Без лица

Когда третий по счету ключ не подходит, Мария начинает сыпать проклятьями.

Девушка чуть отходит назад, она достает свой пистолет и прищуривается. Я затыкаю уши, а затем Мария нажимает на курок. И так четыре раза.

Кажется, я ошибалась насчет этого замка.

Затем Мария упорно бьет по нему, и он, наконец, слетает. Мы распутываем цепь. Мария берется за одни ворота, я в свою очередь за другие. Признаться, открывать оказывается не так-то просто. Приходится приложить много силы, чтобы хоть немного их сдвинуть. Снег мешается под ногами, я тяну на себя металлические прутья, и ворота еще немного сдвигаются. У Марии, похоже, уже есть в этом деле опыт, она справляется со своей стороной и присоединяется ко мне.

– Тренажеры? – кричу я, думая, что ее очень хорошо подготовили. Девушка на вид кажется хрупкой, а на самом деле Мария все-таки умеет обращаться с оружием, имея при этом хорошую физическую подготовку.

– Мешки с картошкой, – отвечает девушка.

Я понимающе киваю.

Мне тоже доводилось помогать на кухне, когда мы только попали в Содержательный дом, но для этого я была слишком слабой, поэтому до недавних времен была уборщицей. Я никогда даже не задумывалась, что Мария должно быть с детства отшивалась где-нибудь неподалеку.

Мы открываем ворота так, чтобы машины смогли проехать через них. Одна пролетает мимо, другая едет следом за ней. Мария встает перед машиной и машет руками, чтобы о нас не забыли. Автомобиль останавливается. Еле заметная тень скользит вдоль стены, мне удается уловить движение боковым зрением, но оказывается слишком поздно. Звук выстрела сливается с остальными звуками борьбы. Мария на мгновение замирает, ее руки грациозно скользят по воздуху, плечи опускаются, а затем она падает. Я срываюсь с места и успеваю поймать девушку.

Пули пролетают над головой, я не знаю, кто по нам стреляется, но и выяснять это не собираюсь. Я перекидываю руку Марии через плечо и тащу ее на себе к машине. Дверь распахивается, и девушки помогают нам забраться. Я падаю на колени, мы кладем Марию на сидения. Раздается рев мотора, и мы покидаем базу.

Сердце бешено колотится, виски пульсируют. Я не могу дышать. Глаза Марии открыты. Из шеи струится кровь. Все ее тело бьется в судорогах, я слышу ее хрип, понимая насколько ей больно, все внутренности сжимаются.

– Нет, нет, нет, – шепчу я. – Все хорошо, Мария, все хорошо.

Девушку трясет, ее глаза распахнуты, она тяжело дышит. Каждый вздох ей дается с трудом. Я снимаю полушубок и укрываю ее. Меня трясет не хуже ее, я закрываю руками рану Марии, отчаянно надеясь, что кровотечение остановится. Лицо девушки бледнеет, она дергается. Мария открывает рот, пытаясь что-то сказать, но кроме болезненного хрипа ничего не выходит.

– Ш-ш-ш, все хорошо, мы скоро приедем домой, папа тебе поможет, – меня переворачивает от такой лжи. Мария умрет прежде, чем мы доедем до дома.

Девушка тянется ко мне. Я убираю свои руки от ее раны, понимая, что это уже бесполезно. Мария берет мою руку, и наши пальцы переплетаются. Я чувствую какой-то предмет, но сейчас это не имеет значения. Она с силой сжимает мою руку, наши взгляды встречаются, ее рот дергается в попытке улыбнуться, а затем девушка замирает. Глаза становятся стеклянными, а хватка слабеет. Я склоняюсь над Марией, но не отпускаю ее руки. Слезы вырываются наружу с большей силой. Моя голова падает на ее тело, и в полном молчании, которое нарушают лишь мои всхлипы, мы добираемся до дома.

Не в первоначальном составе.

– Тебе нужно поесть, – Мия волнуется за меня, несмотря на то, что мы едва знакомы.

Девушка подходит к моей койке и ставит на прикроватный столик стакан с водой и тарелку с чем-то очень похожим на птичий помет – наша обычная еда.

– Я не хочу, – глаза воспалены от слез, когда я закрываю их, мне становится страшно, во снах то и дело что появляются трупы сестры, каннибалов, мародера, а теперь еще и бледное лицо Марии.

Сколько еще это будет продолжаться? Как много людей мне предстоит еще увидеть мертвыми, прежде чем умру я?

Мне кажется, словно безумие протягивает ко мне невидимые руки.

– Тебе НУЖНО, – настаивает Мия, садясь на соседнюю койку.

Я удивляюсь ее заботе, Мия кажется хорошей девушкой, но внутренняя тревога возрастает при ее приближении.

– Знаешь, я ведь не раз теряла дорогих мне людей, – спустя несколько минут девушка вновь начинает говорить, хотя мне не хочется слушать ее исповедь или делиться подробностями своей жизни и плакаться в жилетку. А точнее в обтягивающее, короткое красное платье. – Моя мать продала меня нашему соседу, чтобы как-то рассчитаться с долгами.

Я хмурю лоб.

– Что значит, она продалатебя?

Мия устало улыбается.

– Я должна была работать на него, – она делает паузу. – Так же как и вы.

– Что? Этого быть не может, как она могла?! – я переворачиваюсь на бок, и наши взгляды встречаются. Мои брови взметаются вверх в возмущении.

– Все просто, ей нужно было на что-то жить, – девушка прикусывает губу, а я навостряю уши. – Вначале я воспротивилась, за что была наказана, – Мия потирает руки, и в памяти всплывают ее многочисленные полоски шрамов. Неужели это плоды ее неповиновения? – Нашим соседом был мужчина сорока трех лет, он был жестоким малым, но это было не самое страшное. Его безумие и жажда к насилию объясняется наличием крошечного мужского достоинства, – ухмыляется девушка, я чувствую, как тошнота подкатывает к горлу. – Серьезно. Ужасной ошибкой был его сын Ларри.

– Парень с таким именем точно не сулит ничего хорошего, – я делаю неудачную попытку пошутить, Мия слабо улыбается.

В ее глазах стоят слезы, а каждое слово дается с трудом.

– Он всегда был добр ко мне в отличие от своего отца. Роман явно не сулил счастливого конца, все это было временно, и в один вечер, когда Джон вернулся раньше положенного, он застукал меня со своим сыном. Жуткий был скандал, а затем прилюдная порка на Центральной площади.

Я в прямом смысле ошарашена. Мои глаза раскрыты до максимума, а нижняя челюсть отвисла.

– Но как ты оказалась здесь? В Чистилище?

– Все просто Джон сказал, что я воровка, он спрятал в мои вещи деньги, которые комиссары нашли при обыске. Меня осудили, а затем посадили в поезд для всех преступников. И отправили…

– Сюда, – заканчиваю я за нее. Мия согласно кивает. – А как же малыш Ларри?

– Этот кретин приходил ко мне, когда я сидела в камере, во время следствия и обвинил в том, что я разносчик какой-то жуткой венерической болезни. Мол, он подцепил от меня что-то эдакое.