Бессердечный любовник
Шрифт:
— Да.
Его племяннице почти семь месяцев. Я не могу представить, что у меня есть ребенок, за которым нужно присматривать, тем более, если он не мой. Я бы сделал то же самое, если бы был им. Во мне нет отцовской жилки, но я всегда буду рядом со своей племянницей или племянником когда он или она появляется.
— Моя племянница заслуживает такого правосудия, — добавляет он.
— Да, — отвечаю я.
— Более того, она невиновна в этом, и она заслуживает шанса на жизнь. Если я не помогу ей, никто не поможет. У нее не осталось никого, кто достаточно заботится о ней, чтобы убедиться,
Я смотрю на него и внимательно слушаю, что он мне говорит, потому что он заставляет меня думать о Саммер. Она — следующая невиновная в этой истории, и если я ей не помогу, никто другой не поможет.
Я просто не собирался помогать ей таким образом — защищать ее. Я достаточно мужественный, чтобы признать, что мои намерения были чисто эгоистичными.
Хотя я намерен убедиться, что она не умрет, улицы зальются кровью, прежде чем я позволю кому-либо причинить ей боль, мне нужно найти способ противостоять искушению, которое я чувствую, когда я с ней. Мне нужно вернуться за ту черту, которую я пересек.
Подальше от нее, потому что я полная противоположность всему, за что она выступает.
Она — жизнь и существование, а я — смерть.
Глава 20
20
Саммер
Прохладный утренний бриз ласкает мою кожу, когда мы едем по дороге в черно-белом Феррари Эрика.
Эрик смотрит вперед и на дорогу. Я вижу, что с ним что-то происходит. Сегодня утром, когда я проснулась и рискнула зайти в гостиную, у него был отсутствующий взгляд.
Прошлая ночь была также первой, когда я спала в своей постели с тех пор… ну, я склонна сказать, с тех пор, как мы начали спать вместе, но его сегодняшнее настроение говорит о том, что он, возможно, покончил со мной.
Вчера я его больше не видела, а когда мы увиделись сегодня утром, он просто сказал мне собираться, потому что он везет меня к Скарлетт. Вот и все. Я как будто разговаривала с другим человеком. Не с тем мужчиной, который сказал мне, что хочет меня или называл меня своей.
Вчера утром он заставил меня закружиться, когда сказал, что не оставит меня в покое, пока не закончит со мной. Он сказал это тем же собственническим тоном, которым говорил, когда сказал, что сохранил мои фотографии. Сегодня, однако, мы могли быть коллегами по бизнесу по пути на работу. Так что я не знаю, выглядит ли и ощущается ли так его окончание со мной.
Какого черта мне вообще есть дело? Если он со мной покончил, это должно быть хорошо. Верно?
Это означает, что мы вернемся к чему-то похожему на то, что было в первый день, за исключением того, что у него не будет такого очарования мной. Это полезнее для моего ума.
Просто он единственный парень, которому удалось пробиться сквозь мою внешность ледяной королевы и вызвать во мне какую-то реакцию. В моем извращенном сознании что-то похожее на жизнь разблокировалось, когда он был со мной. Впервые это произошло, когда я увидела искру желания в его глазах, когда он сказал мне, что я больше
не принадлежу Роберту.Ему бы не понравилось узнать, насколько свободной я себя чувствовала в тот момент, или как его прикосновения заставили меня почувствовать себя живой.
Я так упорно борюсь, чтобы остаться в живых, но я никогда не чувствую себя живой. Ни во сне, ни наяву.
Он единственный мужчина, который смотрит на меня как на человека, а не как на вещь, и когда он смотрит на меня, я не чувствую себя неудачницей или сломленной, ущербной женщиной, которая, кажется, разрушает все, к чему прикасается.
Может быть, это все было в моем воображении, и я видела то, что хотела видеть, и верила в то, во что хотела верить. У меня и так достаточно проблем, и он — проблема. Такой человек, как Эрик Марков, представляет опасность во всех смыслах этого слова. Думать о нем как-то иначе, чем мы есть и чем не являемся, может означать снова склониться к тому, чтобы стать садисткой, потому что любой путь, который я выберу с этим человеком, приведет к еще большей боли.
Так что, возможно, так будет лучше.
Даже если я не совсем понимаю, что происходит с Эриком, в глубине души я рада, что он пошел со мной, а не отправил меня со своей охраной.
Также приятно находиться вне квартиры и в мире. Вчера мне показалось, что он, возможно, беспокоился о том, как я буду себя чувствовать в доме Скарлетт, но, возможно, мне это тоже показалось.
Больше всего я хочу, чтобы обстоятельства были другими. Или, еще лучше, я хотела бы вернуть этот момент на год назад, когда я была в Лос-Анджелесе в гостях у Скарлетт.
Холодок пробегает по моей спине, когда мы поворачиваем на дорогу, ведущую к дому Скарлетт, и я задерживаю дыхание, пытаясь сдержать тревогу, заставляющую меня пробираться вперед.
Я выдыхаю, когда мы подъезжаем к ее современному двухэтажному дому в Редондо-Бич, но я все еще чувствую, как петля затягивается у меня на горле, а сердце снова болит.
Я смотрю на дом с его бордовыми акцентами на краю крыши, подчеркивающими кремовый цвет остальной части дома, и ожидаю, что она распахнет входную дверь и выбежит меня поприветствовать.
Все, что я вижу, — это пустота, напоминающая мне, что она больше никогда так не сделает.
Когда я выхожу из машины, я замечаю черный седан, припаркованный наверху на другой стороне дороги. Поскольку я всегда обращаю внимание на такие вещи, я смотрю и задаюсь вопросом, кто находится внутри машины.
— Это мои люди, — сообщает мне Эрик.
Я смотрю на него, и он приподнимает бровь.
— Они следят за этим местом? — спрашиваю я.
— Да.
— Ладно.
Он идет вперед, а я следую за ним.
Я знаю, где Скарлетт хранит запасной ключ, поэтому я иду прямо к цветочному горшку на крыльце с мини-розами, которые, похоже, уже увядают. Я полью их и цветы в ее саду, прежде чем уйду. Скарлетт любила цветы. Я не могу позволить, чтобы ее цветы тоже завяли.
Эрик наблюдает за мной, когда я открываю дверь, и когда мы заходим, ее запах окутывает меня. Этот запах, как мед и надежда, наполняет мои ноздри, а слезы жгут мои глаза.
Половицы скрипят под моими туфлями, когда я захожу вглубь и осматриваюсь.