Без брака

Варя вдруг вспомнила, как на втором курсе, когда она уже съехала к мужу в съемную квартиру и пришла в общежитие в гости к девчонкам, комендантша застукала Ирку за курением на лестнице. Тогда это считалось страшным грехом, за которым следовали не менее ужасные кары. Из института исключить, конечно, не могли и из общежития выгнать тоже, но жизнь усложнялась капитально.

Пришлось сказать, что курила Варя, и она неумело прятала всунутый ей в руки бычок за спину и выслушивала вопли комендантши, которая сделать-то ничего не могла. Не жила здесь Варя больше. Комендантша, конечно, грозилась после этого Варю в общежитие не пускать, но потом как-то все рассосалось. И вот, больше двадцати лет прошло, а ничего, оказывается, не изменилось.

Ирка посмотрела на ее лицо и прыснула, видимо, тоже вспомнив ту давнюю историю.

– Рассказывай давай.

Пока Варя говорила, она внимательно слушала, периодически сильно и глубоко затягиваясь своей сигаретой. Потом потушила окурок, хорошенько промочила его под струей воды, выбросила в ведро, помахала рукой, выгоняя дым в раскрытое окно.

– Ир, что ты молчишь? Скажи что-нибудь.

– А что мне тебе сказать? – удивилась Ирка. – Я и двадцать лет назад не поняла, почему ты от своего Миронова в Америку убежала. Он же был весь из себя положительный и к тебе очень хорошо относился.

– Вот. – Варя вдруг горько рассмеялась. – Ир, а ты знаешь, ты же первый человек, который, сам того не желая, сформулировал суть проблемы. Виталий с самого начала очень хорошо ко мне относился. И это все, понимаешь? Он меня никогда не любил. По-настоящему не любил, как сейчас любит эту свою Лену. Он шел к своей цели, и ему просто было удобно, что жена рядом. Домой возвращаешься с дежурства, а там белье постирано, еда приготовлена, женщина под боком. А мне эмоций хотелось, я же актрисой себя считала, мне нужны были страсти, ревность, огонь… Вот я и уехала. От ровного стерилизованного хорошего отношения.

– Ну, хорошо. Ты приняла решение и уехала. Потому что у тебя тоже была мечта, и не твоя вина, что с его мечтой она никак не коннектилась. И что теперь? Прошло двадцать лет. Он свою мечту исполнил, да еще и настоящую любовь, как ты говоришь, нашел. А ты?

– Что я?

– У тебя мечта сбылась?

– У меня? – Варя горько рассмеялась. – Нет. Ничего у меня не сбылось. Ни мечта, ни я сама. Актрисой я так и не стала. Все, что у меня было, потеряла, детей не родила.

– И что? Ты теперь в отместку готова разрушить все то, что твой муж построил? Лишить его мечты, любви, надежды? А за что? За то, что ты не сумела сбить сметану из выданных тебе матушкой-природой сливок?

– Конечно, тебе легко рассуждать, – вздохнула Варя. – У тебя вон все есть.

Ирина прищурилась.

– Варь, если бы ты не уехала тогда и мы бы с тобой продолжали все это время дружить, то вся моя жизнь проходила бы на твоих глазах, а значит, ты бы знала, как первый муж меня смертным боем бил за любую провинность. Как я на две ставки в школе пахала, чтобы девчонкам не только еду купить, но еще и ботинки на зиму. Как муж у меня работать не хотел, зато пить-есть, да еще с дружками, – пожалуйста. Как я его выгнала, на развод подала и одна осталась в чужом городе без копейки, без квартиры. Как я полы по ночам мыла, чтобы хоть как-то съемную комнату в коммуналке оплатить. И все, что у меня теперь есть, я выстрадала. Мне Петю Бог подарил, потому что я руки не сложила, а, зубы сцепив, работала. И сердце свое не закрыла, в том числе для любви. И помощи ни от кого не ждала. И с Петей мы встретились в тот момент, когда у него бизнес прогорел и он все потерял. И я все равно за него вышла. А потом все наладилось. И дела у него в гору пошли, и квартиру мы купили, вот эту самую, и девчонки мои его полюбили и перестали от звука входной двери вздрагивать. И Ванюшка родился. Так что жизнь – она у всех полосатая. Не ты первая, не ты последняя.

Варя отвернулась к окну, пряча глаза, полные слез.

– Ты ведь не просто так у меня мое мнение спросила? – тихо уточнила Ирина. – Ты же не могла не знать, какое оно будет. Я с юности не сильно изменилась. Раз спросила, значит, все ты для себя уже решила. Решила ведь, да?

