(Бес) Предел

Мы снова оказались в Олесиной комнате, она как-то ловко схватила меня за руку, да так, что через какие-то мгновения я очутился сидящим на ее кровати. Сама же она села напротив меня на стул. И тут началось что-то странное-Олеся не сводит с меня глаз. Это, пожалуй, тот случай, когда фраза «прожигает взглядом» становится по-настоящему ощутима каждой клеточкой тела.

— Я хотела сказать спасибо, что пошел со мной.

— Пожалуйста.

— Может чем-нибудь займемся, пока мама готовит?

— Я уже занялся рассматриванием твоей комнаты, — безразлично произношу я, а сам понимаю, что что-то не так. Совершенно не понимаю, что со мной сейчас происходит, но что-то точно происходит.

— И как?

— Я ожидал увидеть что-то более убогое. Но в целом ничего так, правда, кое-что все же странно. В твоей комнате нет ни игрушек, ни рюшек, ни фотографий. Как будто она нежилая. Кровать, стул, стол и потрепанный шкаф.

— Я отдала все игрушки соседским детям, перед тем как уехала в город, рюшек никогда не было, а фотографии есть. Немного, но имеются. Я сейчас покажу, — я, блин, не просил! Ну что это за фигня такая?

Олеся буквально подскакивает со стула и подрывается к шкафу. Наклоняется к нижнему ящику и начинает быстро перебирать вещи, а потом резко встает, доставая большой альбом.

— Тут, конечно, все старенькое, где я мелкая совсем, но может будет интересно, — плюхается на кровать рядом со мной и с какой-то завораживающей улыбкой открывает альбом.

Тычет пальцем в фото, что-то рассказывая параллельно о нем, но слушаю я вполуха, куда более меня заботит то, что что-то во всем происходящем, кажется, по меньшей мере, странным. Ну что я здесь делаю и зачем смотрю на саму Олесю, а не на фотографии, про которые она мне упорно рассказывает?

— Ну вот здесь мне уже пятнадцать, это последние фото, дальше только на телефоне. Это десятый класс, я здесь победила на конкурсе. Мне тогда даже денежный приз дали, копейки правда, но жуть как было приятно. Все-таки победа в городе, это не деревня какая-нибудь.

— Не деревня, — констатирую я, разглядывая фотографию. И тут до меня вдруг доходит, что, начиная лет с десяти, на каждой фотографии у Олеси до неприличия длинные волосы. Прям по задницу. Красивые длинные волосы пшеничного оттенка.

— Не нравится?

— Очень нравится. У тебя на этой фотографии даже рот закрыт.

— А это, потому что вместо жвачки мне в рот попала смола. Слиплось, вот и рот закрыт, — зло бросает Олеся, захлопывая альбом.

— Один-ноль в твою пользу.

— Не надоело еще играть?

— Нет. У всех свои забавы в жизни. Ну покажи уж мне свои последние фотографии с телефона.

— А точно надо? — киваю в ответ на ее вопрос, а сам подавляю улыбку. Ну когда я прекращу ее задирать? Ответ просится сам собой-никогда.

Олеся достает телефон и начинает листать галерею. И снова с особым воодушевлением и улыбкой. Да, надо признать на фотографиях двухлетней давности девчонка совершенно другая. Броский макияж, платье в пол и выглядит она так, как будто ей как минимум двадцать. Что самое удивительное, я не могу понять, нравится ли она мне такой.

— Вот я на выпускном, между прочим я была самой красивой в классе и вообще в параллели. Я многим нравилась, кто-то даже…

— Дрочил на твои фотографии, у кого-то встал на выпускном и не только на нем, кто-то мечтал тебя трахнуть на этом самом выпускном, ну или трахнул. Что ты хочешь мне этим показать или доказать, Олеся? А?

— Ничего, — растерянно произносит она, кусая нижнюю губу. Кидает телефон на кровать и утыкается взглядом в свои ладони.

