Бессердечный любовник

— Это не личный вопрос, милая. Ты уверена, что хочешь спросить меня об этом?

— Да. Это личное, потому что похоже, что ты пришел сюда выпить в одиночестве. Это обычно никогда не бывает хорошо.

Он на мгновение опускает голову и смотрит на живописный вид городских огней. Когда он снова смотрит на меня, он расслабляет плечи и смотрит на меня с неуверенностью.

— Кое-что случилось. Нехорошее, но я с этим разберусь.

Я тут же задаюсь вопросом, знает ли Роберт, что я жива, и мои нервы напрягаются.

— Роберт знает, что я жива?

— Нет, я не думаю, что он знает. — Он изучает беспокойство, которое, вероятно, заметно на моем лице. — Не волнуйся, ты узнаешь, когда он узнает правду.

— Это потому, что ты мне скажешь? Или потому, что ты будешь использовать меня как приманку, чтобы заманить его? — Я выдерживаю его взгляд и стараюсь не показывать, как сильно я волнуюсь, что он сделает последнее.

Задумчивый взгляд его глаз заставляет мое сердце биться быстрее.

Неужели он действительно использует меня как приманку?

Я не знаю его достаточно хорошо, и мои инстинкты говорят мне, что я не должна пытаться узнать его. В глубине души я просто надеюсь, что он будет другим и не будет просто использовать меня, потому что моя сила угасает. Та внутренняя сила, которая у меня была, покидает меня, и Бог знает, какой я буду, когда похороню свою сестру. Вот тогда суровая правда действительно усвоится.

— Я не позволю ему добраться до тебя, Саммер, — отвечает Эрик, и узел напряжения, скручивающий мой живот, ослабевает.

Убежденность в его тоне удивляет меня. Он звучит так, будто это обещание или клятва. Это не похоже на то, когда я впервые сюда попала. Тогда я бы поставил свой последний цент, что он продаст меня Роберту при первой же возможности, чтобы получить шанс убить его.

— Разве нет?

— Нет.

Когда его глаза темнеют, мне снова приходит вопрос, что сделал с ним Роберт. Ярость, зреющая в глубине его бурного взгляда, несомненна, и моя душа дрожит от страха.

— Что он с тобой сделал, Эрик?

Мрачная улыбка кривит его губы, но глаза остаются прежними.

— Время вопросов окончено, Куколка, — заявляет он, отсекая все мои дальнейшие вопросы о Роберте. — И я был настолько любезен, что ответил на большее количество вопросов, чем рассчитывал. Думаю, пришло время заняться чем-то более интересным, не так ли?

— Как что? — Я уже знаю, что напрашиваюсь на неприятности с таким вопросом, но все равно задаю его. Лучше знать, что собирается сделать твой хищник, чем позволить ему обмануть тебя своими играми и заманить тебя в ловушку.

Он гасит сигару и смотрит на меня, на этот раз с тем тлеющим желанием, которое пожирает меня изнутри. То же самое желание, которое заставляет меня жаждать его вопреки себе. Он снова поднимает бутылку, и я делаю еще один глоток.

Его взгляд, неотразимая аура, исходящая от него, и алкогольный дурман, будоражащий мой мозг, — все это завлекает меня в то, что, как я знаю, произойдет дальше.

Он тянется к краю моего топа и тянет его вниз так далеко, что мои груди почти вываливаются наружу. — Я хочу снять это, чтобы я мог сосать твои сиськи.

Когда я поднимаю верхнюю часть над головой и он смотрит на меня, я уже не чувствую себя той женщиной, которой была несколько ночей назад.

Я чувствую себя женщиной, которая хочет его. Которая хочет, чтобы он помог ей уйти от реальности.

— Бля, идеально, — говорит он, берет вино и выливает его мне на голову.

Он улыбается, когда прохладная жидкость стекает по моей груди, и наклоняется, чтобы слизать ее.

— Я хочу попробовать тебя на вкус — бормочет он. — Иди сюда.

Когда он сгибает пальцы, я наклоняюсь к его губам и ухожу от реальности — именно это я и делаю, когда мы целуемся.

Когда мы сняли одежду, и он поднял меня, чтобы заняться со мной сексом прямо там, на балконе, я осознаю, в каком я беде, когда понимаю, что искра, которую я чувствую, когда он рядом, — это больше, чем просто влечение.

И это то, что опасно для меня, потому что у меня нет сил устоять перед искушением стать его.

Глава 22

22

Эрик

Каждый раз, когда я целую эту женщину, я чувствую, будто качаюсь на краю обрыва, и малейшее движение может столкнуть меня вниз.

Она была в моей жизни всего неделю, и посмотрите на меня. На прошлой неделе в это время я ничего о ней не знал.

Я занимался своими делами, замышляя смерть. Теперь я снова прижал ее к стенкам моего душа.

Я потерял счет тому, сколько раз она была со мной за эти несколько часов, и каждый раз я чувствую, что ускользаю. Я чувствую, что она тоже ускользает, и это то, чего она никогда не должна делать. Никто из нас не должен ошибаться в том, кто мы есть, и никто из нас не должен заходить так далеко за пределы линии рассуждения, чтобы не вернуться назад.

Я знаю, что не смогу, потому что не могу дать ей то, в чем она нуждается, — жизнь.

Она говорила о побеге от жизни, но я не думаю, что она понимает, что она сбежала от всего плохого, от чего она бежала, чтобы жить. Мне не нужно знать ее долгое время, чтобы знать это о ней.

Даже когда я целую ее, у меня такое чувство, будто она дарит мне новую жизнь, будто каждое прикосновение ее губ наполняет мою темную душу светом.

Я обхватываю ее лицо и снова погружаю свой член в нее, принимая то, что она мне дает. Ее стоны наполняют мои уши, и каждая клеточка моего тела впитывает ее. Когда я вбиваюсь в нее, я смотрю в ее глаза и снова вижу свет. Это как смотреть на то, чего ты хочешь больше всего, и знать, что тебе придется бороться, чтобы получить это.

Это то, чего я хочу, но я уверен, что не должен этого иметь, потому что, что бы я ни чувствовал по отношению к ней, я не могу ее иметь. Я не могу ее удержать.

Свет в ее глазах сияет, а затем его поглощает боль. Старая боль.

Старая боль, которая заставляет меня хотеть узнать, от каких плохих вещей она бежала. Еще более шокирующим является мое желание стереть их из ее памяти.

Что с ней случилось?

Я мог бы спросить еще раз, но я знаю, что она мне не скажет. Поэтому я делаю единственное, что я знаю, что могу, и наклоняюсь ближе, чтобы коснуться ее губ своими.