– Я не решила, – с досадой бросила Варя. – Трудно решить, когда ты по рукам и ногам связан обязательствами. Меня так ослепили мечты о больших деньгах, что я что-то там наподписывала не глядя. Если откажусь, то вообще по миру пойду. Единственный выход – написать заявление, что меня мошенники втянули в эту схему. Но тогда я влиятельных врагов наживу. А оно мне надо? За меня ведь заступиться некому.

– Ну, и этот твой Трезвонский тебе тоже не защитник. Из огня да в полымя – не самая лучшая стратегия. Ты думаешь, ты у него одна такая? Я на днях читала, что в данный момент он участвует в судебном процессе на стороне трех дамочек, которые пьют кровь из известного блогера и продюсера Вали Шутова. И только на том основании, что в свое время они родили от него детей.

– Достаточное основание, – улыбнулась Варя. – Не для того, чтоб кровь, конечно. Но для того, чтобы взыскать алименты. Детей нужно содержать и за них нужно отвечать. Виталий, например, отвечает. И за двух детей от брака с этой зразой-заразой Мариной, которая ему, по-хорошему, и настоящей женой же не была. Раз наш развод подложный, значит, и их брак был фиктивный. И за Мишку этого он тоже отвечает. Вот ведь какая штука.

– Варь, а может, ты до сих пор его любишь? – с подозрением спросила Ирина, блестя глазами.

Слово «любовь» вызывает блеск глаз у всех женщин без исключения.

– Ты знаешь, Ир, я ведь долгие годы, пока этот Трезвонский не появился, вообще о нем не вспоминала. Вот ведь какая штука. А когда приехала, посмотрела вокруг, пожила в его доме, то вдруг поняла, что, пожалуй, больше-то никого в своей жизни и не любила. Только Виталия. Он у меня, девчонки провинциальной, такой восторг вызывал. Старше на пять лет, врач, хирург… И мы с ним живем взрослой жизнью, квартиру сначала снимаем. Не было у меня более счастливого периода в жизни, чем те первые полгода после нашей свадьбы, когда я еще не заскучала и не поняла, что он ко мне «хорошо относится». Мужчины были, деньги они мне давали, но тоже не любили. Кукла я для них была, экстравагантная игрушка. И я ведь их не любила. А только пользовалась. И Виталием сейчас по привычке пытаюсь воспользоваться. А он ведь не такой, как они.

– Вот и подумай обо всем этом, – рассудительно сказала Ирина. – Подумай, а потом прими взвешенное решение. Если я правильно поняла из твоего рассказа, этот майор Таганцев и его жена – они хорошие люди. И твой Миронов – тоже хороший человек. Вряд ли они бросят тебя под танк и отдадут на растерзание Трезвонскому и компании. Тем более что ничто так не объединяет, как общие враги. А пока пошли чай пить. Девчонки пирог испекли. Они у меня в этом вопросе мастерицы.

Домой, а она уже привыкла так называть дом Виталия, Варя вернулась около восьми часов вечера. Состояние у нее было какое-то умиротворенное. Пожалуй, Ирина была права. Внутри себя она уже все давно решила, ей просто нужен был внешний толчок. Некий взгляд со стороны человека, который указал бы на то, как неправильно она поступает.

Раздевшись, Варя забралась с ногами на диван, открыла ноутбук, который притащила в гостиную из кабинета на втором этаже, открыла поисковик и ввела имя Марка Трезвонского. Даже странно, что такая простая мысль не пришла ей в голову раньше. На первых строчках в поиске оказалась информация по тому делу, о котором говорила ей днем Ира.

Некие дамочки Лика Смайл, Ника Стар и Мика Блох пытались отсудить у Валентина Шутова по пятьдесят процентов принадлежащих ему активов, потому что уверяли, что были его гражданскими женами и вели совместное хозяйство. В подтверждение этого факта все трое предъявляли своих детей, рожденных от вышеуказанного гражданина.

Интернет, как известно, хранит все, поэтому Варя с любопытством посмотрела запись шоу «Все говорят», в котором вся троица, словно вылепленная под копирку – силиконовые губы, груди, попы, наклеенные ресницы и наращенные волосы, – визжа и плюясь, объясняла ведущему, что они имеют право на деньги и недвижимость несчастного Вали.

Сам ответчик, имя которого Варе ничего не говорило, в студии не присутствовал, а с ухмылкой старого сенбернара наблюдал за тем, как суетятся кучерявые мелкие дворняжки в студии, подпрыгивая и гримасничая, будто их кусают блохи. Выглядело это неприятно. Отвратительно выглядело, надо сказать.