский поднял раскрытые ладони, сдаваясь.
– Мое дело - статистика. Цифры и еще раз цифры. А что касается женщин - я без претензий, среди них тоже попадаются неплохие экземпляры, - он широко улыбнулся и быстро выстрелил взглядом в мою сторону, словно ища поддержки.
Мне уже приходилось слышать мнение, что женщина - человек в некотором роде неполноценный, не имеющий права голоса, даже как бы и не человек вовсе, но я думаю, неполноценен как раз тот, кто мне это сказал. Вообще от рассуждений на тему, кто у нас более, а кто - менее человек, очень заметно попахивает комплексом этой самой неполноценности, будто залежавшейся колбасой, уже покрытой пленкой гнили. У меня на эти разговоры устойчивая аллергия.
– Знаете что, товарищ Зиманский?
– я взял руки Хили в свои и чуть сжал.
– Ваше мнение, безусловно, имеет право на существование, но мы с Эльзой собрались погулять, и...
– Боже мой, не обижайтесь на меня!
– Зиманский вдруг испуганно побледнел и схватил меня за локоть.
– Вы обиделись?
– он посмотрел на Хилю.
– Умоляю вас, дорогая моя, простите. Ну, сморозил идиот, что с него взять?.. Я же никому зла не желаю, я восхищаюсь вами, поверьте мне, пожалуйста!..
Хиля вежливо улыбнулась: