(Бес) Предел

— Не смотри так на меня. Я же медсестра со стажем. Да, не врач и тем более не неонатолог, но ведь и не дура. Ты смотришь на них как человек с надеждой, а я вижу их диагнозы. Так что, дорогой мой, — обхватывает мое лицо обеими руками. — Ты все правильно делаешь. Отпускать того, к кому не успел привязаться всегда легче. Не обижайся на меня за эти слова, я говорю их не потому что хочу обидеть и показаться жестокой, просто такова жизнь. Тебе надо поспать, дорогой, без сна человек не живет, — совершенно искренне улыбается Татьяна, поглаживая меня по щеке. Опускает руки и утыкается взглядом в свои ладони. И, пожалуй, сейчас я понимаю, что в ее словах действительно нет злобы, она просто так думает.

— А как я скажу все Марине о детях? Как? Соврать, что все хорошо? А если к этому времени они умрут?

— Игорь, ты действительно ничего не понимаешь или просто не хочешь понимать, ставя перед собой незримую для других стену?

— Вы о чем сейчас?

— О том, что чтобы ты ни сказал Марине, ей все равно. Умерли ваши девочки или родились богатырями мальчиками, да хоть гермафродитами. Ты можешь ей сказать все, что угодно, вплоть до того, что Катя и Полина стали первыми новорожденными, попавшими в книгу рекордов Гиннеса.

— Вы о том, что она в коме? Так я разговаривал с врачами, она выйдет оттуда. Это временное явление!

— Выйдет и это действительно временное явление, — спокойно произносит она, от чего вызывает во мне злость. — А потом ты или я, в зависимости от того захочешь ли ты возиться с ней, заберем ее домой. Дальше у нее вновь отрастут волосы, и не будет так видно следов от трепанации, хотя… все равно будет видно. Ну да ладно, шрамы это такая ерунда, впрочем, как и волосы. Самое интерсное будет дальше-у нас появится цветочек. Любимый, но цветочек. А цветы, Игорюша, не говорят. Не думают, не анализируют, не переживают. Они только растут, а если их не поливать, то они вянут, засыхают и погибают. Так же будет и тут. Ты сможешь говорить нашему цветочку, что захочешь, и это будет самой лучшей вещью по сравнению с…

— Замолчите! Я понимаю, что у всех сейчас беда с головой, но это конкретный перебор. Какой к черту цветок? Сейчас двадцать первый век, как только ей станет лучше, я покажу ее другим врачам. Да, Господи, у нас сейчас и не из такого вытягивают. Все, не желаю слушать эту чушь! Вы кто такая, блин? Обычная медсестра или главврач всего мира?!

— Ты убедишься, какая это «чушь» через некоторое время. Больше всего на свете я хочу, чтобы все мои слова оказались чушью, только это не так, мой хороший. И это я тебе говорю не как медсестра со стажем, а человек, который варился в этом восемь нескончаемых лет. Тебе ведь не рассказывала Маринка, ну и правильно, она вообще не любила вспоминать об этом времени, как и о своем отце в принципе. Вот только это было, Игорь. И после очередного рейса Витю избили какие-то отморозки в подъезде. И да, была и кома, и выход из нее, и множество операций, на которые мы собирали деньги всем городом. И многочисленные реабилитации, и прочее, прочее, прочее… Вот только с такими патологиями цветочки, они и в Африке цветочки. У меня видимо карма такая, от одного растения к другому.

— Хватит!

— Но кстати, в твоем случае все значительно лучше. Не надо будет постоянно переворачивать жену, ведь с твоими финансовыми возможностями купить противопролежневый матрас-это легче всего. Да и мыть Маришу будет не так сложно с современными пенками и салфетками. И кормить! Кормить тоже будет пр…

— Я сказал хватит, — хватаю женщину за плечи и трясу, что есть сил.

— Есть специальные белковые смеси, — продолжает как ни в чем не бывало она, с абсолютно идиотским выражением лица. — Я их находила только в больших городах, а тебе я думаю проблем это не доставит. Вообще с деньгами даже цветочек растить легче.

— Прекратите, зачем вы это делаете?!

— Я говорю тебе правду, чтобы ты знал, что тебя ждет.

