Белые Мыши на Белом Снегу
Шрифт:
Терять было нечего, но новая ложь все не вырисовывалась, и я молчал, теряя секунды, каждая из которых могла стоить мне всего, что я имел в жизни. И вдруг кто-то маленький, глубоко спрятанный у меня внутри, подал голосок и ответил Голесу спокойно и рассудительно:
– Конечно же - куртка была упакована. Я сам видел, как продавщица ее заворачивала.
Голес изумленно уставился на меня:
– Так-так.
– А он, - все так же убийственно спокойно продолжал я, - стоял за кассой, там, где обувной отдел. Я заметил, как он смотрит на Иосифа, - какой-то инстинкт подсказывал мне, что нужно изо всех сил подчеркивать наши приятельские с Трубиным отношения.
– Знаете,
Трубин слушал нас с все возрастающим вниманием, и я вдруг понял, что он по-прежнему верит мне, и я ему нравлюсь - это я-то, после всего случившегося!
На мгновение меня посетила мысль: признаться, прекратить болтать чепуху, может, и обойдется как-то все это... Но мысль исчезла, не развившись - словно я сделал аборт у себя в мозгу. Голес уже строчил на чистом бланке, не поднимая на меня глаз, лишь подбодрил вполголоса:
– Так, дальше?
– Потом этот человек сделал какой-то знак продавщице...
– продолжал я, мельком удивившись, зачем это сказал, - и вышел из зала. А Иосиф взял сверток и тоже двинулся на выход. Я шел за ним, потому что магазин вроде уже готовили к закрытию. И где-то на середине лестницы...
– Помедленнее...
– пробормотал дознаватель.
– На середине лестницы?
– Ну, ближе к концу, наверное - я уже видел сверток на батарее и того человека, он стоял у дверей. А Иосиф бежал мне навстречу, он кошелек на кассе забыл.
– Вы видели этот кошелек?
Сознание мое снова заметалось. Потерю я видеть никак не мог, лестница в магазине делает поворот, так что одно из двух: или я видел кошелек, или - вора.
– Нет, не видел. Я слышал - голос продавщицы. Она весело так сказала... что-то вроде... "Ой, ты смотри, вот мне и на ситчик хватит! Мужик этот кошелек забыл!"
– Ах, мерзость какая!
– воскликнул Трубин.
– И ей даже в голову не пришло меня догнать, отдать... Если бы я не вернулся - забрала бы себе без зазрения совести!..
Я закрыл оставшийся глаз. Вот ложь и сочинилась - почти без моего участия... Что теперь будет с этой несчастной Ивой? Хотя - ничего не будет. По моим словам она ведь только х о т е л а присвоить деньги, не более. За это в тюрьму не сажают. Стоп, а знак, который якобы подал ей преступник?.. Господи, что же я наплел...
– Так, хорошо, - Голес снова обратился ко мне.
– Вы увидели, что гражданин Трубин бежит вам навстречу...
– Ну, не совсем навстречу, - я сделал вид, что вспоминаю.
– Он бежал вверх по лестнице, а я отошел, давая ему дорогу. В это время тот человек, внизу, схватил сверток с курткой и быстро вышел. Я погнался за ним. Надо было, наверное, закричать, позвать кого-нибудь, но мне даже в голову не пришло.
– Это всегда так, - кивнул дознаватель, записывая.
– Мы так самонадеянны...
Кажется, он пока ни в чем меня не подозревал, во всяком случае, его доброжелательная интонация не изменилась.
– Ну, а дальше вы знаете, - сказал я.
– Я выскочил на улицу и увидел, что он убегает. Даже не убегает, а просто идет быстрым шагом, как будто даже не особенно боится. Я догнал его между фонарями, схватил за руку. Он ко мне обернулся, крикнул "Отстань!", но я продолжал его держать... тогда он вдруг выхватил что-то из кармана и ткнул меня в глаз.
