Белый Шанхай. Роман о русских эмигрантах в Китае
Шрифт:
Как мне хотелось съездить в Гонконг и отправить Нине телеграмму! Но Дон и слышать не хотел об этом: он боялся, что я проболтаюсь о его грузе и таможенники арестуют «Святую Марию». Чтобы я не нанял лодочника и не сбежал, он велел отобрать у меня все деньги, в том числе те, что я выиграл у него в карты. Бандит — он и есть бандит.
Наконец пароход починили, но Фернандо не торопился с отправкой. По слухам кантонские купцы окончательно рассорилась с Сунь Ятсеном, и Дон подумал, что чем больше будет накаляться обстановка, тем выше поднимется цена на оружие.
Мы снялись с якоря только когда в гавань вошел советский пароход «Воровской». Большевики
Дон подумал, что нам надо попасть в Кантон раньше конкурентов, и, прицепив к корме мексиканский флаг, мы двинулись вверх по Жемчужной реке.
Я всегда полагал, что южный Китай — это царство джунглей. Ничего подобного! Леса вдоль берегов давно вырублены, а земля расчерчена на квадраты рисовых полей. Над тростниковыми зарослями носятся стаи птиц; круторогие буйволы провожают пароходы удивленными взглядами, а мальчишки-погонщики прыгают по их горбатым спинам, как по торчащим из воды камням.
Не доплыв до Кантона, «Святая Мария» остановилась у острова Вампу, где находится военная академия, готовящая офицеров для армии Сунь Ятсена.
После долгой переклички на кантонском языке, в котором я не понимаю ни слова, нам разрешили сойти на берег.
— Мне надо встретиться кое с кем из русских, — сказал Дон Фернандо. — Ты будешь переводить.
Я сказал, что никуда не пойду, пока он не вернет мне деньги, и скрепя сердце Дон отсчитал мне сто долларов в гонконгской валюте:
— Подавись, зануда! Кажется, я зря спас тебя от Уайера.
Дону Фернандо уже доводилось бывать на острове Вампу, и он повел меня по плацам, на которых занимались маленькие смуглокожие кадеты. На вид им было лет пятнадцать-семнадцать, и в своих форменных шортах, рубахах с короткими рукавами, сандалиях и красных галстуках эти вояки напоминали безобидных бойскаутов.
В голове не укладывалось: неужели этих мальчишек отправят в бой? Впрочем, давно известно, что подростки — это самые преданные солдаты. Взрослые и опытные бойцы не бросаются в атаку ради идеи, а соплякам всегда кажется, что они могут перевернуть мир, если захотят.
Военными инструкторами на Вампу служат командиры Красной армии и бывшие немецкие офицеры. Кадеты учатся ходить строем и стрелять по соломенным мишеням, а в классных комнатах проходят занятия по марксизму, национализму и шапкозакидательству. Что еще нужно для превращения полуграмотного парнишки в идеальное пушечное мясо?
Оказалось, что мы прибыли на остров как нельзя кстати. После очередной стычки с Торговой палатой Сунь Ятсен перебрался на Вампу, и принялся готовиться к контрнаступлению. Узнав, что Фернандо привез оружие, начальник академии, Чан Кайши, срочно вызвал его к себе, а я остался ждать в теньке под банановым деревом. Там меня нашел молодой человек по имени Назар, присланный из Москвы на стажировку в большевистскую англоязычную газету «Народная трибуна».
Русские моментально узнают друг друга на чужбине: даже если ты много лет провел за границей, в твоем лице и повадках остаются верные приметы «нашего человека». Механизм этого узнавания для меня загадка: так, верно, птицы схожих видов интуитивно чувствуют, кто свой, а кто чужой.
Назару девятнадцать лет; он светловолос, розовощек и подвижен, как ягненок. Я сказал ему, что являюсь корреспондентом газеты «Ежедневные новости», и Назар почему-то решил, что это советское издание.
— Нам
повезло, что мы оказались тут! — воскликнул он. — Сейчас Кантон — это главная арена борьбы с мировым капиталом!Когда Назар сказал, что он живет не на Вампу, а в городе, и за ним скоро пришлют моторную лодку, я напросился поехать с ним. Во-первых, мне надо было добраться до телеграфа и отправить весточку Нине, а во-вторых, я все-таки решил сбежать от самодура Фернандо.
Кантон поразил меня. Его трущобы раскинулись не на земле, а на лодках, заполонивших многочисленные каналы и заводи. В Шанхае я видел живущих на сампанах людей, но местные плавучие деревни — это явление другого порядка: по словам Назара в них обитает около двухсот тысяч человек. В реке стирают, из нее берут воду для питья, а на речное дно спускают покойников — даже тех, кто умер от инфекционных болезней.
Бесконечные вереницы плоскодонок с полукруглыми навесами из тростника заполняют все пространство речных заводей, и по ним ходят, как по улицам. Здесь же сидят рыбаки с сетями и удочками, здесь же бродят куры, привязанные за лапу бечевкой. Маленьких детей тоже привязывают за ногу, чтобы не свалились в воду, а роль спасательного жилета выполняет сухое полено, прицепленное к спине.
Назар подвез меня к острову Шамянь, на котором располагается иностранная концессия и телеграф, но я не смог туда пробраться. Стоило мне заговорить с солдатами, охранявшими мост, как на меня наставили револьвер:
— Русский? Коммунист? Проваливай отсюда!
В связи с последними событиями Шамянь перешла на осадное положение, и тех, кто говорит с русским или немецким акцентом, сразу записывают во враги.
Искать другую телеграфную контору было поздно, и выяснив, что мне некуда идти, добрый Назар пригласил меня к себе — в общежитие советских служащих.
До места мы добрались в паланкинах. Назар долго извинялся за вынужденную эксплуатацию трудящихся, но солнце уже село, а ходить пешком по ночному Кантону небезопасно. Тут настолько велика ненависть к «белым дьяволам», что русским и немцам приходится носить на рукавах кусок материи со специальным иероглифом, чтобы сразу было понятно, что мы свои. Днем еще можно рассчитывать на эти повязки, а в темноте кто ж их увидит?
Мы сели в будки с резными решетками на окнах, носильщики подхватили нас и побежали, грохоча деревянными сандалиями по мостовой.
Переулки в Кантоне так узки, что в некоторых местах можно раскинуть руки и достать от стены до стены. Меня не покидало чувство, что мы попали в катакомбы, из которых нельзя выбраться.
Наконец нас доставили на тихую улочку, где в трехэтажном здании с балюстрадой находилось советское общежитие.
Назар жил в комнате, все убранство которой составляли портрет Ленина, расписной китайский шкафчик и циновки с голубыми фарфоровыми кирпичами в изголовье. Назар сказал, что это местная разновидность подушек — они приятно холодят затылок.
Ванная тоже произвела на меня большое впечатление — это был глиняный чан в половину моего роста, но настолько узкий, что мыться в нем можно только стоя.
Назар выдал мне кусок черного липкого мыла и средство от паразитов «Лизол».
— Добавь в воду не меньше столовой ложки, иначе подхватишь чесотку или еще что похуже.
Когда я вернулся в комнату, там стояло удушливое зловоние, исходящее от тлеющего жгутика, скрученного наподобие змеи.
— Это средство от комаров, — пояснил Назар.