Белые Мыши на Белом Снегу

Я открыл перед Хилей заднюю дверь машины:

– Прошу!

Странный парень перенес вес тела на другую ногу и почесал нос:

– Женитесь, да?

Вопрос показался мне глупым: а что же еще мы собрались делать, если на моей невесте белое платье, на мне - новый праздничный костюм, а капот автомобиля перетянут алой лентой? Не за покупками же едем - без слов понятно. Но вежливость, самая простая вежливость, заставила меня ответить:

– Да, разумеется.

Парень кивнул и вроде бы собрался отойти, но вдруг остановился:

– Красивая машина.

– Это служебная, - я смотрел, как Хиля усаживается, расправляет платье и пристраивает на коленях цветы.

– А-а... Здорово, когда есть такая служба. Поздравляю вас.

– С чем, со свадьбой или со службой?
– разговаривать с ним мне вовсе не хотелось, но что-то не давало просто сесть в машину и спокойно уехать.

– А и с тем, и с другим, - незнакомец щелчком выбросил окурок на газон.

Я поморщился. Не люблю, когда люди мусорят просто так, не по необходимости, а от свинства. Есть же урна у подъезда, что стоило сделать пять шагов?

– Извините, - парень словно угадал мои мысли.
– Привыкаешь, знаете, на фабрике... А потом ставят тебя на новую должность, переезжаешь в приличное место, а манеры остаются. Я всю жизнь был рабочим, до сих пор от комбинезона отвыкнуть не могу.

– А теперь кто же?

Он оскалился в белозубой, но немного неестественной улыбке:

– А теперь я - инспектор Управления Статистики. Вот такой взлет, да. Можно сказать, из грязи - в князи.

Я пожал плечами:

– Кто вам сказал, что быть рабочим - это грязь?

– Но вы-то тем не менее не рабочий.

– Ну хорошо, - я счел нужным протянуть ему руку.
– Всего доброго.

– Всего доброго, - он ответил на мое рукопожатие.
– На всякий случай - я Зиманский, если понадоблюсь. Из пятой квартиры.

Пока я усаживался, он стоял и смотрел внутрь машины, даже не на Хилю или меня, а просто так - внутрь, изучая кожаную обшивку салона, полированные деревянные подлокотники, кнопки автоматического подъема стекол, дорогое радио с подсветкой. Глаза у него были светло-голубые, почти белесые, с крохотными черными зрачками, и от этого казалось, что глядит он остро и подозрительно. Я вздохнул с облегчением, когда машина тронулась.

– Кто это?
– Хиля оглянулась через заднее стекло.
– Неприятный какой-то тип, любопытный слишком.

– Говорит, был рабочим, - я тоже оглянулся.
– А теперь стал служащим и живет в нашем с тобой доме.

Несколько минут мы ехали молча.

– Вы меня простите, что влезаю, - осторожно сказал шофер, встретившись со мной взглядом в зеркальце, - только вопросы он задавал всякие - про вас, про невесту вашу. Хотел послать его подальше, да не могу - начальник все-таки...

– Да какой он начальник...
– я вздохнул.
– А что спрашивал?

– Ну-у, к примеру, откуда вы сюда переехали, в какой квартире живете, почему вдруг женитесь...

– Боже мой, да какое его собачье дело?!
– вскрикнула Хиля.

– Про родителей еще, - добавил шофер.
– Вы не думайте, у меня на все вопросы ответ один: "Не знаю и знать не хочу".

Я ему сразу поверил: этот простоватый человек, всего три года как переехавший из пригородов, считался идеальным шофером для начальства - именно за свою неболтливость. Но настроение все же слегка испортилось.

– Ладно, - я потрепал Хилю по руке.
– Завтра разберемся. Еще не хватало такой день портить.

У здания, где располагался наш Семейный отдел, не было ни одного автомобиля. В общем-то, это и редкость, обычно молодожены приезжают на автобусе или приходят пешком, особенно фабричные - у них считается особенным шиком явиться целой толпой, прошествовав перед этим по всем улицам своего квартала и собрав как можно больше поздравлений.

Часы показывали одиннадцать двадцать, когда мы вошли в просторный, украшенный бумажными гирляндами вестибюль с яркими плакатами и выписками из Семейного кодекса на голубых стенах. На скамейках весело болтали три или четыре пары: девушки в простеньких платьях из белого сатина, молодые люди в новых негнущихся кепках. Все они были, кажется, знакомы друг с другом, особенно невесты - наверное, с одной фабрики.

Я подошел к окошку приема документов, отдал социальные карточки и сказал номер нашей очереди - сорок три.

– Ждите, пожалуйста, - служащая кивнула мне, что-то пометив в толстой книге.
– Сейчас выйдут сорок вторые, и пойдете. Прошу не отлучаться.

– Вы - сорок третьи?
– бойкая темноволосая невеста услышала, подбежала ко мне, махнула остальным.
– Все-таки рано мы пришли. Думали, очередь будет...

– Тут же по записи.

– В санчасти тоже по записи - и все равно очередь.

Я засмеялся:

– Так то - в санчасти. А сюда приходят не насморк лечить, тут как бы... счастье выдают, что ли.

Девушка тоже засмеялась:

– Если так, здесь вообще давка должна быть - а нет.

Хиля недовольно смотрела в нашу сторону. Я знал - она не ревнует, дело в другом. В памяти сразу всплыла картинка: летний вечер, складской район, кирпичный дом, дети-двойняшки, на которых Хиля накричала за то, что они стояли и слушали наш разговор. Я уверен: если бы там оказались, скажем, дети дознавателя или даже какого-нибудь помощника младшего бухгалтера вроде меня - ее реакция была бы совсем иной.

– Ну, что ты?
– я подошел к ней и встал рядом, как можно ближе.
– Простая вежливость. Человек спросил, я ответил.

– Человек спросил, - она хмыкнула.
– Почему к тебе вечно лезут с вопросами всякие... люди? Не ко мне, а именно к тебе?

С протяжным скрипом открылись высокие двери главного зала, и вышли мужчина и женщина средних лет, довольные, смущенные, с тревожно бегающими глазами. За руку женщина вела мальчишку лет шести, а мужчина весело помахивал в воздухе раскрытой социальной карточкой, давая просохнуть чернилам.

– Номер сорок три, - объявила в микрофон служащая.

Провожаемые взглядами, мы вошли в зал. Я уже бывал тут, на свадьбе родителей - ведь присутствие ребенка обязательно. А Хиля шла впервые, и ладошка ее в моей руке взмокла от напряжения.

Зал внутри выглядит огромным и пустым, потому что мебели в нем почти нет - лишь длинный, на троих, стол да скамейка со спинкой - напротив.

– Проходите и садитесь, - улыбнулся нам старший регистратор. Наметанным глазом он сразу определил, что мы - из служащих, и держался с нами соответственно.