История, которую я рассказывал, выглядела вполне правдоподобной - я даже сам почти поверил в нее и ощутил что-то вроде обиды на несуществующего злоумышленника. Как ни странно, это чувство сразу же прорезалось с моем голосе:
– Было очень больно, и я его отпустил...
Голес кинул на меня серьезный взгляд:
– Надо
думать - больно. Зря вы, конечно, полезли... да откуда ж вам было знать.Трубин потрепал меня по плечу:
– Надо вам было, Эрик, лучше меня догнать. У меня второй разряд по бегу, я бы сам...
– И сами остались бы без глаза!
– Голес выпрямился от бумаг и протянул их мне.
– Подпишите. М-да, выясняются новые подробности... Вы не будете возражать, гражданин Трубин, если сейчас сюда доставят эту продавщицу? Я понимаю, не совсем удобно, но откладывать дело до утра мне очень не хочется. В городе странные события - взрыв, потом это происшествие в больнице...
– В больнице?
– удивился Трубин.
– Мы только что там были. Что случилось?
Голес покрутил головой:
– Вы только представьте - урановые пластины нашли у медсестры, кто бы мог подумать! Целых двести сорок штук! Естественно, краденые, причем с особо охраняемого объекта.
Я взмок и съежился на стуле, стараясь стать маленьким и незаметным, потому что сразу все понял.
– Врач у них затребовал в нашем Управлении счетчик Гейгера. Звонит, мол, срочно привезите, у нас в больнице возможно радиоактивное заражение. Ребята выехали, смотрят - и правда, какой-то фон есть. Стали повнимательнее проверять, а фонит-то сверток в шкафу, в приемном покое! И еще как фонит!.. Развернули, а там - мать честная!..
"Беленькая Белла теперь пропала, - подумал я и чуть не засмеялся.
– Подменила мой сверток, дурочка, думала, я там ценности таскаю... Сказал же - документы. Вот за свое неверие и поедет теперь лет на двадцать все тот же уран добывать".
В том, что сверток был подменен, я нисколько не сомневался. Еще в больнице мне бросилась в глаза какая-то его новая особенность, то ли шпагат другой, то ли бумага не того оттенка. Зачем она это сделала? Хотела поживиться? Не похоже. Белла - девушка из той породы, которая ни в чем особенном не нуждается, все дают обеспеченные родители. Что-то подсунула мне взамен? Что ж, скоро у меня будет возможность это узнать.
И вдруг, похолодев, я будто увидел продолжение своего мысленного фильма, начавшегося еще на магазинной лестнице, и это продолжение меня напугало...
* * *
На деревянном крашеном щите станции, куда привезла нас электричка, было написано белыми буквами "Ваксино", а под щитом, скрестив ноги, сидела толстуха средних лет с телом, заполнившим, как кисель, весь объем старого плетеного кресла. Она была в форменной косынке Сельской Кооперации и васильковом ситцевом балахоне, больше похожем на чехол, чем на одежду. Руки у нее обгорели на солнце и облезали белесыми лохмами, а лицо, привыкшее и к солнцу, и к ветру, давно приобрело стойкий керамический оттенок, а кожа на нем загрубела, словно на ладони. Я почему-то сразу вспомнил, как Хиля однажды спросила: "Эрик, как думаешь, почему негры черные? Чтобы на солнце не сгореть?". Это было близко к истине, хотя мне всегда казалось, что темная кожа должна притягивать солнечные лучи сильнее, чем белая. Не зря же Минздрав рекомендует ходить летом в светлой одежде!
На низком фанерном столике перед толстухой лежали свежие газеты, журнал "Кооператор" с приложением "Садовод", две или три гармошки лотерейных билетов и несколько справочников по истреблению садовой мухи и выращиванию декоративных тыкв. Сама продавщица увлеченно читала детектив в бумажной обложке.
Хиля подошла, склонилась над книгами, открыла одну, посмотрела оглавление. Женщина вскинула от пестрой книги маленькую голову и затуманенно посмотрела на нее голубыми глазками:
– Желаете купить справочник?.. Это новое издание. Самые последние сведения.