— Да усралась мне ваша правда! Она только ваша! У нас будет все по-другому, вы кто, мать вашу, чтобы раскидываться такими словами?! Я сказал хватит, не желаю больше ничего слышать. Я понимаю, что вам плохо, но мне тоже, поэтому закончим на этом, — отпускаю Татьяну, в очередной раз хватаясь за раскалывающиеся виски. Боже, это бред какой-то, чертов сон, сука, проснись уже.

— Прости меня, Игорь. Меньше всего я хочу делать тебе хуже… просто… Если ты все же останешься с Маришкой, мой тебе совет-не делай больного человека смыслом своей жизни. Я однажды это сделала со своим мужем, полностью забив на свою дочь. Она бы сейчас другая была, удели я ей тогда хоть чуточку времени. Она не связалась бы с тем отморозком, не сделала бы аборт в свои семнадцать и на ЭКО бы тебя в будущем не водила. Вы бы нормально забеременели, нормально родили. И если бы я тогда хоть пять минут в день уделяла ей внимание, она бы не стала такой капризной и не пыталась требовать от тебя лишнего внимания. Да все бы было по-другому! Все. Ты очень хороший, Игорь, правда, и я пойму, если ты не захочешь всего этого. Я свою дочь все равно буду досматривать, пока жива, меня как видишь даже рак не берет, — усмехается Татьяна, вытирая слезы на морщинистых щеках. — Но если ты все же будешь с ней, запомни мои слова-не делай это смыслом жизни. Все, мой хороший, я, пожалуй, пойду, — крепко сжимает мою руку своей. — Увидимся завтра, у Мариши или тут.

В этот момент, смотря на неспешные шаги Татьяны, я впервые в жизни возненавидел свою тещу, наверное, за то, что подсознательно знал, что она окажется во всем права, начиная с детей, заканчивая Мариной, правда кое в чем она все же ошиблась…

Смотрю на свои руки, сжимающие какую-то маленькую розовую штучку, напоминающую скорее детский брелок, не пойми откуда взявшийся в моем кармане, и неосознанно нажимаю на кнопку, издавая какой-то чрезмерно громкий звук. Настолько громкий, что кажется он глушит уши…

— Игорь?! Это уже ненормально! Может врача вызвать? Ау! — опускаю взгляд на Олесю, которая усиленно дергает перед моим носом погремушкой.

— Все нормально, — выхватываю из ее рук погремушку и кидаю в корзину, переводя дыхание. — А молокоотсос это прям вещь, надо брать, Олеся. Надо брать. Давай шевелись, я в туалет хочу.

— В туалет?! — изумленно спрашивает она. — Поэтому у тебя такое странное лицо?

— Безусловно. Моча ударила в голову, отсюда и последствия. Бери что надо и пойдем быстрее, мне не нравится это место. Пойдем, я сказал, — щелкаю перед ее носом пальцами и направляюсь к кассам, не оглядываясь назад.

Глава 33

То самое чувство, когда впервые не хочется грубить, а молчать даже становится приятно. Вот только вечно сидеть в машине и наблюдать за Олесиными сомнениями не получится, пора бы выгонять девчонку к родительнице.

— Прекрати портить свои ногти или хочешь вернуться к тому месеву, что было полгода назад?

— Не хочу.

— Тогда хочешь получить по рукам?

— Нет, — качает головой и кладет руки себе на колени. — Мне просто страшно туда идти. Под музыку в ушах все это представлялось так естественно и хорошо… По телефону просто и непринужденно, а сейчас… даже не знаю. Мы плохо тогда расстались, так или иначе у нас осталось куча обид и претензий друг к другу. Может поставить под дверь подарки и сбежать?

— Ну ты даешь. И все-таки возраст дает о себе знать… Взрослые люди так не делают, Олеся. Выходи из машины, бери вещи и дуй в дом. Дальше включаешь актрису и как большинство людей мило улыбаешься родственникам, и несешь обычную чушь при таких встречах. Даю на все пару часов, потом я тебя заберу.

— Как?! — резко поворачивается в мою сторону, смотря на меня испуганным взглядом.

— Что за дурацкий вопрос «как»? Я тебе позвоню, ты выйдешь.

— Нет, я имела в виду, что… я думала ты пойдешь со мной.