Беспечные

— Что-то ты совсем не умеешь уговаривать, — тихо сказала Настенька, надо мной склонившись, и меня поцеловала.

«Это теперь так называется?» — промелькнуло у меня в голове, и я пошёл исправлять свою недальновидную ошибку…

Когда я проснулся утром, солнце уже было высоко и светило в окно, а мне было хорошо и безмятежно. Я глянул на Настеньку, до сих пор меня обнимающую и почему-то не сбежавшую на свою утреннюю тренировку, и снова подумал, что она — моё ласковое солнышко. С ней было так тепло и уютно, что никак иначе и не назовёшь. Мне даже показалось, будто она немного светится в лучах утреннего солнца.

«Если это был её коварный план, чтобы мне уходить расхотелось, — лениво подумал я, — то он однозначно сработал».

Уходить мне сейчас действительно никуда не хотелось, и все части моего «я» в кои-то веки были со мной солидарны.

Провалялся я так недолго — не удержался и полез обниматься, чем девушку, естественно, и разбудил. Но она вновь от меня не сбежала…

К полудню оказалось, что я был достаточно убедителен, и мне согласились напечь пирожков в дорогу, но при условии, что я никуда не ухожу до завтра. Согласился я незамедлительно, и через несколько часов заветные магические пирожки были готовы.

Под предлогом, что нам теперь нечем заняться, пока пирожки остывают, меня потащили гулять по Яренке и Лесу.

К моему удивлению, даже вечером Настенька не сбежала на свою тренировку, а вместо этого помогала мне собирать походную сумку. А когда нашла в боковом кармане бережно сложенную свою вышитую салфетку, так ещё и запрыгала от радости и повисла у меня на шее…

Сумку мы всё же собрали, но виснуть на мне от этого не перестали. Я всё не мог понять, это она меня так уговаривает не уходить или прощается, как навсегда? Потом всё же решил остановиться на более жизнерадостной мысли и подумал, что это она мне так хочет сказать, чтобы я возвращался побыстрее, потому что с ней хорошо.

Спать я пошёл пораньше, чтобы утром выйти на рассвете, но, как всегда в таких случаях, сон не шёл. Настенька лежала рядом и поглаживала меня по груди.

— Может, мне для тебя всё же попросить коня? — тихо спросила она.

— Я лучше пешком, — ответил я, а про себя подумал: «Не люблю просить».

— А с тобой точно нельзя? — грустно спросила Настенька. — Я тебе не помешаю, честно.

— Извини, нельзя. Не в этот раз.

— Я буду по тебе скучать, — совсем тихо сказала она.

— Я тоже, — тихо признался я и покрепче прижал её к себе.

«Вроде бы не дрожит и не всхлипывает. Уже неплохо», — на этой мысли я окончательно загрустил, но всё же менять своё решение не собирался.

Вскоре она всё же уснула, а я ещё промучился несколько часов, но тоже заснул.

Проснулся я до рассвета и тихо встал. Тихо оделся и тихо ушёл. Не знаю, спала ли в это время Настенька, но она меня не окликнула, а прощаться я не хотел. Не люблю я долгие слёзные прощания и проводы. Что угодно, но только не это. Это совсем уж выше всех моих душевных сил вместе взятых.

Часть 4

Глава 22. Имя

Бабушка мне говорила, что собирается в Орден Ниев в Эвенне. Туда я и направился.

В Орден я добрался за две недели, но бабушки на месте не оказалось, Рэда — тоже. Когда я сказал, что они мне срочно нужны, Кирилл мне любезно поведал, что одна уехала к графине Дэйнере в Гердану, а другой — к графу Неррону в его Летающую Крепость в Весталии.

В тот же миг я проклял весь мир за то, что в нём нет средств более быстрого передвижения, чем грифоны, и связи, чем письма. Видимо, это настолько красноречиво отразилось на моём лице, что мне тут же сообщили, что сегодня же могут с ними связаться и передать им, по какому делу я их разыскиваю. Пусть я и не хотел, чтобы кто-либо знал, по какому делу я их разыскиваю, но идея мне понравилась.

«Почтовые грифоны через горы сейчас не летают, — начал размышлять я прямо на месте. — Значит, границу с Весталией мне надо будет пересекать по земле, и если в Гарте не окажется свободного грифона, то до Герданы я буду добираться недели две и ещё полнедели на грифоне обратно до Яренки — в месяц не уложусь».

Для меня сейчас один день опоздания был подобен смерти. И ладно бы, если бы моей. Со своей смертью я бы ещё как-то попробовал договориться, а вот как отвести неосязаемую смерть от другого человека — не знал. Несмотря на то, что Настенькины припадки больше не повторялись после того, как мы вернулись из Иномирья, я всё же не был уверен до конца, что её Душа не захочет снова куда-то сбежать, а сердце — окончательно разбиться.

«Значит, остаётся Рэд, — безрадостно подвёл я итог своим умозаключениям. — К нему ближе, я точно успею в срок».

Пусть эта мысль меня и не радовала, но с ней всё же пришлось смириться, а что ещё хуже — пришлось заочно записать Рэда в свою «семью», чтобы не пришлось просить «чужого» человека. Мне всё же проще было смириться с тем, что он — забивший на меня отец, чем просить помощи у незнакомца.

Я попросил, чтобы передали Рэду, чтобы он меня дождался у графа Неррона в Крепости, что я буду там через неделю-полторы.

До Гарты я добрался за несколько дней, но по закону подлости грифона там не оказалось. Мне снова пришлось тащиться через пустыню пешком, а всё потому, что верблюдов я терпеть не мог. Лошади ещё ладно, но верблюды меня раздражали одним своим видом.

У ворот Крепости я появился с однозначным намерением брать её в осаду, если меня мгновенно не пустят внутрь. Припёрся-то я к графу без приглашения. Но, к моему изумлению и разочарованию, брать её в осаду не пришлось: меня пустили без вопросов, лишь успел я назвать своё имя, да ещё и сами рассказали, где искать Рэда О’Ния. Более того, даже сопровождать меня никого не назначили.

На улицах Крепости было как-то уж слишком пустынно. Пока я искал нужный дом, я так никого и не встретил и бросил безуспешные попытки понять происходящее. В общем, я решил, что до меня Крепость каким-то загадочным образом взял в осаду Рэд, и теперь он тут главный. Иначе всё это я объяснить не мог.

Рэд нашелся на постоялом дворе на центральной площади Крепости, отчего моя теория о том, что он тут главный, немного пошатнулась, но, стоя перед дверью в его комнату, я думал уже отнюдь не об этом.

«Теперь главное, чтобы меня мой язык не подвёл, — вдруг засомневался я сам в себе. — Точнее, самообладание. Прошлый раз Яромир уж слишком легко меня „раздел“ при всём Совете».

Беззвучно выдохнув, я всё же взял себя в руки и постучал в дверь.

— Входите, — безлико послышалось с той стороны.

«Ну всё, Марк», — сказало моё ленивое «я», встало с мысленного дивана и бросило меня одного.

«Что „всё“?» — съязвил я ему в ответ.

«Назад дороги нет, — эхом прозвучало оно у меня в голове и закончило с сарказмом: — Только не разрыдайся опять… И не ухмыляйся как обычно».