Я не знаю, что со мной происходит, вместо того, чтобы встать, выйти из комнаты и вообще умотать из этого дома, я утыкаюсь в Олесю взглядом, рассматривая ее убранные волосы. Это как же я ее затюкал, если теперь она их всегда носит убранными? Поймал себя на мысли, что хочу протянуть руку и вытащить заколки из ее волос. Только вместо этого я тупо перевожу взгляд на ее лицо и глаза сами собой опускаются на ее губы. И вот тут, снова что-то пошло не так. В этот момент у меня возникло ощущение, что в меня вселился бес, иначе я просто не могу объяснить, зачем я как одержимый пялюсь на ее губы. И даже то, что Олеся повернулась ко мне и в ответ уставилась на мое лицо, не помогло мне избавиться от этого наваждения. Шумно сглатываю и вместо того, чтобы окончательно избавиться от дурмана в своей голове и встать, я как в замедленной съемке наклоняюсь к ее губам.

Глава 34

Наверное, все же в моей голове еще остались частички разума или какая-то сила остановила меня от необдуманного поступка. Не знаю, где правда, но, к счастью, замер я в миллиметре от Олесиных губ. И вместо того, чтобы поцеловать ее, я машинально прислоняюсь губами к ее лбу.

— На самом деле, я тебе врал, — шепчу я. Олеся же в ответ на мои слова отпрянула от меня, схватившись за горло своего платья. — Все у тебя в полном порядке с внешностью. Без шуток. Правда сейчас, а не полгода назад. От тех слов я, пожалуй, не откажусь. Ты молодец, что стараешься стать лучше, красивее, и все в этом духе, но мне не надо ничего доказывать. Ты должна это делать не для меня. А все, что частенько вылетает из моих уст…воспринимай это как то, что этими словами я компенсирую свои недостатки. Ну предположим… свой маленький член.

— Вообще-то я видела твою пипиську, и она немаленькая. В смысле он немаленький, — сложив руки на груди, серьезно произносит Олеся, нахмурив брови. И тут меня откровенно понесло.

Бывало, конечно, что я ржал аки припадочный, причем тоже от действий или слов Олеси, но тут прям безостановочно. От смеха я повалился на кровать, прикрыв ладонями лицо. Что может подумать ее мать, узрев взрослого сворачивающего от смеха мужика, даже думать не хочу.

— Я не понимаю, что здесь смешного. Надо было сказать слово член? Ну член, так член, какая разница-то? Он немаленький, значит ты снова врешь. Врешь о том, что у меня все нормально с внешностью, или о том, что задираешь меня из-за своих недостатков? Ни черта уже не понимаю, — вскакивает с кровати и подбегает к окну.

— Тяжелый случай, кому-то тоже надо к психологу, — подкладывая под голову руки, констатирую я. — Зато дядя Игорь убрал романтический флер, летающий над твоей головой.

— Иди в жопу, дядя Игорь, — зло бросает Олеся.

— Прекрасное слово и главное очень емкое. Ладно, шутки в сторону, — рывком встаю с кровати и подхожу к Олесе. — Я говорил сейчас вполне серьезно по поводу твоей внешности, — кладу руки ей на плечи и легонько сжимаю. — Прекрати из кожи вон лезть, чтобы мне что-то доказать. Через час, а может и меньше, я скажу тебе очередную гадость, к примеру, о твоих больших плечах, и не потому что они большие, а потому что я так привык. Мне так нравится. Просто нравится тебя задирать. Даже если через месяц я увижу тебя на экране телевизора, победившую в каком-нибудь супер-конкурсе, где ты мне завуалированно или не очень покажешь средний пальчик, я все равно при встрече обязательно что-нибудь скажу. Например, что этот самый пальчик кривой. Понимаешь?

— Нет. Совершенно не понимаю. Зачем? Ну зачем это делать?

— Ты зачем поешь?

— Потому что мне это нравится.

— Ну так и я так же.

— Но это совершенно разные вещи!

— А для меня одинаковые, — убираю выпавшую прядь Олесиных волос за ухо и волне серьезно произношу: — И не вздумай в меня влюбляться.

— Да какой человек в здравом уме это будет делать?!

— Любовь считается болезнью, про влюбленность не знаю, но тоже не самое рациональное чувство. Так что здравый ум здесь ни при чем. Просто девушкам, особенно твоего возраста, свойственно влюбляться в дяденек постарше, особенно если те им в чем-то помогли. И мне порой не нравится твое выражение лица, то ли дура влюбленная, то ли просто дура, то ли… хрен знает что еще.